158425 (Какие вопросы решает философия? Имеют ли они смысл?), страница 4

Но что такое наша жизнь? Жизнь – это очень простая и близкая для всех вещь. Ортега предлагает удобный метод постижения жизни – «замечать одно за другим свойства нашей жизни в порядке от наиболее внешних к самым внутренним». Это позволит обнаружить ряд последовательных определений жизни, каждое из которых будет сохранять, и углублять предшествующие.

Самым первым определением жизни, полученным таким методом будет определение жизни как того, чем мы являемся и что делаем. По большей части, по справедливому замечанию испанского философа, наша жизнь состоит из того, что весьма маловажно. Бывает в ней и очень направленные моменты, чрезвычайно важные события. Но из каких бы событий ни складывалась наша жизнь, мы живем только тогда, когда осознаем, что с нами происходит, и испытываем от переживаемого какие-то эмоции. То. Что нам открывается в переживаниях, называют свойствами экзистенции или экзистенциалами. Экзистенциалисты отметили следующие экзистенциалы.

Первое, что мы обнаруживаем в жизни после того, как открываем, что жить – значит осознавать себя, оказывается, что в жизни мы еще и заняты какими-то вещами и существами мира, то есть вместе с собой мы обнаруживаем отличающийся от нас мир. Хайдеггер называет этот экзистенциал «бытие-в-мире».

Если мы задумаемся, в какие отношения мы вступаем с другими существами и вещами, то обнаружим, что, как правило, мы озабочены этими существами или вещами, и «забота» есть неотъемлемое свойство нашей сознательной жизни.

Мы живем здесь и сейчас, то есть мы находимся в каком-то месте мира (например, в России, в Москве, дома или в институте), и нам кажется. Что мы пришли туда по своей воле. В самом деле, жизнь предоставляет нам какой-то выбор, но мы не решаем, приходить нам в мир вообще или не приходить, рождаться или не рождаться. «Жить – это не выбирать по вкусу предварительно понравившееся место,… - это значит, оказаться вдруг и не зная, как, ввергнутым, попавшим, заброшенным в мир, который невозможно поменять». «Заброшенность» - это тоже экзистенциал.

«Страх» также является неотъемлемым свойством экзистенции. Определяет ли человек как-либо причину своего постоянного страха, вызван ли этот страх чем-нибудь определенным? Не всегда, отвечает Хайдеггер, человек боится неизвестности, «возможностей бытия», одной из которых является смерть.

Смерть известный финал всякой жизни, неизвестен только момент ее наступления. Как писал М. Хайдеггер, «Само бытие экзистенции – это бытие перед лицом смерти». Как только мы родились, мы сразу же начинаем быть перед лицом смерти. «Бытие перед лицом смерти» – тоже экзистенциал.

В соответствии с первым принципом экзистенциализма: «Существование предшествует сущности», экзистенция, которую он определял как специфически человеческий способ бытия, не возникает в готовом виде, она является результатом жизни, она обретается через проживание, какого то временного отрезка от начала жизни. Это значит, что от рождения человек еще не является ничем. Он ничего не знает, ничего не умеет. Как говорил Сартр, первоначально экзистенция представляет собой «ничто». То есть, человек сначала начинает существовать, быть, а затем в процессе бытия приобретает свою сущность, свою качественную определенность, становится чем-то. Чем он станет, зависит от самого человека, от того, каким он сам себя сделает. «Таким образом, - пишет Сартр, - первым делом экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование».

Когда человек становится кем-то, или, говоря более привычным языком, он становится сознательной личностью, он обнаруживает в своем бытии других людей, осознает себя как «бытие-для-другого». Сартр считает, что отношение к другим людям есть подлинная сущность человека, то есть что человек не может проявить свои человеческие качества (и таким образом обрести их) вне общения с другими людьми.

Но бытие с другими всегда конфликтно, так как чревато столкновением интересов, ограничением нашей свободы выбора. Бытие с другими заставляет нас сознательно ограничивать нашу свободу, потому что если мы хотим, чтобы другие считались с нашей свободой и нашими ценностями, мы должны считаться с чужой свободой и чужими ценностями. Таким образом, экзистенциализм открывает, что свобода двулика: второй стороной свободы является ответственность. Если мы согласны принять вызов времени и быть свободными, мы должны быть готовы нести ответственность за свой свободный выбор, за свои поступки. Мысли о социальной природе человека и о столкновении интересов людей в свой свободный выбор, за свои поступки. Мысли о социальной природе человека и о столкновении интересов людей в обществе не новы, но честь открытия ответственности в качестве второй стороны свободы целиком принадлежит экзистенциалистам.

Вопрос 6. Что такое архетипы коллективного бессознательного?

Ответ: Понятие «архетипы» Юнг разъясняет на основе учения о коллективном бессознательном. Юнг проводит четкое разделение между индивидуальным и коллективным бессознательным. Индивидуальное бессознательное отражает личностный опыт отдельного человека и состоит из переживаний, которые когда-то были сознательными, но утратили свои сознательный характер в силу забвения или подавления. Коллективное бессознательное — это общечеловеческий опыт, характерный для всех рас и народов. Юнг обнаружив, что наша психика содержит не только индивидуальное бессознательное, сформированное жизненным личным опытом отдельного человека, но в ней есть еще более глубинные слои, хранящие переживания и опыт предшествующих поколений. Именно этот уровень психики Юнг называет «коллективное бессознательное». Оно представляет собой скрытые следы памяти человеческого прошлого, а также дочеловече-ское животное состояние. Оно зафиксировано в мифологии, народном эпосе, религиозных верованиях и проявляется, то есть выходит на поверхность у современных людей через сновидения. Поэтому для Юнга главным показателем действия бессознательного являются сновидения, и его психологическая деятельность, в том числе и как врача-психоневролога, концентрировалась на основе сновидений. Причем коллективное бессознательное разделяется на два уровня: бессознательное рода – закрепленный в подсознании жизненный опыт той семьи, в которой человек родился; и коллективное бессознательное человечества – закрепленный в подсознании жизненный опыт всего человечества. Таким образом, на деятельность каждого человека влияет не только его собственный жизненный опыт, собственные переживания, но также опыт его рода и опыт всего человечества.

Хотя у маленького ребенка еще нет собственного сознания, бессознательный уровень его психики уже заполнен содержанием, переданным ему генетически. У бессознательной души ребенка необозримый объем и возраст, потому что ее содержание составляют архетипы коллективного бессознательного. Архетипы (от греч. слова архэ – «начало») - это, по определению Юнга, прообразы, первоначальные идеи, некоторые схемы, обусловливающие деятельность психики, формирующие мысли и чувства людей. Юнг сравнивал архетипы с невещественной системой осей кристалла, которая, как своего рода, поле задает кристаллу его форму.

Архетипы – это «осадок» коллективного исторического опыта человечества. Они присущи всем людям, но входят они в психику не в чистом виде, а в соединении с внешним и внутренним опытом человека, поэтому их так трудно выудить из подсознания, описать. Ближе всего к архетипам стоит опыт видений мистиков, бред психотиков и сновидения.

Изучая названные явления, юнг выявил наличие таких основных архетипов, как образ матери-земли, отца, героя, мудрого старца, демона, архетип «Самости».

Архетипы недоступны непосредственному восприятию, так как воплощаться они могут в разных видимых образах.

Как глубинные, изначальные образы, они проявляются на поверхности сознания в форме различных видений, религиозных представлений, символов.

Архетипы находят свое воплощение в мифах и сновидениях, служат питательной почвой для воображения и фантазии, составляют исходный материал для произведений искусства и литературы.

Как элемент бессознательного, архетипы с трудом поддаются определению, зато они очень тесно связаны с эмоциональными переживаниями.

Вся душевная жизнь личности несет на себе архетипический, врожденный отпечаток: мы плачем от одного и того же, смеемся над одним и тем же. Конечно, жизненная ситуация у каждого своя, но что человек в ней чувствует, как переживает разные события, как поступает, заранее «запрограммировано» архетипами.

Юнг считает, что не только отдельный человек, но и целый народ может быть захвачен бессознательным архетипом.

Вопрос 7. Почему не была построена коммунистическая формация?

Ответ: Советский коммунизм умер, как говорят, естественной смертью. Он саморазрушился под грузом тех неразрушимых проблем, которые были порождены им же самим. Мечтать сейчас о его воскрешении — это все равно, что фантазировать об оживлении человека, умершего от неизлечимой болезни и похороненного много лет назад. Если бы даже этот человек вдруг воскрес благодаря какому-то чуду (иначе ему, понятно, не воскреснуть), он в самом скором времени все равно отправился бы в мир иной.

Беглый обзор развития советского коммунизма показывает несостоятельность еще одной иллюзии — стойкого убеждения отдельных людей, будто жизнь в коммунистическом обществе была заметно лучше, чем нынешняя жизнь. Это явно не относится ни к периоду сталинизма, ни к 50-м и 60-м гг. Несколько легче и обеспеченнее стала жизнь только в 70-е гг., и когда с ностальгией вспоминают коммунизм, обычно имеют в виду именно данный короткий период. При этом как-то забывается, что в это время коммунизм был уже неизлечимо болен и катился все, ускоряясь, к собственному краху. Со всей наглядностью это обнаружилось уже в 80-е гг.

Нужно иметь короткую память, чтобы хотеть вернуться в то, внешне благополучное, но неустойчивое и обреченное общество, которому осталось существовать считанные годы.

С крушением коммунистического общества в России начало складываться новое общество. Чтобы понять его кардинальное отличие от коммунизма, достаточно вспомнить основные, определяющие черты последнего и сопоставить их с нынешней ситуацией.

В новом российском обществе все типично коммунистические способы устройства социальной жизни постепенно замещаются прямо противоположными. Во многом разрушена централизованная экономика. Проведена либерализация цен — первый шаг к рыночной экономике. Идет приватизация, очень широкая, хотя и неглубокая. Либерализирована внешняя торговля. В целом в экономике идет движение, общее направление которого — от плана к рынку. Исчезла единая для всего общества шкала ценностей: в одном и том же месте, и притом не обязательно в суде, могут собраться люди, одни из которых отстаивают коммунизм, другие — какую-то новую форму социализма, а третьи вообще выступают за капитализм. Нет единственной правящей партия с ее непременным вождем и ее единственно верной и даже «научной» идеологией. Средства коммуникации обрели немыслимую ранее независимость, хотя о подлинной свободе слова говорить рано. Нет тотального контроля, как нет и прямого преследования за убеждения. Исчезает пренебрежительное отношение к той демократии, которую коммунизм неизменно называл «формальной», слово «демократ» постепенно приобретает хвалебный оттенок. Слово «либерализм» скоро не будет сопровождаться непременным эпитетом «гнилой», а справедливость не будет отождествляться с распределением немногого, но за то на всех и поровну.

Перемены очевидны, как очевидно и то, что новое общество, несмотря на все стоящие перед ним трудности, не намерено возвращаться в коммунизм.

Вопрос 8. Может ли смерть быть смыслом жизни?

Ответ: Какой смысл имеет жизнь человека, если он знает, что он смертен? По мнению некоторых людей, все стремления к общему благу, борьба за лучшее будущее, развитие науки, полеты в космос — все это оказывается ничтожным перед «загадкой смерти». Подчас от верующих можно услышать, будто атеисты в вопросе о смысле жизни уходят от теоретического осмысления проблемы смертности человека, дают человеку «камень вместо хлеба», и что только религия может ответить на этот вопрос, ибо она срывает покров фальши и ставит нас лицом к лицу с неприкрытой реальностью — неизбежностью смерти в земной жизни и необходимостью веры в бессмертие души.

Религиозное миропонимание, используя естественное стремление человека к самосохранению и учитывая существование психологического барьера страха смерти, выступает с претензией на преодоление этого барьера путем указания на возможность воскресения и бессмертия. В действительности же иллюзорная попытка решения проблемы.

Проблема смертности, конечно, важная, но ее обсуждение необходимо увязывать с жизнью. Жизнь и смерть отрицают друг друга, но не абсолютно, смерть является необходимым моментом и закономерным результатом жизнедеятельности организма.

Осознание того, что человек живет только один раз, что смерть неизбежна, в известной мере стимулирует активность человека, постоянно возвращает его к вопросу о смысле жизни, о возможностях и способах осуществления своих способностей, своего призвания, о своей роли в усилиях людей построить жизнь, счастливую для всех. Определенные границы жизни человека заставляют его действовать, принимать решения уже сейчас, а не откладывать свои решения и действия до бесконечности или попусту растрачивать свои силы.

Однако человек действует отнюдь не потому, что предвидит неизбежную смерть. Движущая сила человеческих поступков коренится, прежде всего, в необходимости удовлетворять свои насущные потребности. Поэтому, хотя человек должен помнить о своей смертности, отсюда вовсе не следует, что перед лицом смерти жизнь его не имеет смысла. История развития человечества опровергает эту, по сути дела, патологическую точку зрения. Ведь мудрость человека не в том, чтобы быть во власти мыслей о смерти, а в размышлениях о жизни. Эпикур утверждал, что смерть для человека — ничто, «так как когда мы существуем, смерть еще не присутствует; а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем», то есть когда мы живем — смерти нет, а когда она пришла — нас уже нет.

Осознание человеком неизбежности своей смерти, скорбь по умершему содержат в себе, конечно, и трагические мотивы. Но этот трагизм в какой-то степени смягчается (но не снимается) тем, что отдельный человек, будучи представителем человеческого рода, остается жить в роде посредством продуктов своего творчества. Если человек сознает, что его жизнь была прожита не бесцельно, что он оставил после себя добрые дела, нужные и полезные для других людей, то он не чувствует себя в одиночестве, покинутым, забытым, и проблема личной смерти не выдвигается на передний план, заслоняя все остальное, и отнюдь не исчерпывается фактом физической смерти. Такой человек свое бессмертие утверждает посредством бессмертия дел и подвигов, своего вклада в материальный и духовный прогресс человечества.