141403 (Информационные аспекты безопасности и устойчивости развития общества), страница 2

Содержание понятия "электронное правительство" отнюдь не сводится к использованию в государственных органах достижений современной НТР, в т.ч. Интернет-технологий. Электронное правительство — это, скорее, система интерактивного взаимодействия государства и граждан с помощью Интернета, новая модель государственного управления, преобразующая традиционные отношения граждан и властных структур. В рамках такого подхода, обретающего все большую популярность, ИКТ трактуются в качестве инструмента повышения эффективности административной системы, рационализации расходования бюджетных средств, сокращения издержек на содержание госаппарата.

Концепции "электронного правительства" и "электронной демократии" начинают реально воплощаться в политике различных государств. Вместе с тем осуществление этих концепций на национальном уровне вступает в противоречие с представлением о "едином глобальном информационном обществе". "Рассуждая логически, — указывает, например, Треанор, — никто не может сначала доказывать, что Сеть объединяет мир, а затем призвать к электронному голосованию в каждом национальном государстве". И далее: "Во всяком случае, пока никто из дигитальных демократов не выдвинул идеи о том, чтобы позволить 600 миллионам африканцев выиграть референдум о миграционной политике у 250 миллионов граждан США". Высокий уровень развития ИКТ и вовлеченность страны в мировую коммуникационную сеть принято рассматривать как фактор политической толерантности в международных отношениях. Действительно, распространение ИКТ ведет к прозрачности и предсказуемости государственной политики. Свободный доступ информации снижает вероятность установления в стране авторитаризма и сопутствующего ему изоляционизма, способствует ускорению темпов экономического роста. Масштабы использования новых технологий, а значит — и степень интегрированное™ страны в мировое сообщество значительно влияют на ее статус. Однако, как справедливо отмечает Н.Говинг, доминирование в информационной сфере, включенность в коммуникационные сети не равнозначны тотальной транспарентности. ИКТ вполне могут быть орудием подавления демократии, манипулирования мировым общественным мнением.

Многие исследователи сходятся во мнении, что глобальная информатизация несет с собой угрозу национальной идентичности. Так, профессор Оксфордского университета М.Прайс подчеркивает, что развитие спутниковых и кабельных технологий на рубеже 1970-х годов и — особенно — синергия информационных и коммуникационных технологий на исходе XX столетия не только "сломали" национальные барьеры для потоков информации, но и оказали существенное влияние на понятие "национальная идентичность". Глобализация, по мнению Прайса, "обладает потенциалом создания общественной сферы за пределами территории национального государства и, возможно, направленной против этого государства". Транснациональные тенденции проявляются в изменении состава акторов на политической сцене: меняется (уменьшается или повышается) статус национальных и региональных лидеров, "в драму преобразования мира" включаются другие субъекты. Уже сейчас ведущие мировые медиа-компании претендуют на роль новых транснациональных "королевств". Более того, по прогнозу Прайса, в XXI в. обладание инструментами формирования образов идентичности (определяемых сегодня историей, языком, этнической принадлежностью, религией) может стать не менее эффективным средством давления, нежели оружие массового уничтожения.

О том, что глобальная информатизация чревата подрывом национального суверенитета и национальной культурной идентичности, пишет и А.С.Панарин, трактующий глобальное сообщество как "особую систему, в которой индивиды, выступающие в роли ничем не связанных граждан мира, имеют возможность напрямую обращаться к глобальным центрам экономической, политической и культурно-информационной власти, минуя посредничество национальных культур и правительств". Согласно этому автору, главная угроза национальному суверенитету и национальной идентичности исходит сегодня от тех групп, которые в состоянии выходить, минуя национальные ограничения, в мировое экономическое, политическое, информационное пространство (помимо медийной элиты к ним относятся влиятельные финансово-экономические круги). Отрыву современных элит от национальной почвы, национальных интересов и традиций способствуют и некоторые сдвиги в системе современного информационного производства, обмена и распределения, в т.ч. все большие расхождения между знаковой (семиотической) и содержательной (семантической) функциями образов и, как следствие, увеличение числа образов и понятий, не отражающих ни культурную память, ни эмпирический опыт, но являющихся результатом информационного импорта.

Многие исследователи обращают внимание на тенденцию к формированию новой наднациональной идеологии — "сетизма" ("киберлиберализма"), проповедующей отказ от любых ограничений информационного обмена и мировых стихийных потоков информации. Эта идеология, связанная в первую очередь с агрессивной пропагандой Интернета, опасна в силу своего безудержного экспансионизма, стремления к унификации, принудительности, разрушению моральной автономии человека. Движение к единому глобальному информационному обществу, единой коммуникационной сети, как считают критики "киберлиберализма", — не более чем красивый лозунг, за которым стоят интересы бизнеса (крупных компаний в области медиа). В рамках этой идеологии информационная стихия современного мира преподносится как имеющая особый уровень организации, свой вектор и логику развития, заранее заданный баланс сил и влияний; "глобальное общество понимается как новый мир, в котором граждане мира отвергают нормы патриотической лояльности в пользу ценностей американоцентризма".

В контексте концепции "информационного империализма" часто рассматривается и упоминавшаяся выше проблема информационного неравенства. По мнению сторонников этой концепции, понятие цифрового разрыва, будучи производным от теории глобального рынка, по сути экспортируется США в другие страны, ибо развитие ИКТ в информационно отсталых странах — необходимое условие дальнейшей глобализации (американизации), важнейшее орудие захвата новых рынков. С этой точки зрения трактуются и усилия США по преодолению цифрового разрыва и укоренению идеи безальтернативного "информационного общества".

4. Сила и слабость в информационный век

Технологический прогресс (прежде всего — стремительное распространение ИКТ) существенно меняет представления о государственной мощи и балансе сил. Современные технологии позволяют сильным международным акторам увеличить свою мощь, оптимизировать ее использование, но при этом слабые игроки тоже получают дополнительные возможности для своих действий. Довольно условным становится и само традиционное разделение на "сильных" и "слабых". Трагические события 11 сентября 2005 г. наглядно это продемонстрировали: самая могущественная держава мира, создавшая высокотехнологичную стратегическую ПРО, оказалась не в состоянии обеспечить защиту собственного военного ведомства; объявив зоной своих жизненных интересов практически весь земной шар, не смогла уберечь граждан даже у себя дома; проектируя мировую финансовую и информационную глобализацию, не сумела перекрыть финансовые потоки международного терроризма и проиграла ему информационную войну.

Сознательное информационное воздействие на противника, наличие необходимых данных, умение их обрабатывать и принимать на их основе оперативные решения всегда были важными факторами победы в международных конфликтах. Однако если в войнах прошлого недостатки тактической информации можно было компенсировать привлечением дополнительных сил, то в настоящее время информационное превосходство во многом предопределяет исход вооруженного противостояния. В условиях циркуляции информации в режиме реального времени преимущество получает та сторона, которая обладает наиболее развитой информационной инфраструктурой и способна донести до мирового сообщества сведения о конфликте под выгодным для себя углом зрения. Победить в информационной войне — значит собирать о противнике больше разнообразных данных, быстрее их обрабатывать и доводить до руководства страны, быстрее принимать решения, не давая сопернику делать то же самое. Это значит поддерживать такой темп проведения операций, который тот не в состоянии достичь, и действовать, не оставляя недругу времени на ответные меры.

Со спецификой ИКТ и информационно-коммуникационной инфраструктуры связано появление новой концепции международно-политического конфликта — "асимметричной войны". В такой войне противники обращаются к качественно различному оружию: в ответ на применение "сильной" державой традиционных видов вооружения и разведывательных средств "слабое" государство прибегает к нетрадиционным, но не менее действенным и эффективным приемам, используя "современные средства коммуникации, транспорта, информации, "психологический террор", давление через СМИ, ножи, самодельные бомбы, гражданские самолеты и корабли — все, что может представлять потенциальную угрозу".

Относительно низкий уровень информатизации ключевых сфер жизнедеятельности делает "слабую" сторону менее уязвимой перед лицом информационного оружия. При этом она в состоянии нанести серьезный удара по инфокоммуникационным системам противника, причинив им непоправимый ущерб. В результате меняется само понимание информационного лидерства и информационного превосходства: для каждого участника международных отношений "становится во все более возрастающей степени неумно воспринимать собственное информационное превосходство как простую данность". Залогом победы в современных асимметричных конфликтах, как отмечает американский генерал М.Мейгз, является грамотно проводимая информационная борьба, позволяющая правильно оценить противника, а также определить и внимательно изучить собственные уязвимые места.

Появление концепций "сетевой" (network-centric warfare) и "внегосударственной" (stateless) войн связано с трансформацией угроз международной безопасности на рубеже столетий. Очевидно, что в будущем основная опасность будет исходить не от регулярных армий различных стран, а от всевозможных террористических, криминальных и других аналогичных организаций, участники которых объединены в определенные сетевые структуры. Эти транснациональные (инфранациональные) социальные группы трудно идентифицировать, у них нет постоянного адреса, "поле их деятельности — весь мир". Подобные группы и организации не имеют четкой иерархической подчиненности, нередко у них нет и общего руководства. Они координируют свою деятельность, используя средства глобальных коммуникаций. Отличительная черта таких структур — наличие единой стратегической цели и отсутствие планирования на тактическом уровне. Для обозначения данных структур разработан специальный термин — "сегментированная, полицентрическая, идеологизированная сеть" (Segmented, Polycentric, Ideologically Integrated Network — SPIN).

Указанные концепции уже используются при разработке внешнеполитических стратегий. Так, в США рассматривается вопрос о создании глобальной информационной сети Минобороны — так называемый проект Defense Information Grid, который координируется Агентством информационных систем Министерства обороны страны (DISA). Идея "сетевой войны" была положена и в основу строительства американских вооруженных сил. Многие эксперты рассматривают внешнеполитические действия США после событий 11 сентября и, в первую очередь, контртеррористическую операцию в Афганистане как практическую реализацию концепции "сетевой и асимметричной войны".

На государственном уровне сетевая и асимметричная борьба означает прежде всего антитеррористические действия. Насколько они могут быть эффективными?

Специалисты подчеркивают, что в современном, информационно-ориентированном, конфликте структурное и доктринальное превосходство важнее технологического. При столкновении иерархических и сетевых систем (т.е. государственных и негосударственных акторов) первые оказываются в менее выигрышном положении, ибо им необходимо существенно больше времени для принятия решений и адекватного реагирования на происходящие изменения. "Сетевые вызовы" требуют сегодня от государств "сетевых ответов", предполагающих выработку и применение новых механизмов межведомственного координирования, тесное взаимодействие с негосударственными организациями, развитие межгосударственной кооперации и унификацию национальных правовых кодексов.

Заключение

Реальная практика использования громадного мобилизующего потенциала глобальной Сети радикально настроенными (в т.ч. террористическими) организациями со всей остротой ставит вопрос о контроле над мировым информационным пространством. Возникает сложная дилемма. С одной стороны, государства ищут механизмы регулирования своих секторов Интернета, в частности путем подчинения их нормам национального законодательства. Аргументируется это тем, что нерегулируемое информационное пространство порождает серьезные угрозы для гражданского общества (распространение международных мафиозных и криминальных группировок, кибертерроризма, низконравственной информации). С другой стороны, граждане-пользователи, являющиеся участниками различных виртуальных сообществ (и верящие в саморегулируемость Интернет-пространства) стремятся в максимальной степени воспользоваться теми колоссальными возможностями для общения и взаимодействия, которые предоставляет Интернет, а потому заинтересованы в минимальном государственном вмешательстве во всемирную паутину.

Должны ли государства контролировать информационные потоки в мировом информационном пространстве? Сегодня все государства так или иначе склоняются к положительному ответу на этот вопрос, прибегая к фильтрации информации, мониторингу или принятию соответствующих законодательных актов. Влиятельными оппонентами государств в рассматриваемой сфере являются многочисленные НПО, ассоциации, неформальные группы, которые требуют максимального ограничения официального контроля и влияния в Интернете во имя свободы и прогресса. К числу таких организаций относится "The Electronic Frontier Foundation" (EFF), которая была создана в 1990 г. Она насчитывает более 3500 активных членов и получает солидную финансовую поддержку со стороны фирм и предприятий, связанных с разработкой высоких технологий и электроники. EFF выступает за отказ от государственного контроля над информационными потоками, за свободный доступ к информации, за совершенствование законодательства в области интеллектуальной собственности, за безопасность передачи и конфиденциальность информации. Ярким примером интернетовского либертарианства стала "Декларация независимости Киберпространства" основателя ЕРРДж.П.Барлоу. Этот документ был написан и размещен в Сети в 1996 г. в ответ на попытку американского правительства ввести цензуру в Интернете. Барлоу категорически не приемлет какие-либо ограничения самовыражения в Сети и отстаивает независимость всемирной паутины от государственных структур. Кибер-пространство представляет собой альтернативу обществу как таковому, ибо оно уже не является тем, что мы привыкли считать социальной реальностью, утверждает он. Организованное посредством телекоммуникаций и всеобщих усилий на базе особого "общественного договора", в котором нет места аппарату господства и принуждения, оно становится "оффшорной зоной свободы", где отношения выстраиваются не по принципам, господствующим в окружающей социальной действительности, а сообразно собственной этике. Борьба сторонников и противников свободы в Интернете продолжается. Вопрос о том, как совместить автономию индивида, гарантирующую ему свободу выбора, с общественной солидарностью и необходимым для общества уровнем контроля и безопасности (чтобы свобода была благом для всех, а не только для избранных), пока не имеет ответа. Несомненно, что для его решения требуются всесторонний научный анализ влияния ИКТ на внутреннюю и международную политику, выявление нетрадиционных рисков и угроз, связанных с увеличением роли информации и коммуникации в современном мире. Только на этой основе можно будет выработать действенные механизмы контроля и управления процессами глобальной информатизации, не входящие в противоречие с фундаментальными принципами демократии и гуманизма.