Глава 20 (Г.В. Осипов - История социологии в западной Европе и США), страница 3

Согласно Сорокину, социальная мобильность есть естественное, нормальное состояние общества и включает в себя регулярные перемещения не только индивидов, групп, но и социальных объектов (ценностей), т. е. всего того, что создано или модифицировано в процессе человеческой деятельности, из одной социальной позиции в другую. Им различается горизонтальная и вертикальная мобильность. Первая предполагает переход из одной социальной группы в другую, расположенную на том же уровне общественной стратификации. Под вертикальной мобильностью он подразумевал перемещение индивида из одного пласта в другой, причем в зависимости от направления самого перемещения можно говорить о двух типах вертикальной мобильности: восходящей и нисходящей, т. е. социальном подъеме и социальном спуске [43, с. 133—134].

Вертикальную мобильность, по мнению Сорокина, должно рассматривать в трех аспектах, соответствующих трем формам социальной стратификации (политическая, экономическая, профессиональная), — как внутрипрофессиональное или межпрофессиональ-

476 Глава 20. Интегральная социология Питирима Сорокина

ное перемещение, политическую циркуляцию и продвижение по экономической лестнице. Восходящую линию мобильности он предлагает оценивать двояко: не только как индивидуальное поднятие или, по выражению Сорокина, индивидуальное просачивание, инфильтрацию, но и как коллективное восхождение, когда в более высокой страте создается новая группа индивидов. «Занимать высокое положение при дворе Романовых, Габсбургов или Гогенцол-лернов до революций означало иметь самый высокий социальный ранг. «Падение» династий привело к «социальному падению» всех связанных с ними рангов. Большевики до революции в России не имели какого-либо особо признанного высокого положения. Во время революции эта группа преодолела социальную дистанцию и заняла самое высокое положение в русском обществе. В результате все ее члены были подняты до статуса, занимаемого ранее царской аристократией» [43, с. 135].

Основным препятствием для социальной мобильности в стратифицированном обществе является наличие специфических «сит», которые как бы просеивают индивидов, предоставляя возможность одним перемещаться вверх, тормозя передвижение других и задерживая их в низших стратах общества. Это «сито» суть механизмы социального тестирования, отбора и распределения индивидов по социальным стратам. Как правило, эти механизмы в мобильных обществах, по мысли Сорокина, совпадают с традиционными каналами социальной вертикальной мобильности. К их числу он относил: семью, школу, церковь, армию, всевозможные профессиональные, экономические и политические организации и объединения. На базе богатого эмпирического материала Сорокин делает вывод, что «в любом обществе социальная циркуляция индивидов и их распределение осуществляются не по воле случая, а по необходимости и строго контролируются разнообразными институтами» [43, с. 207]. Но при этом он делает важное добавление: «за исключением периодов анархии и социальных потрясений». Короче, уже при написании этой книги Сорокин четко различал социальную мобильность в так называемые нормальные периоды относительной общественной стабилизации и мобильность в периоды социальной дезорганизации (войны, революции, голод, эпидемии и т. п.). «И если мобильность в нормальные периоды постепенна, регулируема и контролируется твердыми правилами, то в периоды великих бедствий... поступательность, упорядоченность и строго контролируемый характер мобильности существенно нарушаются» [34, с. 113]. Однако в периоды хаоса, разрушения внутренней социальной структуры общества все равно, по Сорокину, сохраняются помехи к неограниченной социальной мобильности: остатки «сита» старого режима и быстрый рост нового «сита» зарождающегося порядка.

Говоря о факторах, влияющих на вертикальную циркуляцию индивидов, Сорокин в качестве наиболее константных выделяет:

Глава 20. Интегральная социология Питирима Сорокина 477

демографический, различие между родителями и детьми, динамику антропосоциального окружения. Так, к примеру, по его мнению, низкая рождаемость или высокая смертность в высших стратах приводит к «социальному вакууму», который постепенно заполняется представителями низших страт [43, с. 358], иными. словами, происходит как бы круговая циркуляция внутри элиты общества.

Для Сорокина, как, впрочем, и для многих исследователей до и после него, очевиден внеисторический динамизм самой социальной стратификации. Абрис и высота экономической, политической и профессиональной стратификации — вневременные характеристики и нормативные черты стратификации. Их временные флуктуации не имеют никакого однонаправленного движения, скажем, в сторону увеличения социальной дистанции или ее сокращения. Правда, при этом он осторожен и в утверждении факта периодичности временных флуктуации стратификации [43, с. 55—56]. «Социальная стратификация — это постоянная характеристика любого организованного общества. Изменяясь по форме, социальная стратификация существовала во всех обществах, провозглашавших равенство людей. Феодализм и олигархия продолжают существовать в науке и искусстве, политике и менеджменте, банде преступников и демократиях уравнителей — словом, — повсюду» [43, с. 16]. Воистину пока история показывает, что нестратифицированное общество с подлинным и последовательно проведенным принципом равенства его членов есть миф, так никогда и не реализованный на практике и оставшийся лишь знамением всемирных эгалитаристов.

Сциентистское новаторство Сорокина, пионера в области теоретической и специальной социологии, популяризаторство идей европейской социологии в замкнутой на самой себе и эмпирико ориентированной американской социологической школе, созидание «нового» категориального словаря современной парадигмы социологии, феноменально быстро сделали Сорокина фигурой довольно популярной, хоть и одиозной, в академических кругах Америки. В 1930 г. занавес враждебности окончательно пал. Всемирно известный уже тогда Гарвардский университет учреждает социологический факультет и предлагает Сорокину возглавить его. И если ранее Сорокин предпочитал уклониться от предложений подобного толка, то на сей раз он принимает приглашение и на долгие годы (вплоть до полной отставки) занимает кресло декана факультета. Пусть гарвардский период и не стал самым плодотворным периодом в жизни Сорокина, но, очевидно, — самым творческим. Именно в 30—50-е годы он достигает своего акме, его труды приобретают мировую известность, а благодаря прежде всего им их автор и поныне считается крупнейшим социологом столетия.

Сохранились многочисленные воспоминания о Сорокине-педагоге. По рассказам, он был безусловно нестандартным лектором с присущими только ему стилем преподнесения материала и мане-

478 Глава 20. Интегральная социология Питирима Сорокина

рой говорить. Он так никогда и не утратил специфического русского акцента. Когда он всходил на кафедру и начинал говорить, многим из его слушателей казалось, что они скорее внимают восторженной церковной проповеди, чем учебной лекции. Обладая громадной физической силой, он совершал бешеные атаки на классную доску, кроша мел. И еще один довольно характерный набросок. Сорокин почти никогда не хвалил своих американских коллег, даже скорее наоборот. Следующий отрывок из его речи в этом смысле довольно показателен. «В другой раз он сказал мне: «Джон Дьюи, Джон Дьюи, Джон Дьюи! Ну, прочел я одну его книгу. Прочел другую. Прочел, наконец, третью. Но в них ничего нет такого!» [19, с. 489].

В середине 30-х годов Сорокин анонсирует новое направление своих штудий и публикует ряд статей на темы, в общем не свойственные его предшествующему творчеству. К примеру, «Пути арабского интеллектуального развития с 700 по 1300 гг.» (1935 г.), «Флуктуации материализма и идеализма с 600 г. до н.э. и вплоть до 1920 г.» (1936 г.). Для осуществления сорокинских замыслов Гарвардский университет выделяет колоссальный по тем временам грант в размере 10 тыс. долларов. Сорокин привлекает многих русских ученых-эмигрантов, а также многих своих гарвардских учеников (среди них был и самый блистательный, по его словам, Роберт Мертон) как соавторов, так и для сбора массового эмпирического материала, статистических подсчетов и технической обработки всякого рода источников и специальной литературы. В результате с 1937 по 1941 г. выходит его главное детище четырехтомная «Социальная и культурная динамика» — беспрецедентный по объему и эмпирическому охвату социологический труд, превзошедший в этом смысле, на наш взгляд, и «Капитал» Маркса, и даже «Трактат по общей социологии» В. Парето.

В отличие от его предыдущих исследований реакция на книгу была крайне неоднозначной и в целом далеко не в пользу Сорокина. По подсчетам А. Тиббса, в популярных американских журналах из семи рецензий лишь две были неблагосклонными; в специализированной несоциологической периодике из шести рецензий благожелательной оказалась только одна; а в специализированных социологических журналах из одиннадцати рецензий шесть были амбивалентными, четыре — отрицательными и лишь один отклик — положительным. Рецензии Р. Макайвера и Г. Шнайера в центральном органе Американской социологической ассоциации — «Американском социологическом обозрении» •— оказались и более того: резко отрицательными [19, с. 506]. Автоматически интеллектуальная изоляция Сорокина стала вновь возрастать.

Тем не менее именно в «Социальной и культурной динамике» былые интегралистские настроения и тенденции ученого окончательно оформляются в единую интегральную модель. Не претен-

Глава 20. Интегральная социология Питирима Сорокина 479

дуя на последовательное и систематическое описание когнитивной модели Сорокина, аккумулировавшей, как может показаться, идеи почти всех отраслей гуманитарного знания, постараемся довольно лаконично очертить как саму модель, так и основные ее методологические основания. Кроме «Социальной и культурной динамики», особенно вводного раздела первого тома и всего четвертого тома, мы будем апеллировать к прецеденту «телеграфного конспекта», одобренному самим Сорокиным, его интегральной модели [21].

Все люди так или иначе вступают в систему социального взаимодействия под влиянием целого комплекса факторов: бессознательных (рефлексы), бйосознательных (голод, чувство жажды, половое влечение и т. п.) и социосознательных (значения, нормы, ценности) регуляторов. В отличие от случайностных и временных агрегатов людей (толпа), характеризуемых отсутствием ясных и пролонгированных связей, только общество способно продуцировать значения, нормы, ценности, существующие как бы внутри каждого из социосознательных «это» — конституирующих общество членов. В этом смысле любое общество можно описать и понять только лишь сквозь призму присущей ему системы значений—норм—ценностей. Эта система суть единовременное культурное качество.

Скрытые в социосознательных индивидах и обществах культурные качества (социологический реализм) обнаруживаются во всех достижениях человеческой цивилизации, сохраняющихся даже в дискретные периоды культурной истории, вызванные общественными бедствиями (войны, революции, голод и т. п.).

Социоэмпирические исследования культурных качеств (значений, норм, ценностей) позволяют выявить весьма длительные периоды истории, в течение которых проявляются относительно близкие и даже идентичные культурные образцы — виды деятельности, мысли, творчества, материальное производство, верования и т. п. Эти продолжительные образцы культурной жизни, несмотря на всевозможные и случайностные девиации, эмпирически устанавливаются лишь потому, что сами они суть продукт логико-значимых культурных систем.

При этом логико-значимые культурно-ценностные системы — детерминанты культурного качества — формируются под воздействием «двойственной» природы человека, существа мыслящего и существа чувствующего. Преимущественное качество тем самым совпадает с одним из полюсов ценностно-культурной шкалы. Если основной акцент сделан на чувственной стороне человеческой природы, то соответственно детерминируется чувственный образец культурных ценностей; на воображении и разуме —нечувственньй, хотя и в том и другом случае не нейтрализуются полностью противоположные мотивы поведения, мышления. При условии же

480 Глава 20. Интегральная социология Питирима Сорокина

баланса чувственных и рациональных стимулов формируются особые идеалистические культуры.

В соответствии с этим выделяются и три типа мышления. В одном случае истинная реальность рассматривается как нематериальное и вечное бытие, физические запросы и потребности человека при этом минимизируются за счет гипертрофированного акцента на духовных устремлениях личности. В другом — реальностью считается лишь то, что открывается органам ощущений (чувств), медитация «низвергается», удовлетворение физических потребностей абсолютизируется. Наконец, в третьем случае осуществляется специфический синтез чувственного и внечувственного познания и критерия истинности.

Перегруппировка всех классов ценностей, значений и норм в этом ключе, их вскрытие на основании исторического исследования показывают удивительное соответствие с ценностными классами, выработанными древнегреческой философией. А именно: ценности, происходящие в результате когнитивной деятельности (Истина); ценности эстетического удовлетворения (Красота); ценности социальной адаптации и морали (Добро, Добродетель); и, наконец, конституирующая все остальные ценности в единое социальное целое — ценность Пользы. Любую социально значимую человеческую активность можно объяснить посредством этих четырех поистине универсальных категорий. Игнорирование их или подмена другими объясняющими принципами неизбежно приведет к сциентистской неудаче искусственного перевода этих категорий на язык других и менее адекватных терминов.