Семья, страница 2

Никто, вероятно, не будет спорить с тем, что половые и брачные отношения далеко не одно и то же. Половые отношения могут существовать и существуют и без брач­ных. Брачные отношения, включая в себя половые, никогда к ним не сводятся. Брак есть определенная социальная организация отношений между полами. Он предполагает наличие определенных, признанных обществом прав и обя­занностей между связанными им сторонами. Там, где соци­альная санкция отношений между полами отсутствует, они не являются бракам и в том случае, если имеют долговре­менный характер.

Но надо определенные права и обязанности по отноше­нию друг к другу существовали у родов, составлявших дуальную организацию. Каждый из них, строжайше воспре­щая половое общение между своими членами, предписывал членам своей мужской группы вступать в половые отно­шения с членами женской группы другого коллектива и соответственно членам своей женской группы — с чле­нами мужской его группы. Этим социальное регулирова­ние половых отношений на первых порах и ограничи­валось.

Связи по дето производству были социально организова­ны только как отношения между группами индивидов, но не между индивидами, взятыми в отдельности. Ни один кон­кретный мужчина не был обязан вступать в связь с любой женщиной другого рода, равно как ни одна конкретная женщина не была обязана отдаваться любому мужчине иного рода. Для каждого конкретного члена, скажем, муж­ской группы одного коллектива обязанность вступать в по­ловые отношения с членами женской группы другого рода являлась лишь указанием на круг лиц, внутри которого он имел право искать полового партнера, и только. Кто же из данного круга лиц становился его партнером и на какое время — это определялось лишь доброй волей вступавшие в связь. Вступление в половые отношения лиц, принадле­жавших к разным родам, не давало им никаких прав друг на друга и не накладывало на них никаких обязанностей по отношению Друг к другу

Таким образом, половые связи между индивидами, как таковыми, не были социально организованы. Они были социально упорядочены между ними лишь как между члена­ми определенных групп.

Групповой брак, пришедший на смену агамии и частич­ной агамии, не был ни суммой, ни системой индивидуальных браков. При своем возникновении он никак не был связан с индивидуальным браком и существовал без него. Первона­чальный групповой брак был просто-напросто союзом двух родов, существование которого обеспечивало половые отно­шения между их членами …

ОДНОСТОРОННИЙ МЕЖРОДОВОЙ БРАК

Возникновение одностороннего межродового брака от­крывало определенную возможность расширения круга воз­можных брачных партнеров. Реализация ее достигалась путем заключения групповых брачных союзов с родами, с которыми раньше таких отношений не существовало. Однако при этом круг потенциальных брачных партнеров оставался все же ограниченным. Члены каждой данной группы могли вступать в индивидуальный брак с членами только тех родов, с которыми данный род состоял в брачном союзе, причем мужчины могли вступать в брак лишь с жен­щинами родов, выступавших по отношению к данному как «жены», а женщины только с мужчинами родов, прихо­дившихся данному «мужьями».

В дальнейшем развитии все эти предписания постепенно исчезают, и в конце концов сохраняется одна лишь родовая агамия, а тем самым всего лишь требование вступать в поло­вые отношения вне данной, сравнительно небольшой груп­пы. Таким образом, экзогамия, которая на поздних этапах эволюции родового общества выступает как единственная, исключая индивидуальный брак, форма регулирования от­ношений между полами, представляет собой не что иное, как пережиток группового брака, остаток брачно-группового регулирования …

СУЩНОСТЬ ЛЮБВИ — ТЕМА ФИЛОСОФСКОГО РАЗМЫШЛЕНИЯ

В этике с понятием любви связаны интимные и глу­бокие чувства, особым вид сознания, душевного состоя­ния и действий, которые направлены на другого чело­века, общество и т. д. Сложность и важность любви продиктованы тем, что в ней сфокусированы в орга­ническом соединении физиологическое и духовное, индивидуальное и социальное, личное и общечеловече­ское, понятное и необъяснимое, интимное и общепри­нятое. Нет такого развитого общества и нет такого чело­века кто не был с ней знаком хотя бы в малой мере. Более того, без любви не может сформироваться моральный облик человека, не происходит нормального развития. Это признается каждым, даже не находящимся в состоянии любви. Она может быть в разной степени развита, но ее не может не быть, в противном случае не было бы человека. Так же как слепой знает что-то о свете, глухой — о звуках, так и человек — о любви. «То, что ты не любишь — писал Л. Н. Толстой, - не означа­ет, что в тебе нет любви, а только то, что в тебе есть нечто мешающее любить... Твоя душа полна любви, но она не может открыться, ибо твои грехи не дают ей этого. Освободи душу от того, что ее очерняет...»

В процессе формирования личности человек впервые осознает свою конечность, ограниченность своего суще­ствования и т.п. и одновременно в нем зарождается стремление преодолеть свою ограниченность. Любовь — это тоже одна из форм выражения этого стремления к совершенству (противоположного несовершенству), абсолюту (противоположного относительному), вечности (противоположной преходящему). Не зря сама филосо­фия понимается как «любовь к мудрости». Это подчеркивает, с одной стороны, тот факт, что человек бесконечно далек от истины (близки ей совершенные, бессмертные боги — те живут в соответствии с истиной), может ее только любить, но, с другой — то, что именно в любви к истине, стремлении к ней — отличие человека от других живых существ (которые ни к чему не стремятся).

Любовь как экстатический призвана преодолеть природные физиологические рамки человека, индуци­ровать его вечное стремление к недостижимому совер­шенству (также и в нравственном значении).

Этот аспект любви очень хорошо понимал Платон, который трактовал его как божественную силу, помогающую человеку преодолеть несовершенство, помощницу ему на пути к вечной красоте, нравственности, выражаю­щую вечную необходимость совершенствования. Направ­ляя человека к чистому полету в «возвышенное», в вечность. Эрот пробудил человеческую душу, вооду­шевил ее стремиться к непреходящей и абсолютной истине, эталону высшей нравственности, цели морали.

Концепция любви у Платона была первой попыткой раскрыть сущность чистой любви, понять и осмыслить то, что отличает эту сторону человеческой жизни от фи­зиологического инстинкта, чувственного удовлетворения.

Половой инстинкт отличается от любви тем, что он соответствует нашей психофизиологической организа­ции, зависит от нашей чувственности, а его интенсив­ность — от степени нашей насыщенности.

Любовь же — другая сторона человеческой жизни она не сводится к удовлетворению нашей чувственности, так как вызывает не чувство утомления и пресыще­ния, а радость, восторг от бесконечного обновления. Она, как и человек, открыта для бесконечности и по своей сути антипрагматична. Наслаждение — антипод любви, и не потому, что оно не может сопровождать любовь, а потому, что их сущность отличается (на­пример, объект любви может постареть, любовь — нет, она неподвластна времени).

Любовь преодолевает не только ограниченность человека на пути к совершенству, истине, но и делает его понятнее другому человеку. «…Она связывает любя­щих, она создает такое соприкосновение и близость, которое сильнее осязаемого, это жизненная двойственность. Любящий онтологически близок любимому, его судьбе, какой бы она ни была» .

«Возмужавшая любовь — условие, при котором со­храняется целостность, единство, индивидуальность каж­дого. Любовь — это активная сила человеке, это сила, пробивающая стены, отделяющие одного человека от грубого, и объединяющая его с другими: любовь помогает человеку преодолеть чувство изоляции и одиноче­ства, одновременно он может остаться самим собой, сохранить свою индивидуальность. В любви реализуется парадокс — два существа становятся одним, и одновременно их двое. Любовь, продолжает Фромм, не пас­сивное, а активное действие, состояние, в котором любишь, но вовсе не влюбленность. Любовь связана с отдачей, а не с восприятием. Однако надо иметь в виду, что одна из самых распространенных ошибок считать, что отдача — это значит отказ от чего-то, жертва. Эта позиция характерна для людей, которые готовы отдать в том случае, если сами приобретут, пожертвовать, но с целью получить подтверждение значимости своей жертвы в глазах других. Для характера продуктивного, созидающего про­цесс отдачи приобретает совсем другой смысл. Этот процесс для него — выражение высшей возможности. В процессе отдачи я открываю свою силу, могуще­ство, богатство. Это возвышенное ощущение жизни и своих способностей наполняет меня радостью. Я ощу­щаю себя переполненным, щедрым, живым, счастли­вым. Отдавать радостнее, чем брать, не потому, что это означает отказ от чего-либо, а потому, что это мое жиз­ненное самовыражение сфере материальных вещей (давать — значит быть богатым). Не тот человек богат, которому многое принадлежит, а именно тот, кто много отдает. Скупец — нищ независимо от того, сколько ему принадлежит. Тот, кто может от чего-либо отказаться, чувствует себя богачом. Но самая главная сфера отдачи — царство гуманизма, в котором человек отдает себя часть своей жизни (не всегда это означает прино­сить в жертву жизнь): радость, понимание, задачи, юмор интересы и т. д. Отдавая эту часть своей жизни, подчеркивает Фромм, человек обогащает другого, углуб­ляет смысл своей жизни, углубляя смысл жизни друго­го. Отдавая от души, человек не может не получить того, что идет от другого, таким образом объединяясь в чувстве радости за обретённое.

Возможности любви зависят от степени развития личности и предусматри­вают достижение состояния творчества, в котором чело­век побеждает зависть, самолюбование, властолюбие приобретает сознание своей силы, уверенность в своих силах при достижении цели. В той мере, в какой у че­ловека не хватает этих качеств, он боится отдать себя, то есть боится любить. Об активном характере любви, продолжает Фромм, говорят и следующие ее элементы:

— забота как активное отношение к жизни и бла­госостоянию того, кого мы любим, труд на пользу других;

— отзывчивость как готовность «отозваться» на при­зыв другого, просьбу и т. п.;

— уважение как способность видеть человека таким, какой он есть, признавая его индивидуальность (а не таким, какой нужен для наших целей); это возможно только тогда, когда любовь свободна;

— познание, которое преодолевает слепоту, неуме­ние разглядеть друг друга; только в любви реализует­ся жажда знать себя и своих близких. Единственно полный путь познания реализуется в акте любви. Мне надо знать себя и другого человека объективно, чтобы быть способным разглядеть его истинную сущность или, точнее, преодолеть иллюзии, неверные, уродливые пред­ставления о нем. Только тогда, когда я познаю живое существо объективно, я могу узнать его до самой ин­тимной сущности, и это я делаю в процессе любви. В современном капиталистическом мире любовь отве­чает, указывает Фромм, общему социальному положению: автоматы не могут любить. Семья тоже образуется в соответствии с общим господствующим законом рынка, как «единая упряжка, как хорошо смазанные отношения между двумя людьми, остающимися чужими друг другу, и не достигающими настоящей близости, однако очень мило обходящимися друг с другом и старающимися жить по возможности приятнее». Это — «эгоизм вдво­ем», подменяющий любовь близостью, его можно счи­тать и «сумасшествием вдвоем». Примером псевдолюбви Фромм считает и сентиментальную любовь, переживае­мую лишь в воображении, а не в реальных отноше­ниях. Она связана с подменой любви «заменителями»: фильмами, романами и т. д. В современном западном мире властвуют только две «нормальные» формы люб­ви: любовь как удовлетворение полового влечения и как «работа в общей упряжке», бегство от одиночества.

Любовь возможна лишь в том случае, когда два человека вступают в связь сознательно и, следователь­но, каждому надо найти в себе центр этой «созна­тельности». Только в таком центре, «центре существо­вания», человек является самим собой, только здесь его жизненная сила, только здесь основа любви. Любовь, которую осознают в таком виде,— непрерывный при­зыв; в ней нет места отдыху, а есть движение, рост, общий труд; находятся ли двое в согласии или в конф­ликте, в радости или в горе - все это вторично в сравнении с тем фактом, что эти двое воспринимают друг друга глубиной своего сознания, что они не чувствуют друг друга, а живут друг другом так же, как собою. Есть только одно, подводит итог Фромм, доказатель­ство любви — глубина отношений, жизненная сила каж­дого любящего. Это тот плод любви, по которому мож­но судить, есть ли она вообще.

Как писал Гегель: «Истинная сущность любви в отказе от самого себя, забвении себя в другом, и все-таки в этой раздвоен­ности и забвении прежде всего человек найдет себя и будет собою управлять».

Л. Н. Толстой отмечал, что настоящая любовь воз­можна тогда, когда другого ставишь выше себя, и выра­стает она из отказа от себя, самопожертвования. Любовь тогда любовь, если это самопожертвование. Ее невозможно перенести на лучшие времена или усло­вия (например, материальные); любовь или «здесь и сейчас» и вся сразу (не существует половинчатой любви), или ее вообще нет. Любви не бывает в будущем; любовь — это действие единственно в настоящем. У человека, не испытывающего любви в настоящем, нет любви». Любовь, так же как и добро, невозмож­но отложить и перенести на завтра. Она абсолютно конкретна и делает самого человека реальностью, дает ему возможность переживать себя реально — в абсолют­ной конкретности и целостности. Единственно реален тот, кто чувствует, страдает, сопереживает, любит, жаждет...» .