186959 (Компенсация как категория переводоведения)

Компенсация как категория переводоведения

Н.А. Фененко, А.А. Кретов, Воронежский государственный университет

Различие языков коренится в различии их происхождения, а также истории, среды обитания, материальной и духовной культуры народов, говорящих на этих языках. Все указанные факторы вместе взятые определяют своеобразие каждого языка, которое порой вызывает столь серьезные проблемы у переводчиков, что заставляет говорить о непереводимости отдельных выражений, текстов, а то и о принципиальной непереводимости содержания, выраженного средствами одного языка, на другой язык.

Заявления о принципиальной непереводимости, видимо, вообще не следует принимать в расчет, как капитулирующие перед проблемой, а не служащие ее решению. Практика перевода, которая насчитывает не одно тысячелетие, - самый убедительный ответ сторонникам "принципиальной непереводимости".

В связи с этим на центральное место в теории перевода выдвигается понятие компенсации, причем настолько, что не будет преувеличением сказать: теория перевода - это теория компенсаций. Да, все перечисленные сложности имеют место, и тем не менее перевод осуществляется и во все больших масштабах. Объяснением этому парадоксу может служить именно способность языков и культур компенсировать недостаточность одной из своих сфер за счет других. Хотелось бы отметить, что компенсация - явление не чисто переводоведческое, не чисто лингвистическое и даже не чисто социальное. Компенсация широко распространена и в живой природе. Например, поражение одних участков мозга может компенсироваться за счет работы других его участков. Это позволяет предположить, что компенсация является общим свойством синергетических (т.е. сложных эволюционирующих саморегулирующихся) систем, к каким относятся и общество, культура, язык.

В свое время Н.В. Гоголь писал: "истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа" [1, 261]. Это высказывание имеет самое непосредственное отношение к переводу: перевод не должен пестреть транслитерированными экзотизмами (ср. сходную позицию Ю.А. Сорокина) - национальный колорит вовсе не в этом; перевод должен быть прозрачным настолько, чтобы можно было разглядеть своеобразие национального мировоззрения. Иными словами, отсутствие в культуре перевода тех или иных реалий (L-реалий, С-реалий или R-реалий) должно компенсироваться инонациональным мировоззрением, иным, новым, необычным взглядом на мир.

Показательно свидетельство Юрия Орлицкого по поводу освоения восточной стихотворной миниатюры в европейской поэзии: "А главное - европейские художники и поэты захотели воплотить в своих творениях не только внешнюю экзотику дальневосточной культуры, но и постичь ее философию, ... вжиться в китайское и японское мироощущение, позволяющее творить так же, как его врождённые представители" [3, 62-63]. Процесс освоения восточной поэтической миниатюры потребовал от переводчиков и поэтов целого ряда компенсаций. Так, невоспроизводимость "уникальной ритмической природы" танка и хокку средствами русского языка компенсируется точной передачей "мысли и образного строя" японских стихов [3, 67]. "В японских миниатюрах... есть "ка-кэкотоба" - особый прием, позволяющий, в силу одинакового звучания разных слов и особенно их сочетаний, читать отдельные строки, а иногда и весь текст миниатюры двумя и более способами, что позволяет автору создавать сложную игру смыслов [3, 69]". Так, "известный японский художник Андро Хиросигэ любил подписывать свои гравюры двусмысленно звучащими стихами, например: "Гортензия распустилась над водой, прозрачна и холодна, как вода" и "Гортензия распустилась над водой, а вода-то протухла" [4, 360].

В этом случае компенсация реализуется в таком поэтическом приеме как перенос, который представляет собой хотя и отдаленную, но все же аналогию этого приема: он если не раздваивает, то усложняет смысл путем актуализации ритма [3, 69]. Главным результатом культурного освоения традиций японской классической поэзии является, таким образом, постижение ее содержательных основ: "чистое созерцание, отказ от прямолинейной логики, пристальное вглядывание в окружающий, прежде всего - природный мир" [3, 72], позволяющее компенсировать принципиальную непередаваемость основ формальных.

Аналогичный вывод делают В.Н. Базылев и Ю.А. Сорокин: "Именно реконструкция пропозициональных/культурологических соотношений и составляет суть переводческой деятельности, ориентированной на то, чтобы обеспечить опознаваемость некоторого семиотического объекта при всех его модификациях [5, 16]".

Такой подход позволяет охарактеризовать "китайскую поэзию как антиантропоцентрическую, европейскую - как антропоцентрическую, "мусульманскую" -как ориентированную на "оценочность образного изображения", а индийскую - как "металогически направленную" [6, 104; 5, 17].

Компенсация при переводе в системе "Восток - Запад" представляется как наиболее очевидный и в силу этого - наиболее простой случай. Значительно более сложный случай представляют отношения в системе "Запад - Россия" и, в частности, "Россия - Франция".

В полный рост проблемы компенсации при переводе встают при попытке переводить на французский язык произведения В. Шукшина [7], которые отличаются яркой национальной окрашенностью, важными носителями которой являются так называемые культуроспецифические лексические единицы (далее КЛЕ). К ним относятся диалектные слова, а также реалии, представленные у В. Шукшина различными тематическими группами: общественно-политические, бытовые, географические; КЛЕ, связанные со сферами труда, отдыха, искусства, культуры; а также имена собственные в полной, сокращенной и суффиксально-эмоциональной формах. Они выступают как носители "местной" и "социальной" окраски текста, которая передается в основном при помощи разговорных и просторечных лексических и фразеологических единиц.

Попытаемся проследить, какими приемами пользуется переводчик для передачи КЛЕ и в какой степени ему удается сохранить "русский колорит" текста в целом.

Сопоставительный анализ текста оригинала (ИТ) [8] и перевода (ПТ) показывает, что для передачи "местного" колорита переводчик может использовать ЛЕ, заимствованную вместе с понятийным концептом, так называемую L-реалию [2, с. 86]. Созданная путем транслитерации, такая номинативная единица является наиболее национально окрашенной, так как отражает национальную культуру и содержанием, и формой: la taiga, la steppe, I'isba, la verste. Чаще всего этот способ применяется в ПТ при передаче имен собственных (ИС) топонимов {la Siberie, Boulanikha) и антропонимов (Olga Serguievna Malycheva). Во французском тексте, также как и в русском, можно встретить как полную, так и краткую форму имени; транслитерированы и многочисленные суффиксально-эмоциональные формы (Aliocha, Vanka, Sachka). Однако употребление разных форм одного и того же ИС (Lioubov, Liouba, Lioubka) не всегда целесообразно, поскольку может быть не понято читателем ПТ, и тогда желание добиться верности оригиналу приведет к прямо противоположному эффекту [9, с. 38].

Логичным с этой точки зрения выглядит выбор переводчиком более частотной формы ИТ, например, Stiopka вместо Степка и Степан, Ermolai вместо Ермолай и Ермил. Там же, где ИС несет важную стилистическую нагрузку, переводчик стремится выразить ее средствами языка-перевода, типичными для просторечья крестьян: употребление с ИС определенного артикля (le Stiopka), указательного прилагательного (cette Malychevd) или уточняющих значение знаменательных слов (Отавиха — la mere Otavina, la vieille Otavina).

Как показывает анализ, сохранение русского колорита при помощи L-реалий ограничивается в ПТ лишь перечисленными выше случаями. Их малая частотность объясняется, с одной стороны, большой концентрацией КЛЕ в оригинале, с другой - спецификой самих L-реалий, значения которых абсолютно неизвестны носителям французской культуры и требуют, следовательно, дополнительных комментариев в переводе.

Таким образом, мы видим, что переводчик в этом случае идет по самому простому пути, компенсируя отсутствие слов и понятий во французском языке прямым заимствованием слов в транслитерации и соответствующих им понятий. При таком решении проблемы осуществляется компенсация в системе "словарь ИЯ —> словарь ПЯ".

Следующий способ - компенсация в системе "концептосфера ИЯ —> концепто-сфера ПЯ", состоящая в создании в ПТ так называемых С-реалий [2, 88], соответствующих реалиям ИТ. Возникающая в этом случае культурологическая недостаточность восполняется средствами переводящего языка с помощью различных типов экспликаций (сосняк поровней -quelques pins bien droits, какой-нибудь дядя из "Заготскота " — ип type de I'usine de viande, сельсовет — le soviet du village, лавочка - boutique de village, клуб -foyer rural) или единицы номинации языка-перевода, значение которой уточняется в сноске:

Ты не кержак часом? T'espas vieux-croyant*?

* Vieux-croyant («kerjak») : apres la reforme de I'Eglise russe, аи XVII sciecle, les tenants des anciens rites, persecutes, se retirerent dans lesforets du Nord, en Siberie. II est question id d'une secte installee dans la region du Kerjenets, un affluant de la Volga.

Кроме того, переводчик предлагает достаточно подробное описание незнакомого читателю предмета, явления или ситуации в целом, не создавая при этом специальной ЛЕ, ср.:

... и пошли с припевом. Степан сыпанул тяжкую, нечеткую дробь.

elles se mirent a tourner, tourner en chantant Stiopka se mit a tambouriner gauchement le sol de ses lourdes pattes.

Хотя подобный объяснительный перевод "утяжеляет стиль" [10, 12], он компенсирует семантическую недостаточность концептосферы французского языка, создавая содержательный эквивалент средствами языка перевода и тем самым расширяя концептосферу культуры адресата.

Техника частичной (или условной) компенсации основана на отыскании в "своей" культуре денотата, который можно было бы соотнести с "чужим". Таким образом, переводчик как бы устанавливает эквивалентность R-реалий ИТ и ПТ как материальных представителей культурных концептов: ср., например, чайная — ип cafe, , гармонь — ип accordeon, мешок с харчами -.ип sac a provision. Такая техника сопровождается значительными смысловыми потерями; ср.: "вещмешок" — "заплечный мешок для личных вещей» и его текстовый эквивалент "ип balluchon" -просторечн.: "узел с вещами", который носят в руках, а не за плечами. В этом случае национально-специфические единицы значения затушевываются, на первый план выступают ассоциации, связанные в сознании носителей языка с тем или иным предметом собственной культуры. Смысловая недостаточность таких квазиэквалентов может компенсироваться в синтагматической цепи, например, за счет синонимических цепочек, вносящих дополнительную информацию в значение слова, ср :...на поляне - избушка. Избушка - так себе, амбар рядов в тринадцать...-.Dans la

clairiere, une maisonnette. Une cabane plutot, faite de treize ou de quatorze rangees de rondins...

Замена R-реалии ИТ на R-реалию ПТ осуществляется преимущественно с сохранением стилистической окраски слова, ср.: "Вот он приехал без копья" - "Аи retour, il avait plus un trefle" (без копья — простореч.: "без копейки денег", un trefle — простореч.: деньги, монета).

Ср. также:

Вместо пренебрежительного "свои четыре класса" переводчик использует нейтральное "ton certificat d'etudes", абсолютно незнакомая французскому читателю "Мурзилка" (журнал для детей дошкольного возраста) заменяется французской реалией "Becassine " — первые комиксы начала века, смешные, но довольно примитивные, где Becassine - главная героиня. Такой перевод вряд ли можно безоговорочно признать удачным: он не только полностью снимает русский колорит, но и слишком "офранцуживает" текст. Более уместным было бы здесь, вероятно, слово с родовой семой ("Becassine", сказанное русским, звучит довольно комично и мало естественно). Вместе с тем, следует признать, что семантическая недостаточность компенсируется путем сохранения просторечно-грубоватого характера предложения при помощи фразеологических единиц (ФЕ) "имеешь две ноздри... и дыши носом" — "boucle-la", а также свойственных французской разговорной речи усеченных форм местоимений - t'as ей.

Прямое обращение к реалии, близкой реципиенту, широко используется как в речи персонажей, так и в повествовании, что помогает понимать текст спонтанно [10,с. 12], поскольку позволяет увеличить его прозрачность и избежать затруднений, связанных с отсутствием у носителей французской культуры фоновых знаний, необходимых для понимания культуроспецифических лексических единиц.

При отсутствии необходимой реалии в языке перевода русские КЛЕ замещаются словами с более широким значением, обозначающими родовое понятие, например, плетень - la cloture, похлебка - la soupe, половица - le sol. Таким образом, переводчик осуществляет родовидовые замены (когипонимический перевод) [10, 3], употребляя ЛЕ, называющие привычные для читателя ПТ предметы. Национальный характер исходной реалии при этом может полностью затушевываться (ср.: норовили сразу попасть в ритм "подгорной" - еп essayant d'attraper tout de suite le rythme de la danse) или частично компенсироваться за счет уточняющих слов, которые выделяют главную "национальную" черту, позволяющую квалифицировать этот предмет как относящийся к русской культуре:

"Ты имеешь свои четыре класса и две ноздри - читай "Мурзилку" и дыши носом ".

« T'as ей ton certificat d'etudes? Alors, va lire « Becassine » et boucle-la ».

В субботу он топил баню.