168067 (Экология культуры и экономика постиндустриального города), страница 2

6. Города как центры накопления ценности, значения и значительности по-разному производятся в доиндустриальную, индустриальную и постиндустриальную эпоху. В Новое время в них сосредотачивается и культурное производство, производство образов, включая и образы самого города. Важно подчеркнуть, что город является чем-то большим, чем просто физическая реальность, место, где люди живут и работают. "Город является местом символическим во многих отношениях, репрезентативным для многих вещей. Город является плодом работы воображения, метафор и символов" (Д. Б. Шорт), соединением истории и значений. Как в буржуазном, так и в советском городе эта семиосфера сосредотачивается в публично-символических местах с повышенной степенью пространственно-временной плотности, как их называют Эдвард Релф, Ю Фу Туан, западные культурологи-урбанисты 70-х годов. Характерным моментом буржуазного города в состоянии модернизации является тотальная сознательная манипулируемость природным и человеческим материалом. Отмечается отчужденность публично-символических значений города для горожан в первом поколении, как навязываемых властью, инициирующей насильственную индустриализацию.

7. В дальнейшем происходит постепенное обживание публично-символических мест по мере более глубокого городского окультуривания населения. Как молодая урбанистическая страна, мы, пожалуй, только сейчас подходим к важному этапу, давно пройденному индустриально развитыми странами - к преобладанию "горожан в 3-м поколении". Напомним, что только переписью населения 1959 года впервые в России зафиксировано преобладание городского населения над сельским. По мере прогрессирующей урбанизации, перехода к постиндустриальному обществу характерная для буржуазного города эпохи модернизма система жестких оппозиций стирается. Происходит превращение публично-символических мест в места повседневной заботы. Начинается их одомашнивание и обустройство, наполнение интимно-эмоциональной нагрузкой перекрестков, городских углов внуками горожан 1-го поколения ("вот эта улица, вот этот дом, а вот эта барышня" и т. п.)

8. Итак, в городе эпохи модернизма существует четкая система метафор для обозначения различий между публично-символическими пространствами и местами повседневной заботы. Для первых характерна высокая смысловая провокативность, вторым свойственна пониженная степень образности, неспособность будить фантазию как имагнитивный капитал (важная составляющая в мире ценностей современного общества, связанная со способностью ощущать стратегию, иметь ощущение перспективы). Первые наделены качеством "священных" для сердца каждого англичанина, немца или русского места, в то время как второе - это всего лишь банальные места (дом, аптека, закусочная, пивная). Первые в идеальном варианте предстают как регулярный парк (к примеру, "культуры и отдыха" в советскую эпоху), противоположностью которого становится банальный сквер. Первые пропитаны духом монументальности и манифестируются монументом, воздвигаемым на главной площади, им противопоставлен банальный перекресток, ближайшее окружение горожанина, расположенная по соседству среда. В символических местах находятся монументальная архитектура, музеи, в то время как для мест повседневных достаточно и рыночной архитектуры (прозаических промтоварных магазинов с разной "мелочевкой" и торговых павильонов).

9. Еще раз подчеркнем, что в постмодерной культурной ситуации снимается оппозиция символического и банального знакового городского пространства , происходит конвертация символического и знакового и, соответственно, возникает иное чувство места, укорененности в нем - как понимание того, что это место является частью жизненного мира, как оно "работает", навязывая чувства притягательности, отталкивания (нравится/не нравится), как место принимается или отрицается.

В этой связи музейный бум в индустрии культуры на Западе, с примечательным прокручиванием миллионов посетителей и денег с целью получения визуального удовольствия связан именно с этим новым чувством укорененности в повседневной среде с низкой символической нагрузкой. Но музеефикации подвергается именно повседневность - в ней показывается именно смена эпох, парадигмальных границ мышления в самых обыденных (кухонно-гаражно-чуланных) вещах (этот эффект угадан был в телевизионной передаче "Старая квартира"), во всевозможных американских, австралийских городках-музеях золотоискателей, первопроходцев и т. п., экспонирующих всего лишь технику и технологию производства, практики повседневной жизни и во всех мелочах и подробностях вещественный, предметный ряд образа жизни всего лишь столетней или даже полувековой давности. Природа и история в музеях, национальных парках и заповедниках экспонируется как товар в витрине, визуально потребляется и предстает в качестве материала для сверки ценностей, демонстрации исторических границ в ней. Рассказывание города и природы как текстов в современном музейно-выставочном бизнесе происходит с выставлением напоказ именно границ в них, "естественно-исторических" или геологических отложений как следов и рубежей исторического или геологического развития.

Одновременно с экспонированием своего промышленного прошлого все индустриальные города, если они хотят привлечь международный финансовый капитал, старательно прячут свое технологическое настоящее, всячески демонстрируя гостям: "посмотрите, фабрик больше нет в Скратоне и Сиракузах" или "вдохните, в Питтсбурге теперь чистый воздух". Только те из них оказываются успешными в постиндустриальную эпоху, кому удалось преодолеть прежний имидж города со всеми сопутствующими индустриальному обществу негативными явлениями, заменив его на статусный образ культурного, научного, образовательного центра хотя бы регионального масштаба. Потому что именно знание, образование и информация, функционирующие ныне по законам денежного обращения, являются основными факторами, способными привлечь инвестиции.

Музей как "менеджер сознания", по выражению Г. Хааке, занят рассказыванием историй и мифов, тем самым помогая сконструировать образ воображаемого будущего, сегодняшней идентичности. Инсценировка значительности происходит на самом семантически пустом, "ровном и гладком" месте - Диснейленд тому яркий пример. В сущности, таков Петербург, равно как и пушкинский заповедник "Михайловское", деятельность Демидовых в Нижнем Тагиле, Музей молодежи в Екатеринбурге, музей народного творчества в Нижней Синячихе.

У границ города, в непосредственной близости от границы Европы и Азии вполне логично смотрелись бы такие места приложения и притяжения знакового капитала, как, например, музей Чусовой или Транссиба, музей оружия. Подобно какой-нибудь "Европейской смотровой башне" в Роттердаме или Антверпене, хорошую прибыль могла бы приносить европейско-азиатская смотровая башня в нашем городе, будь она достроена, ведь в приграничных крепостях всегда строили дозорные или смотровые башни. Уверен, что инсталляция границы (кстати, наслоение уникальных архитектурных стилей в Екатеринбурге также ее наглядный пример), выставление ее напоказ во всех смыслах может стать удачным и эффективным способом организации бизнеса вокруг "обыденного" места.

Нынешнее новое экологическое мышление применительно к культуре города включает в себя и историческое измерение. Однако отличие его в том, что последний оказывается теперь не столько феноменом внешней социально-экономической жизни социума (по афористичному высказыванию одного из хранителей горизонтов современной культуры Ж. Деррида, сегодня "внешнее внутри"). В постмодерной культуре история признается внутренним дестабилизирующим фактором человеческой субъективности, имманентным условием существования разума, определяющим его пределы. Историзм социально-экономической и семиотической ткани города проявляется прежде всего в изменчивости хозяйственных и ментальных укладов, наслоении различных жизненных миров, но не менее важным является и изменение политик визуальной репрезентации среды. Ибо сегодня по преимуществу город концентрирует производство образов, в значительной степени по-иному провоцирует работу воображения, раскручивает машину желания к другому - будь то мыслительный горизонт или образ жизни. Экология культуры города означает признание города как сложной самоорганизующейся и исторически изменчивой во времени системы. На практике это означает допущение сосуществования в нем различных жизненных миров, подобно тому, как наслоение различных архитектурных стилей классицизма и конструктивизма в Екатеринбурге воплощает застывшую в городском пространстве кристаллизацию разновременных жизненных укладов. Экологично видеть в этом разнообразии источник сегодняшнего и завтрашнего не только ландшафтного, но и экономического богатства.

Резюмируя сказанное, мы приходим к выводу о том, что экология культуры города означает сознательные и целенаправленные усилия как властей, так и гражданского общества, и бизнес-сообществ по воспроизводству разнообразия культурной среды обитания. Более того, само различие природы и культуры, естественного и искусственного, публично-символического и банально-повседневного сегодня утрачивает свою чистоту, образуя единую природно-семиотическую среду. Именно в воспроизводство ее и вкладывают инвестиции страны, вступившие на стадию постиндустриального развития. Рано или поздно этим придется заняться и нам, если мы хотим придать городу инвестиционно-привлекательный облик.

Список литературы

1 Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.

2 Каганский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М., 2001.

3 Кропотов С. Л. Экономика текста в неклассической философии искусства Ницше, Батая, Фуко, Деррида. Екатеринбург, 1999.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.eunnet.net/