157226 (Социально-философские аспекты адаптации в аномическом обществе), страница 2

Исследования (в частности, Р. Рывкиной и Ю. Симагина) показывают, что в молодежной среде преобладают существенно иные установки, оценки жизненных ситуаций и нормы поведения, чем среди людей старших поколений 9. На наш взгляд, уместно вспомнить замечание Х. Ортега-и-Гассета о том, что в одно и то же «астрономическое время» поколения современников живут в разное «ментальное время».

Необходимо заметить, что в парадигме современного естествознания время - исходное и неопределяемое понятие, однако нам представляется важным обратиться к проблеме межпоколенческих отношений именно во «временных» рамках.

Предприняв попытку экспликации времени, мы придем к расщеплению его на две ипостаси: «предвремя» - как обозначение существующего в мире феномена изменчивости и «параметрическое» время - способ количественного описания изменчивости с помощью эталонного объекта. Оставив второе истолкование на откуп естествоиспытателям, обратимся к времени как динамической изменчивости мира. Исследователи отмечают пробуждающийся интерес человечества к проблемам времени, вызванный резким ускорением социальных процессов, которое приводит к «шоку от столкновения с будущим»10 . Нас интересует «социальное» время 11 как время протекания различных процессов, собственной изменчивости и скорости развития социальных систем. «Истинный» возраст социальной системы, как и темп времени изменений, может быть измерен не в астрономической, а лишь в шкале собственного времени системы. Но для этого «собственная шкала» должна быть обоснована и сконструирована. Нам представляется необходимым обратиться к идее контемпоральности социальных процессов при осмыслении феноменов их протекания в тех или иных социальных общностях, в той или иной генерации. Являются ли современниками представители разных поколений? Почему так велики различия восприятия одного и того же «переживаемого» временного отрезка?

Основной проблемой несоответствия адаптаций разных поколений, живущих в одно и то же астрономическое время, является несовпадение этих шкал - измерителей. Разные поколения применяют разные «маркеры», что предопределено возрастными восприятиями скорости течения социального времени, его ритмики, длительности, последовательности, направленности.

На заре нашей эры греческие философы Антифонт и Критолай признавали «время мыслью или мерой, а не объективной субстанцией»12 . Августин Аврелий считал, что «время есть не что иное, как некое протяжение, но протяжение чего именно - я не знаю с достоверностью, хотя маловероятно, чтобы оно было чем-то иным, нежели протяжением самого духа»13. Напомним, что для Канта время - априори заданная форма чувственного созерцания.

Сейчас мы можем сказать, что время - конденсированный тысячелетиями опыт взаимодействия человека с Миром 14. Это образ, позволяющий обращаться к числовой мере при сравнении различных циклических систем, находящихся в разных условиях. Наше собственное, личностно ощущаемое время в одних ситуациях ускоряется, в других замедляется, пределом этого замедления является смерть 15. Далеко не все в этом мире укладывается в привычные временные рамки, позволяющие описывать наблюдаемые явления на языке причинно-следственных связей. Популярная сейчас теория катастроф в силу своей механистичности вряд ли сможет объяснить природу спонтанного. Спонтанность - это явление надвременное (метавременное). Спонтанность процессов, происходящих в индивидуальном сознании - предмет рассуждений не одного поколения философов.

Представляется очевидным, что сегодня мы осознаем не само время, а идею о нем и умеем подбирать числовую меру, соответствующую этой идее. Ритмика, последовательность, динамика социальных преобразований, происходящих как внутри социальной общности, так и в социуме, ее окружающем, могут быть определены только внутри этой общности. Определение «маркеров», самой шкалы измерения - заслуга некоего гипотетического «общественного» наблюдателя, роль которого, на наш взгляд, играет некое общественное представление о времени протекания («переживания») социальных процессов, базирующееся на традиционных для этой общности или генерации представлениях о том, как «должно жить». Вряд ли можно найти универсального наблюдателя, имеющего представление не только о времени, но и нераскрывшейся нам еще идее надвременности.

Известно, что более или менее радикальное обновление ценностей и норм, переход к принципиально иным, чем прежде (или «теперь»), представлениям о должном и правильном, к новым эталонам поведения, складывание новых привычек и традиций происходят - или могут произойти - главным образом на стадии базовой социализации новых поколений людей. А она охватывает, как правило, лишь начальные этапы жизненного цикла человека (детство, отрочество и юность, молодость), тогда как в зрелом или тем более пожилом возрасте качественные изменения в социально-психологическом базисе личности случаются, скорее, как исключения. Соответственно, вступая в периоды активного участия в социальном производстве и воспроизводстве, эти новые поколения не просто замещают в общественной жизни предшествующие генерации людей, но и привносят в нее новые идеи и ценности, иногда существенно отличающиеся от тех, что служили основой бытия прежних поколений. Необходимо учитывать, что переходный период от одной общественной системы к принципиально иной, в том числе и время всеохватывающих общественно-политических перемен (подобных тем, что переживает сейчас наша страна), протекает в масштабах социального времени. А основной единицей его измерения являются не годы, но периоды жизни поколений, кратные десятилетиям. Точно также рубежи таких перемен обозначаются не конкретными датами, но более или менее широкими временными полосами.

Отсюда следует, что для складывания социокультурных предпосылок принципиально нового общественно-политического устройства необходимо вступление в активную общественную жизнь, по крайней мере, одного нового поколения - в тех случаях, когда и те новации, которые оно привнесет в общество, в его культуру, обеспечат существенный «задел» перемен. Обычно же такого рода радикальные преобразования базируются на изменениях, которые происходят в составе и структуре установок, ценностей, идеологических и поведенческих ориентиров нескольких поколений, каждое из которых вносит свою лепту в накопление критической массы предпосылок радикального обновления всего общественного строя. Это обусловлено, в конечном счете, сочетанием и взаимодействием разных социально-исторических факторов. Одни из них могут ускорять и облегчать его, тогда как другие - затруднять и замедлять. Однако каждый раз они происходят в генерационном масштабе времени, и их надо рассматривать, чтобы избежать как иллюзий, так и разочарований именно в этом масштабе.

Вместе с тем необходимо отметить, что происходящие сегодня социальные трансформации носят революционный характер. В нашей стране происходит нечто большее, чем смена парадигм общественного развития или «тихая» революция 16 . «Можно принять и оценку происходящих в сфере сознания процессов как цивилизационный шок. Пропагандистская замена социалистического мифа о всеобщем равенстве на миф о капитализме как обществе всеобщего благоденствия породила своеобразный посткоммунистический синдром, воплощающийся в попытках понять происходящее на основе несовместимых идеалов либерализма и коммунизма. Поэтому немалая часть общества, не привыкшая к конкуренции и плюрализму, воспринимает происходящее как нарастающий хаос и анархию»17. Исследователи говорят о наличии общего фона фрустрационных настроений и социальной напряженности во всех странах экс-социалистического лагеря 18 .

Подобного рода динамика социальных изменений типична для открытых социальных систем, способных усваивать как внутренние, так и внешние воздействия. Интенсивный обмен информацией, крайне неустойчивые, нелинейные отношения, состояние постоянной изменчивости - типичные характеристики социума, находящегося в состоянии неравновесности, причем неравновесности, ведущей не только к порядку и беспорядку, но открывающей также возможность для возникновения уникальных событий, ибо спектр возможных способов существования объектов в этом случае значительно расширяется (в сравнении с образом равновесного мира)19.

Необходимо признать, что переживаемые нами времена, нередко воспринимаемые как хаос, анархия и неопределенность, есть определенный этап единого организационного процесса, когда в разнообразии тенденций создается «банк» возможностей и перспектив развивающегося социума. Открытое противостояние, конфликт - знак внутреннего динамизма. Хаос, сопровождающий такой социальный рост, есть условие рождения нового социального порядка.

Самоорганизация современной социальной структуры осуществляется при адаптации новой генерации в принципиально иных условиях, нежели в условиях «вхождения в жизнь» «старой генерации». Современному молодому поколению пришлось проходить социализацию в условиях отторжения поколением «отцов» морали «дедов». На смену революционным романтикам, «умеющим разрушать», пришло поколение «строителей коммунизма», которых, в свою очередь, сменяет поколение прагматичных бизнесменов, «умеющих жить»20 .

Сегодня представляется уместным вновь обратиться к философии прагматизма, но не с целью разгрома «апологетов буржуазного общества индивидуалистов-прагматиков», а только лишь с попыткой рассмотреть рациональные основания для самоидентификации и адаптации входящей в жизнь новой генерации. В самом деле, даже названия статей, опубликованных в 1878 году Ч.С. Пирсом, «Закрепление верования» и «Как сделать наши идеи ясными» в условиях современного аномического общества кажутся весьма привлекательными. Необходимо заметить, что даже страстные приверженцы К. Маркса и В.И. Ленина сегодня ведут себя в соответствии с пирсоновской «прагматической максимой»: если рассмотреть, какие практические последствия, по мнению исследователя, могут быть произведены объектом познания, то понятие обо всех этих следствиях и будет полным понятием объекта. Однако нам хотелось бы обратиться к Р. Рорти, одному из современных представителей прагматизма. «Мы всегда пытаемся изменить мир, ибо все наши убеждения и желания составляют часть попытки придать такую форму окружающей среде, которая соответствовала нашим потребностям», - пишет он в предисловии к русскому изданию своей работы «Случайность, ирония и солидарность»21. Большая часть рассогласований в оценках современного социума разными поколениями своими корнями уходит в нежелание мириться с изменениями, уже ставшими реальностью. Желание переделать, вернуть, сделать все так, «как было», т. е. изменить измененное, базируется на нежелании принять социальные реалии. Основа этого неприятия - несоответствие реалий представлениям о том, как «должно быть», вернее, как было во времена социализации старой генерации. Объективно разные потребности разных поколений диктуют объективно разное восприятие социального континуума, а следовательно, и объективно разные условия и формы адаптации к одним и тем же условиям. На наш взгляд, все это усугубляется нежеланием осознать всю парадоксальность сложившейся ситуации: желание изменить положение направлено не на реально изменяемое (т. е. отображение в сознании индивида современного социума), а на то, что уже изменить нельзя (сам изменившийся социум). Более того, добиваясь изменения социума, индивид пойдет по своеобразной непрерывной «социальной ленте Мебиуса», так как, изменяя изменившийся мир, подстраивая его под свое старое «мировосприятие», он никогда не достигнет желаемого результата - адекватности социума сознанию индивида, поскольку, во-первых, это просто невозможно; во-вторых, потому, что в процессе «подстраивания» он видоизменяет и самого себя. Острота этой проблемы состоит еще и в том, что в отличие от стран Западной Европы российская молодежь уступает пальму первенства участия в социально-политической жизни поколению, чья социоадаптация приходилась на 40-50-е годы. Это значит, что генерация, чья социальная активность не должна препятствовать объективным нововведениям (поскольку для этого поколения наступает объективное время «социального покоя»), нередко препятствует новой генерации в преобразовании общего социального континуума.

Вместе с тем необходимо отметить, что адаптационные процессы и внутри генераций отнюдь не однородны. Можно с полной уверенностью говорить о разнице в формах адаптации молодежи, проживающей в мегаполисах и на периферии 22. Нам представляется возможным утверждать, что и в городах-миллионерах молодые представители разных социальных слоев адаптируются к современным условиям по-разному.

Не имея возможности подробно остановиться на всех проблемах адаптации молодежи в условиях социальной аномии, обратимся лишь к одной из наиболее важных социализационных составляющих, а именно - молодежной культуре.

В современных условиях чрезвычайной подвижности всех социальных процессов в российском обществе культуру молодежи следует рассматривать в нескольких плоскостях, равно обусловливающих уровень и направленность культурной самореализации, которая понимается нами как содержательная сторона культурной деятельности молодого человека, воплощение в предметных действиях мотивов, потребностей, умений культурного характера. Системный кризис, переоценка традиционных ценностей, конкуренция на уровне массового сознания советских, национальных и так называемых западных ценностей не могли не привести общество в состояние «социальной аномии и фрустрации, которое непосредственным образом повлияло на ценностный мир молодежи, крайне противоречивый и хаотичный. Поиск своего пути в новых социально-экономических условиях, ориентация на ускоренное статусное продвижение и в то же время прогрессирующая социальная неадаптированность - все это обусловило специфический характер культурной самореализации молодого человека 23. Помимо постепенного скатывания от нормативных некогда эталонов культурного наследия к усредненным образцам денационализированной массовой культуры, ухода гуманитарного воспитания в сторону рекреативно-развлекательной самореализации, специфических возрастных особенностей молодежи, выраженных в особом эмоционально чувственном восприятии действительности, необходимо отметить некий субкультурный феномен, отчетливо проявляющийся во все времена и у всех народов. «Под молодежной субкультурой понимается культура определенного молодого поколения, обладающего общностью стиля поведения, групповых стереотипов и самореализации»24.

Государство, школа, семья, религиозные организации, политические лидеры, средства массовой информации, различные иные субкультуры рекламируют весьма разнообразные и отличные друг от друга ценности. Поиски человеком самого себя, своей индивидуальности и социального статуса в современных индустриальных обществах осложняются изобилием выбора, сочетающегося с эфемерностью, динамизмом и новизной.

Как специфическое явление молодежная культура возникает также в связи с тем, что физиологическая акселерация молодых людей сопровождается резким возрастанием длительности периода их социализации (порой до 30 лет), что вызвано необходимостью увеличения времени на образование и профессиональную подготовку, соответствующую требованиям современной эпохи. Сегодня юноша рано перестает быть ребенком (по своему психофизиологическому развитию), но по социальному статусу он еще долгое время не принадлежит миру взрослых. Юношеский возраст - это время, когда экономическая активность и самостоятельность еще не достигнуты в полном объеме.

В смысле насыщения знаниями человек созревает гораздо быстрее, чем раньше, но в смысле положения в обществе, возможности сказать свое слово зрелость его отодвигается. «Молодежь» как феномен и категория, рожденная индустриальным обществом, характеризуется психологической зрелостью при отсутствии весомого участия в институтах взрослых.