142571 (Средние слои: иллюзии и реальность), страница 2

Опираясь на эти данные, авторы исследования сформулировали свои выводы о современном российском среднем классе, его социальной структуре, материальном положении, миграционной, профессиональной, статусной мобильности, характере выполняемой работы, структуре досуга, политических установках и т. д. (Основные результаты были опубликованы в сборнике [Средний класс... 1999].) Другая группа исследователей (Бюро экономического анализа) использовали в качестве основных критериев показатели материально-имущественного положения (доходы — по самооценке, владение недвижимым и движимым имуществом — наличие хотя бы одного набора из дорогих предметов и престижных современных товаров длительного пользования); образования и профессионально-квалификационного статуса; самоидентификации и стратегии. Количественный анализ распространенности отдельных объективных критериев, основанных на различных и собранных для разных исследовательских задач статистических и социологических источниках, привел авторов к выводу, что эти характеристики присущи значительным по размеру социальным группам: по уровню дохода — 30—55 % домохозяйств;

по уровню образования — 20—40 % занятого населения; по профессионально-квалификационному статусу — 35—45 % занятого населения;

по критерию самоидентификации — 40—65 % занятого населения.

В целом признаки среднего класса при проведенных расчетах распространяются на подавляющее большинство домохозяйств: более 80 % имеют хотя бы один из перечисленных признаков. Авторы исследования выделяют «идеальный» средний класс и протосредние классы. «Идеальный» средний класс, или ядро среднего класса, по разным данным колеблется от 19,7 % до 25,6 % населения. Протосредние классы в зависимости от их будущей стратегии и социально-экономического положения в стране могут перейти в состав ядра, тем самым увеличив его численность [Средний класс в России 2000].

Те же авторы в несколько обновленном составе выпустили новую работу, более основательную и с менее оптимистическими оценками доли средних классов (а не среднего класса как в прежней книге) в составе населения России, фундаментальная монография «Средние классы в России: экономические и социальные стратегии» является серьезным шагом вперед в анализе социальной дифференциации в российском обществе, положения и поведения групп населения, отнесенных авторами к среднему классу. Но если внушительная эмпирическая база исследования и методический инструментарий вызывают доверие и позитивную оценку, то концептуальные подходы — несогласие и сомнение в устойчивости всей исследовательской конструкции. Авторы выдвигают в качестве первого из своих «основополагающих методологических принципов» утверждение, что всегда, во всех обществах существовали средние классы. При этом ими не учитываются преобладавшие в истории человечества кастовые, сословные и иные системы неравенства. (Кстати, именно к России трудно приложимо понятие «средний класс», да и для большей части ее прошлого понятие классов вообще.) Отказ от определения строгих границ среднего класса требует признания неких системных пограничных размежеваний по основополагающим признакам, в частности с рабочим классом или, в иной понятийной цепочке, — с низшим классом. (Возьмем, например, для сравнения подход Э.О. Райта [ Wright 1985, р. 19-57].)

Полностью принять выводы авторов, особенно касающиеся ядра среднего класса, трудно. По их мнению, «ядро средних классов представлено высокообразованным населением, сформировавшимся в семьях с хорошо образованными родителями, проживающими преимущественно в городах, активно включенным в социальные коммуникации и имеющим для этого современные средства информационных технологий» [Средние классы в России 2003, с. 269]. Это столь малая часть наших сограждан, что считать их ядром да еще всего класса нельзя.

Некоторые социологи в качестве исходной информации использовали материалы мониторингов ВЦИОМ. Это весьма надежный источник данных о настроениях, мнениях и оценках населения России. По мониторингу можно изучить «субъективный средний класс». Эту работу проделала, в частности, Л.А. Хахулина [Хахулина 1999]. Однако таким образом нельзя получить определяющие данные об объективных характеристиках социальных групп. Эти усилия (думаю, из-за отсутствия возможности опереться на адекватные источники информации) предприняли вполне компетентные социологи. Но, по моему мнению, попытки применить материалы polls взамен отсутствующих данных специализированных sociological surveys трудно признать за способ решения серьезной научной задачи.

Одним из определяющих направлений социальной политики в стране, переходящей от этакратической к частнособственнической системе, является государственно-регулируемое формирование социальной группы собственников-предпринимателей. Именно они должны были бы стать каркасом эффективной постиндустриальной экономики. С начала реформ не было недостатка в клятвах и заверениях со стороны ельцинского руководства о всесторонней поддержке предпринимательства и предпринимателей как основы среднего класса и социальной базы демократического режима. Однако, как известно, дело не в заверениях, а в реальных акциях, зачастую, казалось бы, не очень и значительных.

Невозможно опровергнуть суждения сторонников либеральной позиции, что «если мы действительно сделали выбор в пользу рыночной экономики, то ответственность за собственные доходы несет в первую очередь сам человек» [Известия. 2001. 18 апр.]. Это и есть путь формирования морали предпринимательства, морали среднего класса. Правда, требуется значимая оговорка: это суждение верно в том случае, если в обществе предоставлены условия для самореализации того гражданина, который взял на себя «ответственность за собственные доходы». А теперь приведем некоторые факты относительно этих условий.

B результате всех притеснений и бюрократических препон малое и среднее предпринимательство в нашей стране пока заняло более или менее достойную нишу только в торговле и в производстве некоторых продовольственных товаров. Вместе с тем мелкое и среднее предпринимательство составляет неотъемлемую часть здоровой экономики процветающего общества. В развитых рыночных экономиках мелкое и среднее производство обеспечивает 60—80 % общей занятости, в России — около 11 %.

Поданным Госкомстата, на декабрь 2001 г. численность работников в малом и среднем бизнесе составила 6 млн. человек. Из них 86 % заняты на постоянной основе, 9 % — совместители, 5 % работают по трудовым договорам. Отношение государства к малому предпринимательству видно из таких цифр: в 2001 г. на поддержку малого бизнеса в федеральном бюджете было заложено 140 млн. руб., т. е. примерно 5 млн. долл. Однако и эту более чем скромную сумму в бюджете 2002 г. сократили до 20 млн. руб. Многолетние исследования вполне компетентных авторов во всех случаях рисуют одну и ту же безрадостную картину небрежения со стороны власти интересами малого и (добавим) среднего бизнеса [Виленский 1996; Колесников, Колесникова 1996; Чепуренко 1996; Радаев 1996; Шестоперов 2001; Шеховцов 2001; Орлов 2001; Бухвальд, Виленский 2002; Орлов 2002; Шереги 2002].

Во многом с таким отношением к малому бизнесу связано то обстоятельство, что в теневой экономике на начало 2002 г., поданным Госкомстата, трудились 8,2 млн человек, т. е. более 12 % всех занятых. Лучше всего в теневом секторе представлены торговля, общественное питание, сельское и лесное хозяйство. Для 6,5 млн наших сограждан это был единственный вид занятости, а для остальных — источник дополнительного дохода. Аналитики Всемирного банка считают, что теневой сектор составляет примерно 45 % российской экономики. «Финансовые известия» опросили более 100 представителей теневого бизнеса. Главными причинами, мешающими им легализоваться, были названы неуверенность в стабильности налоговой политики государства (более 70 %) и коррупция (около 100 %), которая заставляет их выискивать скрытые источники доходов [Финансовые известия. 2002. 4 апр.]. При этом, несмотря на то что в 2001 г. резко снизились налоги, российская армия теневиков ничуть не сократилась [Известия. 2002. 12 марта]. Кроме всего прочего, такие масштабы теневого бизнеса существенно затрудняют оценку динамики развития предпринимателей как социальной группы.

Изменения в политике наметились в 2002 г., когда по инициативе В. Путина были приняты решения, означающие «налоговую революцию» для малых предприятий. Предполагается втрое снизить налоговое бремя на малый бизнес в надежде, что выход из «тени» значительной части предпринимателей с лихвой компенсирует потери бюджета и решительно повысит активность деловых людей. Руководители предприятий получат возможность платить в бюджет либо 8 % от выручки, либо 20 % от чистого дохода [Известия. 2002. 9, 10 апр.]. Проблема состоит в том, что чиновники на местах могут усилить коррупционное давление на бизнес.

В апреле 1997 г. впервые была предпринята попытка провести реформу жилищно-коммунального хозяйства страны. В 2001 г. эта попытка возобновлена с гораздо большей энергией. Ее смысл — возложить все расходы по содержанию жилья на население. При этом были обещаны субсидии бедным слоям. Неизвестно, правда, кого относить к бедным. Проектируемые субсидии реально коснутся лишь нищей части населения. Если же говорить не только об умеренно бедных, но и об относительно благополучных, то можно заранее предвидеть, что на все просьбы внести квартплату (с учетом удорожания не только жилья, но и электроэнергии, теплоснабжения и других услуг) с их стороны все чаще будет следовать ответ: «Нет денег». Выход может быть только один — превратить в бомжей десятки миллионов россиян, тех самых, кто мог бы составить ядро и предпринимателей, и других средних слоев.

Между тем, по мнению видного представителя российских либералов Г. Томчина, более 40 % собранных с населения денег не доходит до энергетиков. Бесхозяйственность, массовое воровство в жилищно-коммунальной системе приводят к массовой выкачке денег из населения органами ЖКХ, не несущими перед населением никакой ответственности. Нельзя не согласиться с теми авторами, которые рассматривают намечающуюся в ЖКХ реформу как настоящий поход против средних слоев. Именно с этих групп населения намереваются взимать полную стоимость коммунальных услуг, но значительная часть наших «средних» удерживаются в этом положении, в частности, и из-за низких цен на муниципальные услуги, позволяющие им при относительно скромных доходах вести более или менее достойную жизнь [Известия. 2001. 20 марта].

Надо заметить, что напряженность в средних слоях заставила авторов новой экономической модели жилищно-коммунального хозяйства скорректировать свои планы. Правительство отказалось от форсированного перехода на 100-процентную оплату гражданами услуг ЖКХ, считая, что это станет возможным лишь через 10—15 лет. Деньгами из бюджета более не будут дотироваться ДЭЗы и РЭУ; эти средства напрямую будут зачисляться на индивидуальные (персональные социальные) счета граждан. Люди получат возможность выбирать, кто их будет обслуживать. По расчетам Ю. Лужкова такая дебюрократизация сферы ЖКХ позволит сэкономить до 15—20 % средств населения [Известия. 2001. 26 июня].

Рассуждая о малом и крупном бизнесе, как политики, так и аналитики упускают из виду средний бизнес. Между тем именно эта категория предпринимателей несет на себе высокую долю ответственности за развитие национальной экономики. В большинстве случаев это люди, за которыми не стоят ни административный ресурс современных чиновников, ни наследство советских времен. Средний бизнес не столь неустойчив, как малый и мельчайший, и в отличие от крупного гибок и высокоманеврен. Наш крупный бизнес тесно завязан не только на властные структуры, но и на сырьевые отрасли. Средний же бизнес диверсифицирован и отличается большей интеллектуалоемкостью своей продукции. Социальная принадлежность этой социальной категории может быть атрибутирована как высший средний слой. В нашем представительном опросе 2002 г. респонденты из этой группы составили статистически незначимую величину. Однако некоторое представление о них самих, об их интересах и о степени их защищенности можно составить по материалам углубленных интервью.

С точки зрения перспектив социально-экономического развития этот слой средних предпринимателей выдвинет из своих рядов представителей нового крупного бизнеса крупного бизнеса, которые и придут с той или иной быстротой на смену политикообразующему сырьевому бизнесу современных олигархов, на наш взгляд, не имеющих будущего в конкурентной, по-настоящему рыночной, экономике.

Опыт стран Центральной и Восточной Европы показывает, что при определенной направленности экономической и социальной политики за 5—10 лет из среды среднего бизнеса органично произрастает подлинный (не возникший в симбиозе с коррумпированным чиновничеством) национальный крупный, вполне цивилизованный бизнес. Не случайно олигархические группы препятствуют развитию среднего бизнеса. Те заказные банкротства, т. е. внешне легальные захваты предприятий, о которых шла речь выше, есть продукт «деятельности» олигархов по переделу собственности с опорой на властные, сопряженные с ними структур.

Какие группы трансформирующегося общества помимо предпринимателей могут стать центрами кристаллизации среднего класса? Отвечая на вопрос, социолог из Финляндии М. Кивинен отмечал, что многие русские исследователи связывают проблему среднего класса в первую очередь не с собственностью, а с профессиональными навыками и стратегиями.

В России в советское время использование ресурсов власти, представляемых профессионализацией, было ограниченно. Здесь никогда не было национального рынка по профессиональным сегментам. Профессии функционировали внутри основных бюрократических организаций. Многие профессии к тому же находились в зависимом отношении к доминирующей идеологии. Традиционный образ мышления и этос русской интеллигенции были далеки от профессионализма, от специализированного труда (ремесла). Поэтому в России, по мнению Кивинена, становление среднего класса определяется перспективой формирования профессий как социального института, связанного с предпринимательством. Социальные интересы ядра новых групп среднего класса не противоречат интересам капитала. Прежде всего эти группы стремятся сохранить значение умственного труда, но в этом отношении их интерес согласуется с тенденцией капиталистического развития.