69667 (Значение деяний святых братьев Кирилла и Мефодия), страница 2

Первые опыты переноса христианского знания на славянскую почву были произведены Константином также ещё в Константинополе. Сложив «письмена» он сразу же «нача беседу писати еваггельскую: Искони бе слово и слово бе у Бога, и Богъ бе слово, и прочяя». Следовательно, первым переведённым на славянский язык библейским текстом оказалось Евангелие от Иоанна. Надо полагать, далее Константином Философом и его помощниками, в частности его старшим братом Мефодием, были переведены и другие книги Нового Завета, но только в той их части, которая использовалась для чтения за богослужением. Учёные полагают, что в течение последовавшего затем более чем трёхлетнего пребывания братьев и их спутников в Моравии были переведены и другие потребные в богослужении тексты: избранные ветхозаветные чтения в составе Паремийника, Псалтирь, Деяния и Послания Апостолов, а также богослужебные последования суточного цикла и некоторые праздничные службы. К этому же периоду относится перевод «Закона судного людям» (византийского юридического сборника определений, касающихся гражданской жизни общества), и появление первых, написанных Константином Философом на славянском языке, оригинальных сочинений, — посвящённого христианской догматике «Написания о правой вере» и «Прогласа», предисловия к Евангелию.

Второй период славянского просвещения начался после смерти святого Кирилла (14 февраля 869 г. по ст. ст.) и его погребения в Риме и был связан уже исключительно с деятельностью его брата. Будучи рукоположен в 870 г. папой Адрианом II во епископа Паннонского, причём с правом на окормление и моравской паствы, Мефодий инициировал в подвластных ему славянских землях весьма масштабную литературную работу. За 15 лет своего архипастырства он вместе со своими учениками, как утверждал его биограф, сумел перевести почти все канонические ветхозаветные книги, предоставить в распоряжение славян «Номоканон» — составленный святым Фотием, патриархом Константинопольским, сборник церковных правил и определений, а также «Отечник» — какой-то сборник либо святоотеческих сочинений, либо жизнеописаний отцов Церкви. В результате Паннония вслед за Моравией стала новым крупным центром славянской письменности. Труды святителя Мефодия снискали ему огромный авторитет в церковном народе. Так что когда он умер (6 апреля 885 г.), прах его был торжественно предан земле с отпеванием на латинском, греческом и славянском языках в соборном храме Велеграда, столицы Моравии (место расположения которой, к сожалению, остаётся спорным по сей день).

Необходимо подчеркнуть, что в общем контексте христианской культуры средневековой Европы всё сделанное святыми Кириллом и Мефодием для славян поистине уникально. В сущности, для христианской Церкви их опыт — перевод Священного Писания и разных христианских текстов на родной язык просвещаемого народа — был первым. Разумеется, известны миссионерские труды IV в., предпринятые Ульфилой и святым Иеронимом Блаженным. Но готская Библия первого, очевидно, не получила широкого распространения и сохранилась лишь в нескольких фрагментах; латинская же Библия второго (Вульгата), как и латинское богослужение вместе с латинской литературой до самой эпохи Возрождения оставались для всех католиков явлением надэтническим и социально ограниченным. Можно было бы ещё вспомнить имя Месропа Маштоца. Однако созданная им в IV в. армянская церковная письменность осталась в узких территориальных и этнических рамках. И только труды славянских первоучителей получили широкое распространение, признание и продолжение среди славян.

Последний период в начальной истории славянского просвещения был связан уже с деятельностью ближайших учеников святых братьев и омрачён их преследованием со стороны римской курии, начатым папой Римским Стефаном V (885-891 гг.). Славянское богослужение в Моравии и Паннонии запрещают, славянские книги сжигают, энтузиасты славянского богослужения и письменности либо уходят в подполье, либо переселяются в другие земли. Но благодаря этому возникают новые центры славянской культуры. До середины X в. особенно благоприятные условия для развития последних сложились в Болгарии (особенно в царствование царя Симеона). Именно тут, в городах Плиске, Преславе, Охриде, организуются новые книжные школы. С ними связана просветительная и литературная деятельность выдающихся продолжателей кирилло-мефодиевской миссии — святого Климента, епископа Охридского, епископа Преславского Константина, Иоанна Экзарха Болгарского и др. К этому времени — «Золотому веку» болгарского просвещения — и к этому региону восходит история многих замечательных переводных памятников христианской — богослужебной, богословской, учительной — литературы и собственных, оригинальных произведений, распространившихся затем во всём православном славянском мире.

Меньше известно о первых этапах продолжения просветительской миссии святых Кирилла и Мефодия в Сербии, Словении, Хорватии, Далмации. Применительно, например, к концу IX или к X в. сохранились лишь отрывочные и косвенные сведения об этом. В целом здесь процесс славянизации христианской культуры сопряжён был с борьбой против латинства, и, судя по позднейшей судьбе здешней письменности и книжности, национальные тенденции оказались сильнее латинского влияния. В Польше славянское богослужение и книжность сохранялись, благодаря поддержке святого Войцеха (Адальберта, Белы), епископа Пражского, примерно до конца X в., но затем всё же были вытеснены латинской церковной традицией. Аналогичным образом дело шло и в Чехии. Но здесь славянской письменности удалось удержаться до рубежа XI-XII в. Об этом свидетельствуют такие памятники, как Киевские листки (X в.) и Пражские отрывки (конец XI или XII в.), «Житие» святого князя Вацлава (Вячеслава), а также богослужебный обиход в ограде Сазавского бенедектинского монастыря.

Просветительская миссия святых Кирилла и Мефодия и их южно- и западнославянских последователей чрезвычайно важна для русской культуры. Ибо с крещением и христианизацией Руси восточные славяне полностью восприняли книжное наследие своих соседей; в течение семи веков они не только использовали его по ходу постижения христианского знания как опору и ориентир, но и преумножали его и новыми литературными переводами и плодами собственного литературного творчества, таким образом воздавая благодарную память первоучителям словенским и сохраняя культурное единство славянского православного мира. Весьма показательной в этом отношении является судьба сборника, составленного в начале X в. в Болгарии для царя Симеона из разных переведённых с греческого богословских, экзегетических, естественнонаучных, философских, эстетических, исторических сочинений (25 авторов II-IX вв.). В 1073 г. этот сборник был переписан на Руси для великого Киевского князя Святослава, но известны также и другие его южнославянские и древнерусские (преимущественно) копии XIII-XVIII вв. (более 20-ти), — убедительнейший индекс не только широкой (всеславянской) и длительной востребованности сборника, но и того, что относительно единый для православных славян книжно-литературный фонд имел долгую жизнь.

4. Создание общего для всех славян книжно-литературного языка и роль последнего в становлении славянской государственности.

Уникальный опыт славянизации христианской литературы, начатый учёными греками Кириллом и Мефодием и продолженный их славянскими последователями, значим также своим беспримерным итогом. В ходе этой работы был создан третий в Европе, наряду с греческим и латынью, язык культуры. Одна из европейских этнических общностей получила возможность небывало расширить сферу применения своей родной речи. Этим древние славяне значительно опередили европейцев. Первоучители и их ученики в ходе своей переводческой работы стремились приспособить общую тогда для всех славян речь для передачи различных в идейном, образном, формальном отношениях текстов. Так что созданный таким образом новый язык (язык книжно-литературный, «старославянский») оказался пригодным для обозначения самого широкого круга явлений культуры из сферы религиозной, политической, научной, художественной, военной, обыденной жизни, способным к выражению конкретных и отвлечённых понятий, высоких и низких чувств, к адекватной передаче не только практического, но и духовно-интеллектуального опыта человека, к воспроизведению не только живой речи, но и к фиксации развёрнутого размышления, к использованию с этой целью разных в жанровом отношении повествовательных форм и разных по назначению лексико-стилистических средств.

По мнению исследователей, первоучители, переводя памятники христианской греческой и отчасти латинской литературы, пользовались рядом приёмов, среди которых, несомненно, главную роль играли приёмы работы с лексикой. Прежде всего, указывают на так называемую транспозицию. Благодаря этому приёму, конкретные значения исконных славянских — обиходных или профессиональных — слов обретали новые абстрактные значения, связанные с областью христианских богословско-философских, этико-эстетических представлений: «слово», «истина», «исповедати», «просвещати», «закон», «благо» и т. д. Вторым важным приёмом был приём заимствования. Так в славянский язык проникали совсем новые, не известные прежде слова, причём не только греческие, но и слова латинского и еврейского происхождения: «аминь», «евангелие», «легеонъ», «параклитъ» (утешитель), «пасха», «талантъ». Активно в процессе переводческой работы использовался и приём калькирования, когда сложное слово оригинала переводилось посредством исконных морфем, — приставок, корней, суффиксов, окончаний. За счёт этих приёмов в славянском языке сформировался богатейший фонд лексики отвлечённого содержания и назначения.

Однако в ходе создания славянского литературного языка святые Кирилл и Мефодий, учитывая возможности живой славянской речи, опирались не только на лексические, но в значительной степени и на грамматические, синтаксические, стилистические ресурсы греческого литературного языка, прошедшего к их времени чуть ли не двухтысячелетний путь развития — от поэм Гомера до трудов современника первоучителей, одного из самых ярких представителей византийской образованности святого Фотия, патриарха Константинопольского. Греческий язык послужил для славян также источником представлений о литературной норме применительно к фонетике и морфологии. В итоге славянский литературный язык усыновился, если перефразировать мысль А. С. Пушкина, греческому литературному языку, заимствовав от него «законы обдуманной своей грамматики, свои прекрасные обороты, величественное течение речи».

Именно подобное отношение преемственности создало вместе с тем условия для буквально взрывного по скорости развития в славянском мире самостоятельного литературно-художественного творчества, которое уже на ранних этапах славянской культуры ярко отобразилось в области поэзии (гимнография), исторического повествования (жития святых, историография), красноречия (проповедь), богословского дискурса (толкование библейских текстов) и которое, будучи общеславянским достоянием, вместе с тем способствовало и становлению в славянском мире отдельных государств, и формированию отдельных славянских культур, включая отдельные славянские литературные языки и отдельные славянские литературы — по крайней мере, болгарскую, сербскую, хорватскую, русскую, украинскую, белорусскую, а также — отчасти — чешскую и польскую.

5. Память о просветителях как фактор культурного единения славян и международного общения.

Почитание святых Кирилла и Мефодия в славянском мире практически современно их миссии среди славян. Прежде всего, оно сложилось в окружении их непосредственных учеников и последователей. Так, жизнеописание Философа создано до 880 г., а жизнеописание его брата — до 896 г. Вероятно, в конце IX в. их ученик святой Климент Охридский составляет блистательную «Похвалу святому Кириллу». Ему последуют другие, не оставившие своих имён панегиристы. Тогда же, если не раньше, начинается литургическое славление братьев. И в кириллической и в глаголической письменных традициях бытовали несколько вариантов Служб, в которых святые первоучители воспевались и каждый в отдельности и совокупно.

Агиографические, гомилитические и гимнические формы памятословия о святых братьях в общем сходятся в своих оценках. Применительно к делу просвещения славян Кирилл и Мефодий прославляются как «новые апостолы» и «учители», которые посредством «новых письмен» благовествовали «новому народу» слово Божие, посеяли в нём «духовное семя», принесли ему «чистое жито», отовсюду прогнали «мрак неведения» и стали для него «столпами Церкви Христовой», а славянская азбука, как рефлекс божественного откровения Константину Философу, признаётся священной и, соответственно, превосходящей созданную язычниками греческую азбуку. Действительно, святые братья дали человечеству образ истинно творческого соработничества Богу, служения Церкви, деятельной заботы о духовно-нравственном состоянии людей, истинного промышления о будущем человечества.

Болгарские, сербские, древнерусские месяцесловы XI — начала XIV вв. свидетельствуют о том, что кирилло-мефодиевские памяти 14 февраля и 6 апреля (по ст. ст.) закрепились ещё в старославянском календарном обиходе. В поздних календарях появляются общие для Просветителей праздники: в итало-греческих 14 марта, в чехо-моравских — 9 марта, в болгарских — 27 июля, в сербских — 25 августа, наконец в древнерусских — 11 мая. Любопытно, что в эпоху перехода со Студийского богослужебного устава на Иерусалимский (XIV-XV вв.) в славяно-русских месяцесловах кирилло-мефодиевские памяти временно исчезают, зато появляется посвящённый только святому Кириллу Философу праздник 14 октября. В настоящий момент в православной традиции сохраняются памяти 14 февраля, 6 апреля и 11 мая, в католической же — только 14 февраля как день общей памяти о Кирилле и Мефодии.

Любопытно, что празднование святым братьям 11 мая (24 мая по н. ст.) совпадает с церковным воспоминанием об Обновлении (рождении) Царьграда (Константинополя, Нового Рима) в 330 г. и с воспоминанием об освящении церкви святой Софии в Киеве при благоверной княгине Ольге (960 г.). Этот день, таким образом, соединяет три исторически значимых события, — начало Византийской империи и византийской культуры, начало славянской книжной культуры и начало храма, ставшего символом русского христианства и культуры. И такое соединение, в свою очередь, знаменует предопределённую Творцом логику исторического развития и непреложность человеческого взаимодействия и преемственности в духе, разуме и любви. И возможно именно данной трактовкой дня было обусловлено решение Святейшего Синода Русской Православной Церкви сделать его начиная 1901 г. праздничным для учебных заведений России: 11 мая завершались учебные занятия, в этот день служили молебны, устраивали праздничные концерты и вечера. Но ещё раньше, в 1863 г., в России широко было отпраздновано тысячелетие славянской письменности. Затем в 1869 г. торжественно отмечалась тысячелетняя годовщина со дня смерти святого Кирилла Философа, аналогичный праздник был устроен в связи с воспоминанием о святом Мефодии в 1885 г. Тогда Святейший Синод Русской Православной Церкви специальным Указом квалифицировал празднование памяти славянских учителей как средний церковный праздник, определив «…во всех молитвах, в коих поминаются вселенские святители Русской Церкви, поминать после имени святителя Николая, архиепископа Мирликийского, чудотворца, имена, иже во святых отец наших Мефодия и Кирилла, учителей Словенских». Тогда же один из крупнейших трудившихся в России славистов академик И. В. Ягич, хорват, в речи, адресованной членам Императорской Академии наук, говорил об общем для всех славянских народов значении сохранения памяти о святых Первоучителях. Почему это так, уже в наше время (в 1982 г.) очень точно сумел сказать другой отечественный учёный — академик Д. С. Лихачев: ведь именно им, святым братьям, по его мнению, принадлежала «мысль о единстве человечества и ответственности каждой страны, каждого народа в общечеловеческом устроении и просвещении, о служении каждой страны человечеству».

Список литературы