56382 (Древняя Русь в IX-XI вв.), страница 2

Еще одно свидетельство поздней вставки летописной статьи 907 года — имена дружинников Олега: Вельмуд, Карл, Фарлоф, Рулав и Стемид. Чуть позднее эти же имена повторяются в статье под 911 годом, но два из них — в более правильной огласовке: Вельмуд вместо правильного Веремуд — имени, известном с эпохи Великого переселения народов; Карл вместо Карлы — имени и топонимов, встречающихся на побережье Северного моря. Следовательно, искажение имен в статье под 907 годом лишь свидетельство позднего происхождения этого пересказа подлинного договора, приведенного под 911 годом. Подобных повторов в “Повести временных лет” несколько, и связаны они с соединением летописных записей, сделанных по разным космическим эрам (в частности, статья под 907 годом рассчитывалась по эре, на 4 года расходившейся с константинопольской).

Попутно заметим еще один важный факт: договоры Олега и Игоря с Византией, в которых приведены имена дружинников, говорят о славяноязычии княжеских дружин, но имена послов свидетельствуют о сохранении и исконных языков дружинников, обычно набираемых из “охочих” людей разных стран и народов. Эти имена в большинстве именно так и звучали в европейских (континентальных) именословах и могут быть объяснены, главным образом, из кельтских, иллирийских, иранских, фризских и финских языков.

Для прояснения событий, связанных с походом Олега в 907 году, необходимо привлечение материалов Новгородской Первой летописи, в которой есть и буквальные совпадения со статьей 907 года, а именно одна из версий о дани, полученной Олегом с греков. Но Новгородская летопись отказывает Олегу в княжеском достоинстве, представляя его лишь воеводой Игоря. Думается, в основе рассказа Новгородской летописи лежит варяжское сказание, изначально недатированное. Кроме того, летописец явно стремился указать на родственные связи Игоря с Рюриком, а потому надо было “устранить” реального князя Олега, которого с Рюриком никак невозможно было соединить. В Новгородской же летописи приводятся и версии о могиле Олега в Ладоге, и о его намерении уйти за море, где его якобы и “уклюнула” змея.

Но интересно, что события, связанные с походом Олега, перенесены в 20-е годы. В этой летописи указан 6430 год от “сотворения мира”, что по константинопольской эре должно соответствовать 922-му, по болгарской — 919-му, по старовизантийской, или подобной, распространенной где-то на западе Руси — 926-му.

Таким образом, можно прийти к выводу, что статья под 907 годом появилась в летописи очень поздно и сложилась, возможно, в результате даже нескольких редактирований только в XII веке.

Время после Олега — 2-ая четверть Х века — вообще совершенно запутана в летописях: версии Новгородской Первой летописи и Повести временных лет абсолютно не совпадают. И свидетельствует это о том, что обе версии недостоверны. Но путаница новгородских летописцев в данных об Олеге и датировках событий, возможно, имеет и определенное указание на другого Олега, конфликт с которым у Игоря разразился, по сведениям богемских хроник, где-то в 20-30-е годы IX века, после смерти Олега Вещего. Характерно, что этот конфликт не нашел никакого отражения в русских летописях. Думается, что причиной послужило желание какого-то летописца представить именно Игоря родоначальником династии. Именно поэтому новгородские летописцы называют Олега Вещего всего лишь воеводой Игоря и лишают Олега княжеского достоинства.

Но материал, извлеченный из богемских хроник в конце XVIII века Христианом Фризе, раскрывают суть этой усобицы. Согласно рассказу Х. Фризе, Олег Вещий был князем и имел сына — Олега Олеговича. Игорь же был племянником Олега Вещего. После смерти Олега Вещего между двоюродными братьями разразилась борьба за княжеский стол, в результате которой Игорь изгнал Олега Олеговича из Руси. Олег бежал в Моравию, которая в это время вела трудную борьбу с вторгшимися в области Среднего Подунавья венграми. Олег отличился в этой борьбе и был избран королем Моравии. У Х. Фризе в этой связи обозначен 940 год, но хронология у него (как и в некоторых богемских хрониках) идет впереди дат нашей летописи на пять лет и, следовательно, дата соответствовала бы 935 году наших летописей.

В Моравии Олег принял христианство (христианское его имя, согласно богемским хроникам, Александр, но с ним же в ряде случаев ассоциируется и имя “Илья Русский”, возможно, переозвучение неизвестного в Западной Европе имени “Олег”). Олег помирился с Игорем, попытался объединить силы Моравии, Руси и Польши ради отражения натиска венгров. Но из Руси пришло сообщение о гибели Игоря, и союз так и не состоялся. После ряда лет борьбы с переменным успехом Олег потерпел поражение и вернулся на Русь, где был воеводой у Ольги. Здесь он и умер. У Фризе указан 967 год, по хронологии нашей летописи, видимо, должен значиться 962 год.

Важно, что сведения богемских хроник подтверждаются археологически — именно во 2-ой четверти IX века отмечается волна миграции славянизированного населения, в том числе и русов, из Моравии в Приднепровье. И характерно, что это вновь пришедшее к Днепру население, или, хотя бы часть его, уже были христианами (у них наблюдается христианский обряд погребения). Видимо, именно с этой волной вернулся в Киев и Олег Олегович. Кстати, дополнительным подтверждением верности сведений богемских хроник может служить тот факт, что в Киеве же будет известна не одна, а две могилы Олегов, расположенные в разных частях города.

После конфликта с двоюродным братом, Игорь утвердился в Киеве в качестве князя. В тот период относительное единство разных земель-княжений поддерживалось практически только личностью киевского правителя. Олег Вещий, судя по преданиям, пользовался почтением и на севере Руси, и в Поднепровье, и в определенной степени в Причерноморье. Игорь же растерял большую часть территориальных и властных завоеваний предшественника. Поход Игоря на Византию в 941 и договор 944 года свидетельствуют о его внешнеполитических неудачах. Поход на древлян в 945 году и гибель самого князя в этом походе свидетельствуют о том, что и внутри собственного государства Игорь не мог сохранять свою власть. В результате, на севере он практически не оставил следа, и на юге его амбиции разбивались о жесткое противодействие не только империй с богатыми дипломатическими и военными традициями — Византии и Хазарии, но и традиционно мирными славянскими княжествами, сохранявшими свои системы управления и своих выборных князей.

Княгиня Ольга попыталась как-то упорядочить отношения Киева с племенами, платившими дань, установив погосты для сбора дани, оставаясь, фактически, регентом при малолетнем сыне Святославе.

Сам Святослав успешно воевал и с традиционными обидчиками Русской земли, и с теми землями-княжениями, которые держались своих многовековых традиций. Но он так и остался отважным и умелым полководцем, рожденным для походов, и практически бесполезным для упорядочения государственных дел на территориях, по которым, почти не встречая сопротивления, прошли его дружины. Впрочем, Святослав и не собирался оставаться в Киеве (не исключено, что и сами киевляне не слишком жаловали Святослава), стремясь перенести центр предполагаемого нового государства в Переяславец Дунайский. Но там ему не позволил укрепиться могучий и коварный сосед: Византия. В 970 году перед своим походом в Болгарию Святослав разделил Русь между сыновьями: Ярополку достался Киев, Олегу — Древлянская земля, а Владимиру — Новгород. Этот раздел изначально не сулил государству никакой устойчивости. Фактически возникли три княжества во главе с тремя сыновьями Святослава: поляне, древляне и Новгород. Но при властолюбивом воеводе Свенельде, который и при Игоре, и при Святославе играл значительную роль в жизни Руси, сыновья Святослава вообще не могли иметь самостоятельного значения. Однако интересы самого Свенельда, судя по всему, были далеки от государственных, он озабочен своими делами и своей дружины. Во всяком случае, именно местью Свенельда за сына Люта, убитого Олегом Древлянским, летопись объясняет начало усобиц между сыновьями Святослава в 977 году: Ярополк пошел войной на брата Олега и в этой войне Олег погиб. Испугавшийся Владимир бежал из Новгорода, который заняли посадники Ярополка. Однако в 978 году Владимир с нанятым войском из варягов вернул себе Новгород, а затем пошел войной на Ярополка. Победив в войне, Владимир убил Ярополка, обманным путем заманив его к себе (собственно, Ярополка убили два варяга). После этого, Владимир взял силой себе в жены вдову Ярополка, которая в то время уже была беременна.

В целом же, Х век не знал еще и какой-либо закономерной системы наследования власти: побеждал сильнейший или наиболее удачливый. Да и отношения между “Землей” и “Властью”, и внутри правящего слоя не были упорядочены. Не случайно в 978 году наемных варягов Владимиру было достаточно, чтобы утвердиться в Киеве.

В Повести временных лет сохранились довольно подробные сведения о начальном периоде княжения Владимира Святославича и, особенно, о процессе введения на Руси христианства (проблема Крещения Руси будет подробно рассмотрена в следующей главе). Но летописные свидетельства о Владимире вновь противоречивы — они явно редактировались позднее, во второй половине XI века, когда стал утверждаться культ Владимира как святого.

К примеру, в изначальном тексте, видимо, присутствовала весьма нелестная характеристика Владимира: он представлен убийцей брата Ярополка, законного преемника Святослава, у Владимира три гарема с общим числом в 800 наложниц, ему приписывается растление девиц и чужих жен. И даже рассказ о крещении Руси при Владимире носит следы первоначально иронического текста. Но есть и явные следы редакции — наличие одновременной положительной характеристики князя.

Владимир очень рано начал искать не просто силовые, а и идеологические обручи, которые скрепили бы рыхлое и неустойчивое объединение разноязычных племен. Таковой является его языческая реформа, как бы не толковать ее содержание. Привнесенное Владимиром с варягами язычество — по характеру изображений — пришло с южного берега Балтики. Заимствованные в варяжском “заморье” изображения разных божеств, предполагали разные функции и должны были удовлетворить религиозные потребности разных племен. Загадкой остается, пожалуй, лишь исключение из пантеона популярного божества Велеса — покровителя купцов, поэтов, путешественников, вроде римского Меркурия, бога “скота”, то есть денег и богатства (лишь много позднее понятие “скот” распространится на некоторые виды домашних животных, которые были заменой серебра, как куница, бела-горностай и белка).

Но вместе с реформой языческой религии на Русь впервые пришли и человеческие жертвоприношения (983 год). Христианская община, обосновавшаяся в Киеве при Игоре, похоже, подвергалась гонениям. Причиной этого, видимо, стали события, произошедшие далеко от Киевской Руси. В 983 году на славянском Балтийском Поморье произошло крупное восстание под языческими лозунгами, резко направленное против насаждавшегося немецкими феодалами христианства. Гонениям подвергались и славяне, перешедшие в христианство, и христианство на Поморье надолго окажется под фактическим запретом. С этим восстанием связано и обострение отношений между языческой и христианской общинами в Киеве. Именно в этом году в жертву языческим богам были принесены варяги-христиане — сын и защищавший его отец. На Руси это было первое человеческое жертвоприношение, и мученики позднее были причислены к лику святых.

Обострение отношений между двумя общинами (языческой и христианской), непопулярность в Киеве извне привнесенных языческих богов, побудили Владимира искать иную веру, которая смогла бы смягчить внутренний разлад. Таковой и стало христианство, отличавшееся на Руси большой терпимостью к язычеству, вплоть до усвоения многих языческих праздников. На сей раз в Киеве определенная консолидация была достигнута. Способствовали этому и попытки сближения городского управления с собственно княжеско-дружинным. Но каждая земля продолжала жить своей жизнью, а направлявшиеся по княжествам сыновья Владимира либо входили в конфликты с местным самоуправлением, либо, пытаясь опереться на него и взаимодействовать с ним, вступали в конфликты с Киевом и княжившим там отцом.

Заключительная статья о княжении Владимира (под 996 годом) составлена явно позднее, а потому отражает не столько истинное положение вещей, сколько взгляды летописца. Легенда о замене деревянных ложек в гриднице князя серебряными может быть напоминает о каком-то недовольстве дружины и старейшин, которые “егда же подопьяхуться, начьняхуть роптати на князь”. Владимир уступил дружинникам: “яко сребром и златом не имам налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато, якоже дед мой и отец мой доискася дружины и сребра”. Судьба и деда Игоря и отца Святослава была печальна. Святославу можно записать в актив сокрушение паразитарного образования — Хазарского каганата, но в государственном строительстве он не сделал ничего. Явно больше вреда Киеву нанесло и правление Игоря, поскольку было утеряно ранее приобретенное Олегом. Но в данном случае интересно то, что Владимир или летописец от его имени не говорит о прадеде Владимира, о том, кем был отец Игоря.

Под тем же 996 годом Повесть временных лет рассказывает о принципах управления при Владимире. Князь советовался об устройстве земли и о войнах, прежде всего со своей дружиной. Упомянут некий “Устав земленой”, видимо, свод правовых норм, не сохранившийся до нашего времени. Скорее всего, именно вокруг этого устава и развернулись какие-то коллизии в то время. Киевская Русь к тому времени уже приняла христианство и христианские епископы обладали серьезным влиянием на князя Владимира. Именно епископы провести реформу судопроизводства в соответствии с нормами христианства: вместо денежных штрафов (виры) за преступления ввести смертную казнь. Владимир согласился, однако нововведения вызвали какие-то раздоры. Поэтому по просьбе епископов и “старцев градских” Владимир вновь вернул виры и отменил казни. “И живяше Володимеръ по устроенью отьню и дедню”, — сообщает летопись. Скорее всего, именно в недошедшем “Уставе земленем” казни и были заменены вирами.

К сожалению, вторая половина княжения Владимира в летописях не отражена. Возможно, кто-то редактировал летопись, как и сведения о первой половине княжения Ярослава.

От первых пяти жен у Владимира было 12 сыновей (от последней Анны известна лишь дочь Мария). При Владимире существенно расширился круг земель, вошедших в состав Руси. Но отсутствие самой системы престолонаследия (скажем, принятым к этому времени в Европе принципа майората), при напряженных отношениях традиционных укладов в разных землях восточных славян с пришлыми князьями делали отношения в них крайне неустойчивыми. И Святополк в Турове, и Ярослав в Новгороде, и полоцкие наследники уже умершего сына Рогнеды Изяслава, и Мстислав в Тмутаракани не желали подчиняться Киеву, и этот семейный разлад Владимир не сумел преодолеть.