55010 (Этнос как культурное сообщество и его динамика (проблема концептуальной альтернативы))

Этнос как культурное сообщество и его динамика (проблема концептуальной альтернативы)

И. А. Бадалян

Есть обаяние в нации другой,

Когда, не зная языка народа,

Идешь с проводником тропинкой иль межой

Под изумрудно-бирюзовым сводом…

И нации сближаются порой,

Как два единокровных человека,

Крепя свою любовь и кровью, и слезой,

И общей верою, и общею борьбой,

И общей радостью от века и до века1

Рюрик Ивнев, 1942

Не рискуя впасть в ложный пафос и преувеличение, можно без колебаний и вполне ответственно утверждать, что последние четыре десятилетия в истории отечественной этнологической науки отмечены беспрецедентным взлетом творческой активности ученых: по крайней мере, объем разнообразных публикаций, вышедших в свет за это время (и особенно в 80-е годы), способен поразить любое воображение.

Однако картина приобретает совершенно другой характер, если иметь в виду положение вещей в области научной теории: это наиболее яркое проявление научного творчества демонстрирует не столько заметное и действительное расширение общего горизонта этнологических исследований, сколько множественные деформации научного мышления, сопровождающиеся неуклонным ростом вольных толкований и неукротимым, наподобие хронической болезни, тяготением исследователей к слабомотивированным, а потому поверхностным, легковесным и практически каким угодно концептуальным обобщениям. Складывается впечатление, что современная этнология переживает состояние, которому более всего соответствует следующая краткая формула - "хаос и сумятица".

При этом было бы неправильно возводить сложившуюся ситуацию к действию какого-либо демонического персонального фактора, хотя все же не секрет, что на ниве отечественной этнологии направление и содержание теоретических изысканий в решающей степени определялись небольшой группой специалистов либо прямо представлявших руководство Института этнографии АН СССР им. Н. Н. Миклухо-Маклая, либо содействовавших формированию теоретической позиции директора названного научно-исследовательского учреждения, академика Ю. В. Бромлея.

Справедливость сделанного замечания подтверждается тем, что за истекшие десятилетия не было ни единого случая принципиального столкновения взглядов и борьбы идей среди ученых, вступавших на поприще научно-теоретического поиска. Бросается в глаза скорее нечто прямо противоположное: претензии отдельных авторов на исключительную оригинальность выдвигаемых ими концептуальных версий внушительно контрастируют с откровенной и монотонной повторяемостью эксплуатируемых в теоретической практике методологических стереотипов.

Пионером разработки теории этноса в советской и российской этнологической науке стал С. А. Токарев - известный этнограф и глубокий знаток истории религии. Его выступление на страницах журнала "Вопросы философии" в 1964 году составило важный эпизод в осмыслении природы этнических образований, поскольку проложило, о чем свидетельствует вся позднейшая история отечественной науки, не просто самый популярный, но абсолютно преобладающий, по сути же - единственный методологический маршрут дальнейшего движения советской и российской этнологической научной мысли 2 .

Любопытно, впрочем, что буквально в том же году состоялась параллельная премьера, представившая уже зарубежной исследовательской аудитории аналогичный опыт теоретической интерпретации явлений этнического порядка: американский культуролог Р. Наролл поместил в журнале "Современная антропология" статью под красноречивым и многозначительным заголовком - "О классификации этнических единиц" 3 . Но внимание привлекает в данном случае не синхронность теоретизирующего мышления на идеологических полюсах мировой науки, а более чем неожиданное в эпоху глобального мировоззренческого раскола интригующе полное совпадение избранной упомянутыми авторами методологической стратегии, как и сформулированных в итоге выводов.

Оба исследователя сходятся в том, что интересующий их объект следует рассматривать в очень определенном контексте его существования, когда этот объект представлен наряду с другими компонентами этнической картины мира и обладает безусловной возможностью продекларировать собственную индивидуальность, то есть когда он, говоря иначе, существует в виде отдельно взятого, обособленного от всех прочих, этноса. Что же касается внутренней природы данного объекта, то ее, по твердому убеждению исследователей, непосредственно фиксируют многообразные особенности, отличающие этнос как единое, монолитное целое от всех других его собратьев в составе мирового этнического множества. Одним словом, сущность этноса раскрывает его индивидуальная, или так называемая этническая, специфика, выраженная набором устойчивых отличительных характеристик, выделяющих любой конкретный этнос на фоне многоликого этнического состава человечества, и тем самым располагающих объективным основанием именоваться "этническими признаками". Науке остается только свести наиболее типичные, материально обусловленные социально-культурные проявления "этнической специфики" в единый реестр, и задача определения понятия "этнос" (в терминологии 60-х годов - "этническая общность") будет решена со всей возможной научной строгостью и с учетом всего доступного кругозору ученых фактического материала.

Надо заметить сразу, что, к разочарованию первопроходцев этнологической теории, именно привлеченный ими обширный фактический материал, несмотря на свое богатство и безупречную доброкачественность, тем не менее обнаружил абсолютную неспособность предоставить в распоряжение научного анализа хотя бы одно, но зато вполне универсальное взаимное отличие, обособляющее между собой все известные науке и отдельно взятые этносы: ни один из "этнических признаков", привычно ассоциируемых с естественной границей "этнической общности", не оправдал связанных с ним ожиданий. Констатируя этот малообнадеживающий результат, С. А. Токарев все-таки счел возможным дать определение "этнической общности", но прозвучало оно настолько странно, что сам автор пометил его клеймом "формальной дефиниции": "этническая общность есть такая общность людей, которая основана на одном или нескольких из следующих видов социальных связей: общность происхождения, языка, территории, государственной принадлежности, экономических связей, культурного уклада, религии (если эта последняя сохраняется)" 4 .

Очевидная слабость приведенного определения заключается в том, что оно не только не вычленяло этнос из других общественно-исторических и культурных форм, но, напротив, недвусмысленно отождествляло его с любой из них и всеми сразу, если она (или они - в каком угодно сочетании) выполняет функцию всеобъемлющего и однородного рубежа, гарантирующего конкретному этносу его собственное, отдельное место во вселенском этническом калейдоскопе.

За банальной погрешностью прятались и куда менее безобидные методологические просчеты, не удостоенные, однако, серьезного критического разбора теми представителями этнологической науки, кому, по примеру их процитированного коллеги, довелось в дальнейшем заниматься теоретической разработкой этнической проблематики. Поэтому становится уместным и крайне целесообразным раскрыть подлинный, глубинный смысл методологического подхода, заявленного этнологической наукой в отправной точке концептуально-теоретического отображения объекта ее познавательной деятельности.

Роковым изъяном затрагиваемого подхода является прямолинейное и абсолютное приравнивание сущности этноса к способу его существования в качестве индивидуально-обособленной единицы планетарного этнического ряда. Тем самым эта сущность бесконечно удаляется от каких бы то ни было свойственных этносу внутренних характеристик, но одновременно выступает полностью слитой с совокупностью различий, противопоставляющих друг другу все без исключения этносы эйкумены. В рамках такой трактовки сущность этноса оборачивается просто-напросто негативным аспектом, своеобразной "теневой" стороной фундаментальной - общественной и культурной - природы человечества, необратимо и однозначно расщепленного под давлением внешней силы (природной или иной) на этнические фрагменты, принципиально неспособные сложиться в реальную целостность.

Далее, ставя в той же методологической плоскости вопрос о качестве, присущем всем этническим сообществам, придется возвести в ранг всеобщего их признака способность каждого конкретного, т. е. всецело уникального, этноса существовать вне и независимо от какого-либо общечеловеческого культурного (да и любого другого) единства.

Итак, сущность этноса равнозначна предметно-итоговому воплощению радикально-расщепляющей дробности человеческого рода. Но каков атрибутивный профиль этой этнической сущности, насколько она объективна, представляет ли собой безусловную и первичную реальность среди прочих форм мироздания или же приближается по статусу к функциональным категориям?

Руководствуясь методологией, принятой теоретиками этноса, нельзя атрибутировать искомой сущности ничего другого, кроме бытия, причем такого, которое заведомо чуждо какой-либо объективной, сколько-нибудь устойчивой конкретике, включая более или менее определенную пространственно-временную конфигурацию. Речь идет о бытии весьма особого рода - подразумевается всеобщее противостояние состава того или иного этноса мировой этнической среде, и выражено это противостояние крайним многообразием направлений, связанных с широчайшим (на деле - бесконечным) спектром пресловутых "этноотличительных" (они же "этнодифференцирующие") особенностей. И хотя набор отмеченных особенностей безгранично вариативен, изменяясь в зависимости от того, с кем конкретно из мирового этнического окружения соотнесен данный этнос; несмотря на то, что каждая отдельно взятая особенность изначально релятивна, поскольку определяется столь же конкретной межэтнической оппозицией, благодаря этим двум обстоятельствам возникает в конечном счете повод утверждать, что индивиды, принадлежащие к одному и тому же этносу, тождественны друг другу в их совокупном противостоянии остальному человечеству.

Впрочем, нет ни малейшей надобности драматизировать упоминаемое "противостояние": оно никаким образом не предполагает конфликтного напряжения в отношениях между отдельными этносами, наоборот, имеется в виду, что, населяя свое собственное, отдельное "гнездо" в цепи планетарного этнического множества, каждый этнос противопоставляет себя другим единицам этого взятого в полном объеме множественного ряда именно тем, что, не нанося урона чужой уникальности, не нарушая ничьих границ, стабилизирует свою индивидуальность, пребывая в состоянии нерушимой статики.

Последнее, что требует комментария в связи с обращением к атрибутивному характеру этнической сущности, затрагивает ключевой вопрос о форме ее бытия: следуя методологическим ориентирам, приравнявшим сущность этноса к индивидуальному способу его объективного существования, необходимо учитывать, что взятая в целом совокупность этносов планеты никаким собственным, консолидирующим объективным существованием не обладает, потому что состоит из единиц, не имеющих ничего общего, помимо тотального взаимного противопоставления, а это значит, что индивидуальность каждого конкретного этноса никакого объективного, ограничивающего содержания в себе не несет. Поэтому этнической сущности соответствует в качестве формы ее бытия не обусловленная объективными факторами, индивидуализированная материальная предметность, а независимая от них, абсолютная индивидуальная обособленность, вообразимая лишь среди абстракций человеческого сознания, таких, например, как числа натурального ряда, никогда не повторяющиеся (и в этом смысле бесконечно противопоставленные друг другу), но и существующие только в понятийно-логическом инструментарии математической науки.

Очерченная форма бытия примечательна в том плане, что создает необозримую дистанцию между сущностью и решительно всеми ее проявлениями, прежде всего - относящимися к материальной жизни этноса: все они попадают в разряд внешних условий, отстраненно сопутствующих этносу в его абсолютном, индивидуально-обособленном бытии; и такое происходит по той причине, что достоинством сущности неправомерно облечена одна из форм существования, совершенно несовместимая в ее абсолютизированном варианте со всеми другими. Даже всеобщая среди этносов эйкумены методологически предписанная способность существовать и обеспечивать свое существование независимо от какого-либо планетарно-человеческого единства сохраняет полярную противоположность этнической сущности, не поднимаясь "по чину" выше ее носителя, в силу того опять-таки обстоятельства, что опирается на разнообразные, объективные по происхождению и неизбежно ограничивающие предпосылки.

Но выводя знак чисто количественного равенства между идеальным абсолютом этноса и материальными факторами этнического размежевания, ученые не теряли права на иллюзию, что в числе таких факторов фигурируют не только внешние условия, но и нечто более солидное - "механизм существования" 5 .

Таким образом, можно заключить, что, когда этнологическая наука задумалась над природой объекта, стоящего в центре ее исследовательской практики, научно-теоретическая деятельность ученых была подчинена априорной и достаточно жестко заданной методологической установке, обязывающей трактовать этнос в качестве абсолютного, индивидуально-обособленного и статичного тождества - формального и внешнего по отношению к изучаемой реальности.