70706-1 (Приказный строй управления Московского государства), страница 2

Общие указы и доклады. Московские цари и их приказные не были изобретательны на общие нормы, не любили их и постоянно нарушали сепаратными указами, когда это казалось им целесообразным в отдельных случаях. На общие законы они смотрели не как на нормы, которые следует применять везде и всегда, а как на возможные приблизительные образцы для решения той или иной категории дел. Их неразвитая юридическая мысль лишь с большим трудом вкладывает конкретные случаи повседневной практики в общие нормы. По этому вопросу можно было бы привести множество примеров. В первой четверти XVII в. был издан общий указ – не давать на откуп кабаков дворянам и их людям, а когда через несколько лет Печатный приказ запросил об этом все приказы, то оказалось, что одни из них совсем не знали этого указа, другие его исполняли, а третьи не исполняли по особым государевым указам. Когда общий указ причинял или мог причинить убыток казне, то приказы никогда не применяли его, да и не имели права применять, не доложив государя или бояр в каждом отдельном случае. Так, когда в 1639 г. был издан указ об отмене мелких монополий, то каждый город отдельно должен был бить челом государю о применении к нему указа[2].

Неудобства несамостоятельности приказов.

В области суда московские цари довольно рано и полнее всего отделались от докладов, хотя и в XVII в. им нередко приходилось решать такие судные дела, которые по своему существу могли бы быть решены приказами на основании общих указов. В области же финансов они и в XVII в. лично рассматривают и решают самые мелкие дела, оставляя за приказными очень мало самостоятельности. При Алексее Михайловиче неудобства этого сказываются очень сильно. Этот государь, по недостатку ли времени или по другим причинам, просто избегает докладов. Результаты получаются очень печальные. В архивных делах нам встречались случаи, когда приказные по полугоду и более тщетно искали случаи доложить дело царю. В архивах сохранилось множество изготовленных докладов этого времени, которые так и остались без решения; это целые столбцы, так называемых, «невершеных докладов». В окладных приказных книгах царя Алексея мы нередко читаем, что такой-то доход не получен, что он стал недоимкой, - «и то дело выписано государю в доклад; и о том, государь укажет?» Этот однообразный припев повторяется из года в год за десяток лет подряд. Несамостоятельность приказных, уместная в небольшой вотчине московских великих князей, стала действовать очень вредно с уложением дел и ростом государства. Цари, опасаясь дать приказам волю и оставить их без своего контроля, хотели по прежнему доходить до всего лично и в результате оказались заваленными массой неважных докладов, которые лишали их возможности и времени внимательно рассматривать важные. Множество указов середины XVII в. остаются на бумаге, так как применение их на практике вызывает много непредвиденных вопросов, а царь своей властью не устраняет сомнений приказных.

Приказы при царе Михаиле.

Упадок приказного строя становится заметным и несомненным во второй четверти XVII в. Властный и энергичный Филарет Никитич быстро приводит в порядок расшатанный Смутой приказный механизм. Если он и не был в силах дойти до всего лично, то все-таки порядок поддерживается его твердой рукой и страхом. Однако нет никаких указаний на то, чтобы он сознавал необходимость реформ, а непростой реставрации. При нем все сводится к починке старой машины старыми же средствами. Учрежденный в 1620 г. приказ, «что на сильных бьют челом» не оставил по себе заметного следа. Во всяком случае существование его рядом с Челобитным приказом не совсем понятно. Очевидно, что Челобитный приказ уже плохо выполнял свое назначение. Очень сомнительно, чтобы и новый сыскной приказ был лучше старого Челобитного. Смерть Филарета и неудачная Смоленская война вызвали во всех слоях общества сильное брожение, которое отразилось и на приказах. Однако еще некоторое время они работают сносно, отчасти, быть может, по инерции, всегда важной в работе учреждений, отчасти благодаря влиянию Михаила Федоровича, не обладавшего сильным умом и твердым характером, но получившего под руководством отца значительный опыт. В конце его царствования в деятельности приказов становится уже заметным нечто весьма неладное. Самовольство и злоупотребления безнаказанных судей и дьяков растет, приказы, лишенные в значительной степени связующего их начала – царской руки, начинают обособляться, со стороны населения все чаще раздаются жалобы на волокиту и злоупотребления.

Приказы при царе Алексее.

С течением времени, во все царствование Алексея Михайловича, беспорядок увеличивается и резко проявляется даже в таком внешнем факте, как порядок приказного письмоводства. Всякому, кто долго занимался в архивах, бросается в глаза порядок в документах первых двух третей царствования Михаила Федоровича и большой беспорядок при Алексее Михайловиче. Взять хотя бы приходорасходные книги приказов, этот очень важный род документов. Раньше оне ведутся чисто, в порядке, «без скребенья и чищенья», каждая статья тщательно записана и «очищена», т. е. указано, получены ли по ней деньги, или нет, если не получены, то почему, и что государев указ о недоимке. Вся книга, во избежание злоупотреблений, скреплена по листам дьяком. Книги Алексея Михайловича, особенно второй половины его царствования, представляют жалкий вид. Это – большие фолиапты почти чистой бумаги, в которых кое-где записаны, по однообразному шаблону, часто без всякой очистки, окладные статьи. Иные статьи по небрежности недописаны, и за целый ряд лет неизвестно, получены ли деньги или нет, и почему не получены. Местами чистая бумага испачкана какими-нибудь росчерками или неуместными изречениями. Нам встретился, например, такой случай: под окладом кабака, где следовало записать поступление дохода, изображен благочестивый вздох – «помилуй мя Боже по велицей милости»…, вздох, свидетельствующий как о набожности подьячего, так и о него пренебрежении к важному государственному документу. Размер пройденного к беспорядку пути можно видеть из следующих двух фактов. Когда в 1631 г. новый дьяк Устюжной чети, принимая по описи архив своего предшественника, нашел в нем одну старую (1619 г.) приходорасходную книгу, которая не вся была скреплена по листам дьяком, то об этом случае было доложено государям, т. е. отцу и сыну. Государи, выслушав доклад, указали опечатать книгу и хранить ее до времени за особой печатью. А 40 лет спустя царь Алексей приказывает справиться в Новгородской чети, как давно из городов ее ведомства перестали присылать сметы, т. е. годичные отчеты. Понятно, что отсутствие городовых смет лишало приказы возможность составлять приказные, и, быть может, поэтому до нас дошло несколько десятков приказных смет Новгородской, Устюжной и Галицкой четей за первую половину века и ни одной за время царствования Алексея.

Тайный приказ.

Алексей Михайлович не обладал твердым характером и чувствовал себя бессильным среди приказов. Медлительность, злоупотребления и своеволия раздражали его. Между тем он жаждал деятельности и глубоко верил в свое высокое призвание. На такой почве возник приказ Великого государя Тайных дел. До монографии И. Я. Гурлянда и до издания значительного количества дел Археографической комиссией об этом приказе существовали довольно легендарные мнения. Теперь уже невозможно говорить, что Тайный приказ был каким-то инквизиционным учреждением или началом тайной полиции, однако нельзя сказать, чтобы он уже получил полную и вполне правильную оценку. И. Я. Гурлянд в одном месте своей работы сравнивает его с отдушиной, через которую голос притесненного народа мог достигнуть до царя, и говорить, что население чувствовало в этом потребность. Последнее верно, но сравнение нам кажется неудачным. С. Ф. Платонов в рецензии на труд И. Я. Гурлянда указал[3], что одна такая отдушина уже существовала, и что она была законопачена как раз в царствование царя Алексея: это – земские соборы. Следует напомнить о другой отдушине, постоянной, которая существовала, и давно пережила Тайный приказ. Это – Челобитный приказ. Какая была надобность учреждать новый приказ, когда царь при желании мог воспользоваться Челобитным приказом, который в приказном строе должен был играть роль отдушины? Замечание И. Я. Гурлянда, что в учреждении Тайного приказа сказалось стремление царя к непосредственному действительному участию в делах управления, совершенно верно, но возникает вопрос, какое это имело значение, если вся приказная система, вместе с Челобитным приказом, развилась и была основана на принципе личного участия царя в управлении. Тайный приказ быстро разросся в большое учреждение с многочисленным персоналом и широким очень пестрым кругом дел. Сохранились указания на то, что он, разросшись, выродился в обычный приказ со всеми присущими им в то время недостатками. Даже более того: близость к царю и его благосклонность давали возможность дьякам и подьячим Тайного приказа совершать такие злоупотребления, которым, вероятно, завидовало «крапивное семя» других приказов. Злоупотребляли не только дьяки и подьячие, но даже мелкие сошки приказной системы. Какие-нибудь ничтожные подьячие съезжей избы Нижнего Новгорода (Симановы), опираясь на свое родство с подьячими Тайного приказа, заставляли трепетать перед собой местного дьяка и молчать воеводу.

Тайный приказ можно рассматривать как симптом упадка приказного строя. Алексей Михайлович, выросший в понятиях старины, не понимал новых нужд управления. Он не чувствовал себя хозяином в разросшемся дворце приказных учреждений, ему хотелось, по примеру своего предка, иметь свою «опричнину», и он, отчаявшись стать хозяином в старом доме, решил построить себе особое жилье. «Опричнина», соответственно вкусам и характеру царя, получает странный, но во всяком случае безобидный характер. Без всякой системы, без признаков планомерной работы серьезной государственной мысли, царь по временам заглядывает в приказы, чтобы унести оттуда то, что ему понравилось для обстановки своих жилых апартаментов. Все в Тайном приказе носит печать личных вкусов царя: тут, рядом с важными государственными делами, случайно исторгнутыми из других приказов, соколиная охота; личная переписка царя и какое-нибудь хозяйственное предприятие, вроде винокурения, откорма скота или будных станов; рядом с аптекой и делом распространения богослужебных книг какое-нибудь сыскное дело про блудное воровство, почему-либо обратившее на себя внимание царя среди массы других подобных дел; дела благотворительности, а рядом государственная приходорасходная смета. Со смертью Алексея Михайловича Тайный приказ по совершенной ненадобности был немедленно уничтожен.

Приказы в конце XVII в.

Исследование перехода от приказного управления к коллегиям выходит за пределы нашей статьи. Отметим только важнейшие факты. В последней трети XVII в. было много сделано для объединения различных отраслей управления. Так, поместные и вотчинные дела были сосредоточены в Поместном приказе. В этом же приказе было объединено дело описаний и переписей почти всего государства. Ведомство Разбойного приказа было распространено на севере, где раньше разбойные и татиные дела ведали чети. Таможенные и кабацкие сборы всего государства (за исключением Сибири) были переданы приказу Большой Казны, тогда как раньше они поступали по крайней мере в 9-10 приказов. Стрелецкий приказ стал получать с 1672 г. свои доходы с таких городов, где раньше их сбирали Новгородская и Устюжная чети и приказ Казанского дворца. Вообще, тенденция разрушить территориальные приказы и распределить их ведомство между приказами по роду дел вне всякого сомнения. Другой факт – это соединение нескольких приказов под начальством одних лиц. Раньше это бывало исключением, теперь, т. е. в последней трети века, становится как бы системой. Этот прием несколько упрощал задачу верховной власти, так как управление всеми приказами оказывалось в руках небольшого количества доверенных и влиятельных лиц и получало большее единство. Сообразно с этим, в приказный строй проникает начало бюрократического подчинения младших заведывающих (товарищей и дьяков) старшим.

Личный состав приказов.

Как можно ожидать, личный состав приказов был очень разнообразен. Постоянной частью состава было большее или меньшее количество подьячих. Во главе же приказов стояли то дворяне (судьи) с дьяками, то одни дьяки, то, в виде исключения, подьячие. Так, Мастерской государевой Палатой, Аптекарским и Постельными приказами долгое время заведовали подьячие «в дьячее место». Во главе некоторых несамостоятельных приказов стояли выборные гости. Так, Большой Московской таможней (Таможенным приказом), подчиненной приказу Большого прихода, так же как Кабацким приказом, ведавшим московские кабаки и подчиненным Новой чети, управляли головы (из гостей) и целовальники, избираемые ежегодно гостями и московскими торговыми людьми. Это подьячие «в дьячее место» и выборные головы сносились с другими приказами, как и все прочие приказы, памятьми, а первые, т. е. подьячие, имели право доклада государю. Во главе большинства приказов стояли судьи из дворян и дьяки или одни дьяки. Число тех и других и чин были различны, смотря по важности приказа и по временным потребностям. В судных по преимуществу приказах обыкновенно были дворяне с дьяками, а в целом ряд таких важных приказов, как Разряд, Посольский приказ и Новгородская четь, в которых судные дела стояли на втором плане, очень долгое время, почти всю первую половину XVII в., были одни дьяки, от 3-5 человек. По существу название судей равно приложимо и к дьякам, так как они в действительности были такими же судьями, как «судьи» из дворян.

Судьи.

Судьями таких важных приказов, как Ямской, Стрелецкий, Московский и Владимирский судные, Поместный и другие обыкновенно были бояре, в других менее важных – окольничие, думные дворяне и другие высшие чины. Судьи наблюдали за своими сослуживцами – товарищами и дьяками, руководили в приказах делами и докладывали их вместе с дьяками в случае надобности государю. В письмоводстве приказов они не принимали никакого участия и не прикладывали своих рук к документам; на то были «устроены» дьяки.