185785 (Древнерусское право), страница 3

Договором, более всего привлекавшим древнего законода­теля, являлся договор займа. Закон предполагал, что объектом договора могут быть любые заменимые вещи, а не только день­ги (куны), что вполне естественно при господстве натурального хозяйства. Закреплялись различные формы заключения дого­вора займа в зависимости от его условий. Займ до трех гривен мог осуществляться без свидетелей. В случае спора истец при­сягал в доказательство своей правоты. Займ свыше трех гривен совершался в присутствии свидетелей. Особое положение куп­цов позволяло им кредитовать друг друга без соблюдения об­щеобязательных формальностей, что давало возможность "ис­кать" долг и без свидетелей, используя в качестве доказатель­ства личную присягу. Такой порядок сложился из-за специфи­ки торговой деятельности, необходимости сохранения купече­ской тайны, сугубо доверительных отношений внутри доста­точно узких купеческих корпораций.

Проценты по договору займа не являлись обязательным условием данного договора. Даже в период расцвета ростовщи­чества при князе Святополке Изяславиче в Пространной Прав­де (ст. 50) говорится о процентах в условном наклонении: "Аже кто даеть куны в рез...". Процитированная статья подчеркивает волю сторон при определении размеров процентов. Интересно замечание закона, что при даче взаймы под проценты необхо­димо присутствие послухов. Проценты взимались при кратко­срочном займе помесячно. Если долг не отдавали в течение года, то уплачивались так называемые третные резы. Закон не гово­рит о периодичности выплаты этих процентов. Вероятно, они взимались раз в год, хотя некоторые авторы считают, что раз в четыре месяца. Последнее предположение сомнительно, посколь­ку речь идет не о третном резе, а о "кунах в треть", т. е. про­центе в размере "два на третий", или 50 процентах суммы дол­га. Взимание процентов осуществлялось впредь до выплаты долга, что на практике вело к кабальной зависимости.

Восстание 1113 года вызвало законодательное ограничение взимания процентов. Возможность брать третные резы ограни­чивалась либо трехкратным взиманием процентов без права получения суммы долга, либо двукратным взиманием процен­тов с правом получения долга (Устав о резах в Пространной Правде). В ст. 53 оговаривалось, что годовые проценты в разме­ре 10 кун на гривну (по счету Пространной Правды 1 гривна = 50 кун), т. в. 20 процентов в год, допускались при долгосрочных займах.

В случае невыплаты долга должник мог быть по ст. 47 при­влечен к уголовной ответственности с обязанностью уплатить долг кредитору, т. е. при отсутствии у него имущества ему уг­рожала продажа в холопы. Банкрутский устав Владимира Мо­номаха определил порядок взыскания долгов с обанкротивших­ся купцов. Впервые в истории русского законодательства вво­дится понятие "несчастное банкротство". Такой банкрот осво­бождается от обязанности немедленной уплаты всех долгов. Несчастным считается банкротство, наступившее вследствие действия непреодолимой силы. Умышленное (точнее — винов­ное) банкротство давало кредиторам право самостоятельно ре­шать судьбу своего должника. При злостном банкротстве долг взыскивался в обязательном порядке, а удовлетворение требо­ваний кредиторов осуществлялось в предусмотренной законом последовательности. В первую очередь удовлетворялся инозем­ный купец, по незнанию доверивший товар банкроту, во вто­рую — князь, в третью очередь — остальные кредиторы, при­чем те, кто уже получил достаточно много процентов, могли быть лишены права участвовать в разделе.

Разновидностью договора займа можно считать закупничество.

Договор дарения упоминается только в ст. 93 Пространной Правды. Речь идет о подарках мужа жене. Одаривали движи­мым имуществом. Текст статьи дает возможность предположить, что дарение осуществлялось торжественно, при свидетелях: муж "возлагал" подарок на жену. Скорее всего, речь шла об украше­ниях, дорогой верхней одежде (шубе, например).

Немного говорит Русская Правда о договоре личного най­ма. Видимо, он был достаточно хорошо урегулирован нормами обычного права. Статья 110 дает понять, что наем порождал отношения, близкие к холопству. Вероятно, первоначально по­ступление в услужение приравнивалось к поступлению в холо­пы: человек попадал под власть домовладыки и становился челядином.

Краткая (ст. 25) и Пространная (ст. 14) Правды, а также иные источники упоминают рядовича (княжеского и боярско­го), жизнь которого оценивается в 5 гривен, что в 8 раз дешев­ле, чем жизнь свободного и стоит так же, как жизнь холопа. Однако термин, которым обозначается этот мелкий служащий в хозяйстве князя или боярина, свидетельствует о том, что в основании его службы лежал договор — ряд. Устав Владимира Мономаха несколько меняет существовавший ранее обычай об­ращать в холопы всех, поступающих в услужение. Статья 110 касается довольно узкого круга лиц — тиунов (управляющих, ключников). Тиун мог стать холопом, если при его поступлении на службу не было специально оговорено сохранение за ним статуса свободного.

Форма договора была устной, вероятно, в присутствии сви­детелей, заключение договора сопровождалось обрядом привя­зывания ключа к поясу.

Договор подряда представлен в Русской Правде своей раз­новидностью — государственным подрядом. Краткая (ст. 43) и Пространная (ст. 96, 97) редакции говорят о строительстве го­родских укреплений и ремонте мостов. Сторонами в договоре выступают: подрядчик — городник, мостник с отроком (учени­ком или подмастерьем), заказчик — община (городская в слу­чае строительства городских укреплений, городская или сель­ская в случае ремонта мостов). Поскольку в работах было заин­тересовано государство, условия договора четко определены: подрядчик на свой страх и риск обязуется выполнить работы, заказчик оплачивает их в соответствии с "прейскурантом".

Договор поклажи упоминается в ст. 49 Пространной Прав­ды. Поскольку договор поклажи основывался на чисто друже­ских отношениях, заключался он без свидетелей. Поклажепри-ниматель (хранитель) оказывал поклажедателю безвозмездную услугу, благодеяние. В связи с этим закон не предусматривает ответственности хранителя за сданный на хранение товар. В случае спора он подтверждал свою правоту присягой.

Обязательства из правонарушений широко представлены в древнерусском праве. Гражданско-правовые правонарушения порой неотделимы от преступлений, лишь признак публично­сти наказания (штраф в пользу государства в большинстве слу­чаев) служит ориентиром при их разграничении. Соответствен­но различаются штрафы в пользу государства и возмещение вреда в пользу потерпевшего.

Общая норма об обязанности возместить причиненный вред содержится в ст. 18 Краткой Правды. Лицо, нанесшее вред чу­жому имуществу, обязано заплатить пострадавшему его цену независимо от того, останется ли оно у причинившего вред или будет возвращено собственнику. Частный случай обязанности возместить вред содержится в Уставе о закупах. За передан­ные ему в пользование плуг и борону закуп несет ответствен­ность в том случае, если сам работал на них в момент их порчи. Закуп отвечает, если вред скотине будет нанесен в связи с тем, что он не завел ее в хлев и не запер.

Все преступления по Русской Правде, включая и представ­ляющие исключительную общественную опасность — разбой, поджог и конокрадство, влекли возмещение вреда пострадав­шему. Интересно, что ст. 83 Пространной Правды говорит о по­рядке возмещения вреда при поджоге: сначала уплачивались убытки пострадавшему, а затем преступник подвергался пото­ку и разграблению.

При убийстве помимо штрафа, виры, — уголовного нака­зания, — с виновного взыскивалось головничество — возмеще­ние вреда в пользу семьи потерпевшего. Размер головничества Русской Правдой не определялся, поскольку зависел от кон­кретных обстоятельств. Нанесение телесных повреждений влек­ло не только возмещение потерпевшему за потерю трудоспо­собности, определявшееся строго фиксированной суммой, но и оплату расходов на лечение. Особой защите подлежали честь и достоинство женщины. Во многом это было связано с тем, что материальное благополучие женщины зависело от ее замуже­ства. Поэтому изнасилование, равно как и распространение слу­хов о половой распущенности женщины или девушки, влекло существенные взыскания в пользу потерпевшей. Размер ком­пенсации зависел от социального положения жертвы: чем выше был ее социальный статус, тем больше она могла потерять ма­териально в случае, если "засядет" в девках (т. е. не выйдет замуж) или если ее муж потребует развода (что допускалось при распутстве жены). Интересно, что при оскорблении чести и достоинства мужчин гражданско-правового возмещения вреда не следовало.

Умышленное (т. е. преступное) уничтожение или порча имущества, естественно, влекли возмещение вреда. К уничто­жению чужого имущества относилось и убийство чужого раба.

Характеризуя наследственное право Древней Руси, отме­тим, что нормативно-правовые акты того времени знают насле­дование по завещанию и наследование по закону или обычаю. Наследство называлось "задница", или статок, т. е. то, что оста­ется после смерти человека.

Древнейший правовой документ Руси — Договор Руси с Византией 911 года — говорит об "обряжении" — наследовании по завещанию. Русская Правда называет завещание "ряд". Кроме мужчины, хозяина дома, в качестве завещателя могла высту­пать женщина. Это естественно, ибо в древнем русском праве существовала раздельная собственность супругов. Закон больше внимания уделяет завещанию мужа, что вполне понятно, поскольку основные богатства находились в его руках.

Источники дают возможность предположить, что наслед­никами по завещанию, как и по закону, являлись близкие род­ственники умершего, обычно, сыновья. При наследовании по завещанию определялась доля каждого из сыновей, в то время как в случае отсутствия завещания это сделать они должны были сами.

Законодатель не ограничивал свободу завещания матери. В случае жестокого отношения к ней сыновей она могла либо всех их лишить наследства, либо завещать его тому, кто был к ней добр. Если все сыновья были к ней "лиси" (лихи, дурно обращались), она могла завещать имущество дочери, даже за­мужней.

Форма завещания была устной. Однако в некоторых слу­чаях возможно было и письменное его оформление. Статья 13 Договора Руси с Византией 911 года говорит о завещании умер­шего "в Грецех" русского: "Кому будеть писал наследити име­нье". Возможно, здесь сказались два обстоятельства:

1) влияние византийского права;

2) смерть вдали от родных, "на чужих руках".

Наследование по закону или обычаю — более раннее осно­вание наследования. Круг наследников определялся характе­ром патриархальной семьи, где решающая роль принадлежала мужчине. По общему правилу наследование шло по мужской нисходящей линии. Преимущество кровнородственных связей четко видно из статей Русской Правды. Дети наследуют только после своих родителей: если в семье был отчим, дети от первого брака получали наследство лишь после родного отца. При на­следовании детей действовал принцип "сестра при братьях не наследница". При наследовании по закону имущество поступа­ло неразделенным, и сыновья сами решали, делить ли его и каким образом. Однако при любом разделе дом должен был ос­таться младшему сыну.

В ст. 90 и 91 Пространной Правды речь идет о наследова­нии дочерей в случае отсутствия сыновей; из имущества смер­да после выделения части на приданое дочери все остальное поступает князю, видимо, как выморочное наследство. Однако нужно иметь в виду, что в этом имуществе главное место зани­мали сельскохозяйственный инвентарь и скот (вряд ли можно предполагать, что дочерей изгоняли из отцовского дома после смерти их родителя). Для женщин это имущество не представляло интереса, поскольку они не играли решающей роли в сель­скохозяйственном производстве, а князь был заинтересован в передаче орудий и средств труда новым работникам.

В имуществе бояр и дружинников особую ценность имели земли, населенные зависимыми людьми. Передача имущества боярским дочерям, равно как и дочерям дружинников, опреде­лялась потребностями развивающегося феодального общества сохранить феодальное землевладение. Дочь боярина, получив в наследство земли с крестьянами, могла, выйдя замуж, пере­дать их по наследству своим детям. Из круга феодального зем­левладения они не должны были выйти.

Особо регламентируется выделение вдове, дочерям, а так­же церкви на помин души части из наследства. Часть отличает от наследственной доли то, что это имущество не включает в себя долги. Часть могла быть определена в завещании, а могла быть установлена самими наследниками.

Русской Правде знакомо выморочное наследство, напри­мер смерда, не имевшего сыновей. Знают выморочное наследст­во и обе редакции церковного Устава князя Ярослава: имуще­ство церковных людей, не имевших наследников, поступало церкви.

§ 2. Семейное право