185761 (Верховный суд США), страница 5

Американские политологи и многие юристы признают, что конституционные решения и доктрины Верховного суда – это не продукт некоего «саморазвития права» и не «дети, принесенные аистами», непосредственный результат и порождение политических конфликтов и противоречий, присущих самому обществу. Большинство исследователей не ставят уже под сомнение способность суда властным образом разрешать вопросы, имеющие глубоко политический смысл, и активно участвовать в процессе формирования государственной политики. Как пишет известный специалист по Верховному суду А. Миллер, «вопрос, следовательно, состоит не в том, делает ли суд политику или должен ли он это делать, а в том, когда, в каких случаях, насколько и с каким результатом» он принимает в ней участие.

Политические функции, которые осуществляет в США Верховный суд, в других капиталистических странах разделены между несколькими государственными органами и носителями политической власти. Так, английские юристы, «указывая на громадное политическое значение» Верховного суда США, вместе с тем подчеркивают, что политические решения, подобные тем, которые принимает этот суд, в Англии «могли быть приняты только парламентом». Соединение в Верховном суде конституционного контроля и обычных судебных полномочий в сочетании с другими специфическими чертами политической системы США позволяют ему, по мнению американских политологов, «подобно администратору, вершить государственную политику». В результате в политической практике США, как констатирует М. Шапиро и Д. Гоббс, сложилась парадоксальная ситуация, когда «Верховный суд – это суд и не суд или, по меньшей мере, больше, чем суд».

Действительно, одой из парадоксальных черт политической системы США является то, что Верховный суд, который, подобно конгрессу, президенту и всей бюрократической машине, принимает властные и политически важные решения, с официальной точки зрения рассматривается как «неполитический институт», воплощающий некую универсальную и внеклассовую «идею справедливости». Отсюда выводится и характерный для американского политического сознания абстрактный стереотип судьи, выступающего в качестве «беспристрастного» служителя Фемиды и освободившегося якобы от всяких политических симпатий и побуждений. Сами судьи стараются поддерживать видимость своего политического бесстрастия и нейтралитета. Так, главный судья М. Уэйт писал: « Я в течение многих лет убедился, что человек не может быть одновременно судьей и политиком. От судьи не требуют отказа от своих политических взглядов, но он должен отказаться от своих политических пристрастий».

Верховный суд как особый политический институт, активно используемый американской буржуазией в процессе реализации ее коренных классовых интересов, по методам, степени, сферам воздействия на политику существенным образом отличается от собственно «политических органов» федеральной власти, хотя отдельные американские авторы и склонны нивелировать различия в политической значимости суда, с одной стороны, и конгресса и президента – с другой. Основное отличие политической деятельности суда заключается в том, что она должна сообразовываться с правилами «юридической игры» и осуществляться в предписанной процессуальной форме. В противоположность другим государственным органам и участникам политического процесса суд не может самостоятельно приводить в движение механизм политического действия, а лишь властно реагирует на действие (иски), предпринятые другими лицами, объединенными ими государственными органами. С этой и только с этой точки зрения Верховный суд представляет собой сравнительно более пассивный политический институт, решения которого не могут простираться за пределы круга поступающих в него судебных дел.

Своеобразие Верховного суда как политического института проявляется также в самой форме принятия им политических решений – властных и имеющих классовое содержание команд. Они выражаются в виде обычных судебных решений, которые, казалось бы, внешне лишены политического интереса и значимости, поскольку выглядят как изолированные, тесно связанные между собой индивидуальные юридические акты, где на первый план выступает абстрактная правовая фразеология. В политической и правовой системе США, где сама правовая норма (доктрина, прецедент и т.п.) является объектом политического манипулирования судей, конкретное судебное решение выносится не столько на чисто правовой основе, сколько на базе собственных политических взглядов, оценок, преференций судей.

Поскольку классовое политическое сознание проявляется в индивидуальном сознании и судебных позициях отдельных членов суда не автоматически и не порождают целую унифицированную модель судейского поведения, а преломляется через их личные качества, политические решение судей в конкретных делах могут включать в себя широкий спектр политических подходов в тех рамках, которые в целом приемлемы для господствующего класса. Особое значение личных политических симпатий и антипатий, убеждений и конъюнктурных оценок и иных политико-психологических мотивов определяется тем, что судьи Верховного суда в отличие от других политических деятелей США в силу организационных особенностей суда в меньшей степени подвержены влиянию политических факторов (карьерных, выборных мотивов и т.д.). Но те или иные индивидуальные особенности политической позиции судей являются как правило лишь более точным, хотя и опосредованным отражением политических интересов, целей, взглядов различных кругов господствующего класса в целом (от либерального до консервативного его круга) или же отдельных группировок монополистического капитала США.

Американские политологи, которые пытаются разработать методику прогнозирования предстоящих решений Верховного суда исходя из наиболее вероятной позиции отдельных идей по различным категориям дел и используют с этой целью математические модели, жалуются на то, что решение нынешнего состава судей становится все более непредсказуемым, то есть усилилась тенденция к расколу судей и нестабильности внутренних блоков. Особенно много нареканий у таких «программистов» и у прессы, освещающей ход работы суда, вызывает «политически неясная», центристская позиция таких судей, как Б. Уайт, Д. Стивис, часто перемещающихся от большинства к меньшинству и наоборот. По мнению газеты «Вашингтон пост», решение суда при постоянно «меняющихся коалициях становится полностью непредвиденными».

Каждое решение Верховного суда имеет определенную политическую значимость («хотя и в разной степени зависимости от характера самого дела и общей ситуации в стране), содержит в себе классово-волевой элемент, служит важным средством, направленным на поддержание публичного правового и политического порядка, который в современном американской обществе, в конечном счете выражением всевластия и политического характера. Но решение суда как инструмент классового регулирования и управления общественными делами выполняет различные политические функции, которые и определяют в значительной мере его своеобразное положение в политической системе США.

Поскольку в силу специфики самой судебной формы политической деятельности, как уже отмечалось, Верховный суд в отличие от президента и конгресса не может брать на себя ведущую роль в формировании перспективного и особенно текущего курса в политике правящих кругов США, его важнейшей политической функцией является «легитимация» деятельности других органов федеральной власти, также всей политики в целом. Суд, как признают даже те авторы, которые склоны преувеличивать его реальную политическую значимость, не в состоянии эффективно доминировать над законодательной и исполнительной властью хотя бы уже потому, что он «не может выпрыгнуть из себя и инициировать политические изменения». Поэтому, как бы не преувеличивалось значение отдельных столкновений суда с другими государственными органами, вся его деятельность направлена на то, чтобы подкреплять своим властным (конституционным) авторитетом основные принципы и устои политики. По мнению американских политологов, для того, чтобы судьи могли реализовать политические цели, «им необходимо достичь кооперации со всем механизмом политики. Они являются скорее всего зубчатой передачей, если же ответственным управляющим в этом механизме».

Легитимационная функция Верховного суда играет важную роль не только в обеспечении интеграции суда в общий механизм политического властвования, но и устранении и смягчении некоторых внутренних противоречий в самой политической жизни США, порождаемых как острой классовой борьбой, так и разными политическими установками различных групп внутри правящего класса.

Способность Верховного суда осуществлять легитимацию политических институтов и отношений особенно важна для правящих кругов в те моменты, когда у руля политического руководства страной стоят представители консервативных и ультраправых группировок, которые стремятся придать видимость конституции своему непопулярному и антидемократическому курсу. В отдельных и значительно более редких случаях суд вынужден выходить за рамки простой легитимации существующих социальных и политических порядков и принимать на себя роль своего рода политического лидера в поисках решений отдельных назревших вопросов общественной жизни, которые сознательно обходят конгресс и президента. Данная функция суда, по словам К. Дьюкота, представляет собой готовность судей использовать свою власть для того, чтобы им развить уже сложившуюся политику или разработать новую. В каких-то областях политики активизация суда благодаря его правотворческой функции проявляется в течение всей истории суда, и, по мнению ряда американских исследователей, можно в целом говорить о тенденции к усилению судебного активизма, поскольку суд «все больше и больше расширяет свою политико-творческую роль». Но, тем не менее, выдвижение суда на авансцену политики и выработка им не только правовых, но и политических норм первостепенной важности, происходит лишь спорадически, поскольку политический активизм суда не является постоянной величиной.

Политическое лидерство Верховного суда по-разному оценивается юристами и политологами, но по большей части оно ассоциируется с политическим либерализмом и реформизмом. Так, по заявлению Г. Абрхама, суд «обновил страну» при главном судье Д. Маршалле, затем он долгое время «более или менее держался в тени», а потом вновь, после 1937 года, «стимулировал социальный и экономический прогресс».

Другие авторы более обоснованно отмечают, что стремления Верховного суда к лидерству и активизму при решении важных политических вопросов не менее часто проявлялось и с открыто консервативных позиций, как , например, в 1857 году по делу Дреда Скотта, где плантаторы-рабовладельцы аннулировали так называемый миссурийский компромисс и перешли в открытое наступление на интересах буржуазии Севера, по делу «Шехтер групп инкорпорейшн» в 1935 году, в котором реакционные круги монополистического капитала нанесли удар в самую сердцевину «Нового света» Ф. Рузвельта.

Судебный активизм свидетельствует о том, что суд не всегда синхронно следует политическим решениям конгресса и президента, даже назначившего большинство его членов. Относительная самостоятельность Верховного суда от других органов федеральной власти открывает перед судьями принципиальную возможность выработки собственных подходов к решению социальных, экономических и политических проблем. Эти подходы могут оказаться для правящего класса политически более перспективными, чем соответствующие варианты политики исполнительной или законодательной власти. В ряде случаев судьям удается более тонко уловить специфику конкретной ситуации, найти оптимальные средства смягчения острых политических конфликтов, представляющих все более серьезную угрозу для устоев американского общества.

Таким образом, разногласия между различными группировками правящего класса, получающие свое выражение в расхождениях между Верховным судом и другими государственными органами, в конечном счете приводят к притирке конфликтующих позиций или вариантов решения того или иного вопроса. В итоге достигается определенный консенсус, вырабатывается своего рода равнодействующий политический курс, который, естественно, не является прямолинейным, а под влиянием постоянной классовой и внутриклассовой борьбы смещается то вправо, то влево.

Еще более ограниченными является политические ресурсы Верховного суда для того, чтобы отстоять свою позицию, если она приходит в противоречие с теми влиятельными кругами, которые представлены в лице президента или конгресса. Сам суд не располагает специальным механизмом для самостоятельного достижения своих политических целей. Так, по словам Г. Абрхама, политическая власть Верховного суда сведена «по существу к власти убеждения», поскольку, «кошелек и меч находятся в других руках – законодательных и исполнительных органах соответственно».

Политические установки, содержащиеся в решениях Верховного суда, могут игнорироваться даже нижестоящими судьями, поскольку, казалось бы, стройная судебная система США в разных своих звеньях отнюдь не отличается единством своих целей и тем более действий, не представляет собой в этом отношении совершенной гармонии. Как отмечается в американской литературе, «судьи клянутся поддерживать федеральную конституцию, но не приносят специальной клятвы верности Верховному суду», поэтому на практике нижестоящие суды и особенно суды отдельных штатов часто саботируют либеральные решения Верховного суда.

Президент и конгресс также тормозят, насколько это возможно в пределах их власти, реализацию решений Верховного суда, имеющих политическую направленность, противоположную их собственному курсу в подходе к решению аналогичных вопросов. Они нередко используют массированное давление на суд, чтобы добиться пересмотра его исходных и принципиальных позиций.

Одной из эффективных форм пересмотра судебной политики, связанной с толкованием законодательства или отдельных конституционных положений, является принятие нового законодательства, в котором предусматривается нейтрализация или сужение сферы действия вызывающих недовольство сторонников «жесткого курса» судебных прецедентов.