158121 (Аристотель – создатель науки логики)

«Аристотель – создатель науки логики

1. Аристотель – создатель науки

Как особая наука логика берет свое начало в работах Аристотеля. У него же мы впервые находим слово логическое исследование. Мышление становится у него предметом специального изучения.

В VI и V столетиях до н.э. греческой философией (Гераклитом, элейцами, Демокритом, софистами и особенно Платоном) трактовались лишь отдельные проблемы логики, только у Аристотеля логика выступает как особая систематическая наука. Логика Аристотеля, в соответствии с требованиями, предъявляемыми им к любой науке, стремятся проследить отношения между понятиями, которые соответствовали бы отношениям бытия. В логических сочинениях Аристотеля подчеркивается онтологическое содержание логических операций, совпадение форм абстрактного мышления с основными формами бытия.

«У Аристотеля, – пишет Ленин, – везде объективная логика смешивается с субъективной и так притом, что везде видна объективная».

Аристотель понимал губительность для науки создания чисто формального метода, основанного лишь на технических правилах сочетания понятий друг с другом. Аристотель возражал против такого метода. Подход, способ изучения в каждом случае определяются особенностями самого предмета изучения. «…Ведь для разных предметов принципы различны – например, для чисел и поверхностей».

Логика Аристотеля – это, прежде всего естественноисторическое описание практически уже сложившихся форм мышления. Гегель назвал Аристотеля «…естествоиспытателем… духовных форм мышления». Но это не только описание. Исторически сложившиеся формы мышления Аристотель очистил от наносного и побочного материала, зафиксировал основные формы мышления и методы исследования. Более того, его задачей было найти принципы научного мышления, стремящегося к адекватному отражению объективного бытия в понятиях. «Логика Аристотеля есть запрос, искание…».

В сочинении «Об истолковании» Аристотель намечает такой путь исследования логических проблем: «Следует в первую очередь определить, что представляет собою имя [понятие] и глагол, затем выяснить, что такое утверждение и отрицание, суждение и предложение вообще».

Подойдя к характеристике понятий, Аристотель оказался в большом затруднении. С одной стороны, он провозгласил ощущение, чувственность источником знания. С другой стороны, для него было бесспорным, что наука не может остановиться на чувственном знании. На высшей стадии мышления, когда человек начинает изучать само мышление, когда он делает предметом исследования самые понятия, они превращаются у него в самостоятельный объект, существующий отдельно от природы, а разум становится как бы особым источником знания, независимым от чувств.

Изучая бытие, Аристотель признает реальным лишь единичное тело; изучая понятия, он склонен признать реальность абстрактного понятия. К общим выводам о бытии можно прийти и посредством наблюдения, связанного с ощущениями. К общим же заключениям в сфере понятий возможно прийти, только мысленно устанавливая связь между ними.

Аристотель начинает анализ понятий, не разрешив вопроса об отношении ощущений, дающих знание об отдельных предметах, к общим идеям. Его учение о понятии вследствие этого представляет собой сочетание идеалистических и материалистических моментов.

Аристотель считает, что понятия образуются в результате действия самой души, и часть понятий, существуя в виде высших принципов, не нуждается в доказательстве. Однако, находясь в душе, понятия, по Аристотелю, представляют лишь некоторую возможность, задаток, условие. Для своей реализации понятие требует отношения познающей «души» к внешнему предметному миру. Вез воздействия предметного мира Аристотель не представлял себе образования понятий. «Ведь познаваемое существует, по-видимому, ранее, чем знание: в самом деле, по большей части мы приобретаем знания, когда предметы – объекты – этих знаний уже существуют ранее; лишь редко можно увидать – а может быть, таких случаев и нет–чтобы знание возникало вместе с познаваемым. Далее, познаваемое, будучи упразднено, упраздняет вместе с собой и знание, между тем знание не упраздняет вместе с собой познаваемого».

Таким образом, Аристотель здесь обнаруживает свойственную ему непоследовательность, определяя понятие как результат независимого от тела действия души и одновременно признавая первичность объекта.

Человек стремится уже в восприятии найти общие моменты в виде одинаковых свойств индивидуальных тел природы. Тем не менее «общее известно нам по понятию, частное – по чувству, так как понятие относится к общему, чувственное восприятие – к частностям».

В понятие общего не могут быть включены случайные свойства, иначе понятия превратятся в простые мнения об исключениях в природе. Свойства, охватываемые общим понятием, должны быть существенными и присущими самому бытию. На этом основано различение Аристотелем «одноименного» и «соименного». «Одноименными… называются те предметы, у которых только имя общее, а соответствующее этому имени понятие-определение [их сущности] различное. У этих предметов одно только имя общее, а соответствующее имени понятие [сущности] [в том и другом случае] различное… Соименными… называются предметы, у которых и имя общее и понятие одно и то же, как, например, («создание»), это – и человек и бык».

Если понятия имеют дело с признаками многих индивидуальных явлений, то, в зависимости от того, каковы эти признаки и насколько они существенны, определяется и содержание общих понятий. Так, одни образуют общее «по числу, другие – по виду, иные – по роду, а иные – по аналогии. По числу одно те, у которых материя одна, одно по виду – те, у которых понятие общее, одно по роду – те, которые принадлежат к одной и той же категориальной форме, одно по аналогии – те, которые стоят менаду собою в таком же отношении, как что-нибудь другое – к чему-нибудь другому».

Менаду понятиями, различными по степени общности, устанавливается зависимость. Наименее общими понятиями являются те, которые относятся к отдельной сущности – схватывают «вот эту определенную вещь». Отдельная сущность, выступая предметом понятия, дает наиболее точное, но и наиболее ограниченное определение. В таких понятиях «наименование получают части, которые находятся в такого рода вещах, определяя их и выражая в данной их индивидуальности, – те части, с упразднением которых упраздняется и целое…».

Хотя целостное бытие, существующее в виде отдельного предмета, всегда многостороннее и богаче понятия, его выражающего, однако наука должна стремиться через совокупность понятий, дающих определение частных признаков бытия, достигнуть возможной полноты охвата индивидуального бытия. Такого рода понятия являются хотя и элементарными, но первыми и необходимыми во всяком мышлении. Без них не может возникнуть ни более общее понятие, ни суждение.

Перечисление свойств, присущих целой группе явлений и строго отличающих одну группу от другой, и фиксация их в понятии – следующая ступень образования понятий. В отличие от понятий о признаках частных явлений указанные понятия высказываются о виде. Они представляют уже более совершенную и высокую ступень обобщения. Порфирий Финикийский во «Введении» к «Категориям» Аристотеля, стараясь точно придерживаться текстов самого философа, следующим образом определяет понятие о виде: «вид есть то, что сказывается о многих отличных по числу [вещах] при указании существа [этих вещей]».

Род – верховное понятие в логической системе Аристотеля. Видовое понятие является подчиненным родовому и образуется через указание рода и видового отличия в пределах данного рода. Так, например, видовое понятие лошади образуется через родовое понятие животного и существенных признаков, отличающих лошадь от других видов рода животных.

Более общего и первого понятия, чем род, по мнению Аристотеля, существовать не может, ибо «роды являются общими и неделимыми (определения их дать нельзя)». Везде, где есть видовое отличие, необходимо дан и род, там же, где есть родовое понятие, далеко «не всякий раз дается видовое отличие».

Таким образом, начав с материалистических исходных положений в учении о понятии, Аристотель заканчивает исследование понятий идеалистическим отрывом общих понятий от конкретной природы; начав с первичности отдельных вещей, он заканчивает первичностью наиболее абстрактных понятий.

Для создания научного определения требуется знать законы сочетаний понятий в суждениях и умозаключениях.

Для Аристотеля не существует никаких особых законов построения суждений, принципиально отличающихся от вещественных связей. Порядок вещей в природе – верховный закон для сочетания понятий в суждении. Но вследствие возможности сочетать понятия субъективно, т.е. не так, как они связаны в бытии, суждения могут быть не только истинными, но и ложными. Отсюда следует, что для научного мышления далеко не достаточно вообще обладать способностью соединять понятия. Их следует уметь сочетать, строго учитывая способы соединения самих вещей. Истина может быть достигнута только в том случае, «когда утверждение относится к соединенному …».

2. Аристотель и классификация суждений

Аристотелю принадлежит первая в истории науки классификация суждений. Суждения он различает:

1) по качеству – в зависимости от того, являются ли они утвердительными или отрицательными;

1. по объему охватываемых в суждении понятий (или предметов);

2. по модальности. Особо стоит рассмотрение суждений по их истинности.

Аристотель определяет суждение как «речь, что-нибудь о чем-нибудь утверждающую или отрицающую». Слова, взятые вне связи, отдельно, не означают ни утверждения, ни отрицания, «но утверждение (или отрицание) получается вследствие связи этих слов друг с другом».

Поскольку суждение носит утвердительный или отрицательный характер, оно может быть истинным или ложным, ибо «ведь всякое утверждение (или отрицание), по-видимому, или истинно или ложно». Истина будет там, где утверждению или отрицанию в бытии будет в точности соответствовать утверждение или отрицание в суждении. Нарушение истины неизбежно, если в суждении будет утверждаться то, что отрицается в бытии, и отрицаться то, что в бытии утверждается.

В простом указании на качество суждения (утвердительное оно или отрицательное) еще не содержится характеристика его истинности, ибо и истинными и ложными могут быть как утвердительные, так и отрицательные суждения. И все же Аристотель выше ценил суждения утвердительные, ибо они дают положительное знание. Утвердительное суждение, даже если оно не носит общего характера, имеет большую определенность, чем отрицательное. В последнем дается не столько положительное знание о предмете, сколько указание на то, что предмет должен быть исключен из некоторой группы объектов. Вот почему принцип «положительного доказательства» вообще лучше отрицательного.

Это не лишает отрицательных суждений научной ценности. Особая значимость этой группы суждений состоит в том, что они, будучи противопоставлены утвердительным суждениям, способствуют открытию объективного противоречия в вещах. Мы имеем здесь, по словам Аристотеля, «противопоставление одного другому». «…Утверждение противолежит отрицанию… так противолежит [одно другому] и самое дело, выражаемое через то и другое суждение…». При помощи утвердительных и отрицательных суждений можно выразить как истину, так и ложь. Что же мыслитель называет истиной и что ложью? «…Говорить, что сущее не существует или несущее существует, это – ложь, а говорить, что сущее существует и несущее не существует, это – правда». Среднего же суждения, находящегося где-то между истиной и ложью, как правило, быть не может. В суждении «одно всякий раз обязательно являет правду, другое – неправду».

Единственный случай, когда утвердительное или отрицательное суждение не обязательно ведет к истинным или ложным выводам, допускается Аристотелем для обозначения будущих событий. Эта догадка Аристотеля основана на диалектическом ходе мыслей. Речь и мнение «способны принимать противоположные определения. В самом деле, одна и та же речь кажется истинной и ложной: например, если истинно утверждение, что кто-нибудь сидит, то, когда он встанет, это же самое утверждение будет ложным». «У сущностей их свойства, меняясь сами, усваивают противоположные определения. Ставши холодным из теплого, оно (такое свойство) изменилось (ибо получило другое качественное выражение)… речь и мнение, будучи сами по себе во всех отношениях неподвижными, остаются совершенно без изменений, но вследствие движения в предмете для них получает силу противоположная оценка: действительно, речь (утверждение) остается все та же…, но в результате происшедшего движения в предмете она оказывается иногда истинной, иногда ложной».

Такое признание возможности перехода в противоположность было выражением диалектических исканий и запросов живой, творческой мысли Аристотеля.

О различии суждений по объему Аристотель писал: речь «бывает или всеобщей, или частной, или неопределенной. Всеобщей я ее называю, когда [некоторое А] присуще или не присуще всякому [В], – частной, когда [А] присуще или не присуще некоторым или не всем [В], а неопределенной, когда [А] свойственно или не свойственно [В], но без указания, всем ли или части; таковы, например, суждения: «противоположности изучаются одной и той же наукой», или: «удовольствие не есть благо» \ Единичное суждение относится лишь к одному данному предмету, частное имеет дело с видом, охватывая целый ряд явлений в пределах вида, общее же суждение не может допустить ни одного исключения: оно должно относиться ко всем предметам данного вида, как, например, в суждении: «все люди смертны».

То, что Аристотель назвал неопределенным суждением, по своему существу совпадает с общим суждением, и в последующем развитии логики неопределенные суждения не признавались за особую разновидность.

Особое значение придавал Аристотель различию суждений по модальности, т.е. по тому, высказываются ли они о действительном, необходимом или возможном бытии.

В суждениях о действительном бытии дается лишь констатация того, что есть. Таковы суждения: «рыба – существо бескровное», или «человек – животное одушевленное».

Для научного исследования, по Аристотелю, гораздо большее значение имеют суждения, высказывающиеся о возможном и необходимом.

«Невозможное» Аристотель определяет, как «то, противоположное чему необходимым образом истинно… А противоположное невозможному, возможное, в том случае, когда не необходимо, чтобы противоположное было ложью».

Заслуга Аристотеля в этом вопросе заключается в том, что он не довольствуется формально-логическим понятием возможности, а ставит проблему реальной возможности. «… допустимо, – пишет Аристотель, – что та или другая вещь способна существовать, а не существует, и способна не существовать, а существует… А способное мы имеем тогда, если действительное наличие в нем того, способность к чему у него утверждается, не представляет собою ничего невозможного».