30803-1 (Идеалистическая философия)

Идеалистическая философия

Введение.

Между демократами, с одной стороны, и реакционерами, с другой (Победоносцев, К. Леонтьев), находилась третья, как бы средняя линия в русской философии второй половины XIX - начала XX века. Нынешние радикальные реформаторы под русской философией понимают только эту, третью линию, напрочь отбрасывая, например, Чернышевского. В какой-то мере такая реакция объясняется тем, что русским революционным демократам в советское время пелась осанна (людьми, которые часто не понимали их и, по сути дела, были враждебными идеям Белинского и Чернышевского), а В. Соловьев, Н. Бердяев, П. Флоренский либо не упоминались, либо предавались проклятию. Усилиями современных сикофантов Чернышевский был превращен в некое подобий “красно-коричневого” чудища, на которого, например, В. Соловьев должен был бы взирать с непреодолимым отвращением.

На самом деле отношение В. Соловьева к Чернышевскому было совершенно иным. Вот какими словами заканчивается заметка В. Соловьева о Чернышевском: “Никакой позы, пряженности и трагичности; ничего мелкого и злобного; чрезвычайная простота и достоинство. В теоретических взглядах Чернышевского (до катастрофы) (то есть ареста и ссылки. - В.А.) я вижу важные заблуждения...Но нравственное качество его души было испытано великим испытанием и оказало полновесным. Над развалинами беспощадно разбитого существования встает тихий, грустный и благородный образ мудрого и справедливого человека”.

Соловьев, Достоевский и другие русские философы, близкие к ним, отличались от революционных демократов тем, что были убежденными идеалистами, частью даже теологами - и противниками революции. аргументы, которые выдвигает русская религиозно-идеалистическая философия второй половины ХIХ-XX веков против социализма, это аргументы не социально-экономического, а общефилософского и этического порядка.

Ф. М. Достоевский – I часть.

1. Достойное место среди русских философов.

Огромное место в истории русской и мировой философской мысли занимает великий писатель-гуманист Ф. М. Достоевский (1821-1881).

В своих общественно-политических исканиях Достоевский пережил несколько периодов. После увлечения идеями утопического социализма (участие в кружке петрашевцев) произошел перелом, связанный с усвоением им религиозно-нравственных идей. Начиная с 60-х годов исповедовал идеи почвенничества, для которого была характерна религиозная ориентированность философского осмысления судеб русской истории. Вся история человечества с этой точки зрения представала как история борьбы за торжество христианства. Самобытный путь России в этом движении заключался в том, что на долю русского народа выпала мессианская роль носителя высшей духовной истины.

“ Он призван спасти человечество через “новые формы жизни, искусства” благодаря широте его “нравственного захвата””². Таким образом, Достоевский делал упор на “русское решение” социальных проблем, связанное с отрицанием революционных методов общественной борьбы, с разработкой темы об особом историческом призвании России, способной объединить народы на основе христианского братства.

Философские взгляды Достоевского приобрели небывалую нравственно-эстетическую глубину (отсюда тезис - “красота спасет мир”), взятую под углом зрения религиозной идеи.”В понимании человека Достоевский выступал как мыслитель экзистенциально-религиозного плана, пытающийся через призму индивидуальной человеческой жизни решить “последние вопросы” бытия”³. Он развивал специфическую диалектику “идеи” и “живой жизни”, при этом идея для него обладает бытийно-энергической силой, и в конце концов живая жизнь человека есть не что иное, как воплощение, реализация идеи (“идееносные герои” романов Достоевского). Сильные религиозные мотивы в философском творчестве Достоевского противоречивым образом сочетались с определенными богоборческими мотивами и религиозными сомнениями. Достоевский оказал сильное влияние на религиозно-экзистенциальное направление в русской философии начала XX в., а также стимулировал развитие экзистенциальной и персоналистской философии на Западе.

2. Философские взгляды в романе “Преступление и наказание”.

Различие между ницшеанскими установками и глубоко нравственным пафосом, изначально одушевляющим большую русскую литературу в решении той же проблемы предстает особенно разительным, когда обращаемся к роману Достоевского "Преступление и наказание".

Вот они - основные элементы анализируемой "парадигмы, каждый из которых высвечивает особый аспект сознания индивида, желающего утвердить себя в качестве "Сверхчеловека", находящегося "по ту сторону" нравственных норм и моральных законов, значимых, по его убеждению, лишь для "обыкновенных" людей, но отнюдь не для "необыкновенных" :

1. Предпосылка сознания этого типа - все то же убеждение на счет полнейшего отсутствия "высшей правды", возникающее при виде несправедливостей, творящихся вокруг, и усиливаемое личными невзгодами и неурядицами; иначе говоря, вывод о том, что "правды нет - и выше", делается на основе констатации факта отсутствия ее "на земле".

2. Отсюда стремление утвердить эту "правду" самому, так сказать, на свой страх и риск, и стало быть - как свою собственную, самоличную правду; "мою" правду я хочу предложить взамен отсутствующей - как на земле, так и на небе.

3. Но как только я начинаю размышлять о том, как бы мне осчастливить человечество, утвердив среди людей мою правду, я замечаю, что кое-какая, правда меж людьми все-таки обретается.

4. Итак, я прихожу к заключению, что, с одной стороны, есть я со своей правдой (разумеется, высшей), а с другой - "обыкновенные" люди с их кое-какими правденками, не выдерживающими, на мой взгляд, "строго логического" анализа, например, тоже самое "не убий", которое ведь попирается на каждом шагу, а потому гроша ломанного не стоит.

5. Вот тут и начинается "арифметика", о которой так много говорит Достоевский как в подготовительных работах к "Преступлению и наказанию", так и в тексте самого романа. Моя "высшая" (самоличная) правда сталкивается с общечеловеческими "правденками", и я прикидываю, в какой мере могу принести их в жертву, облагодетельствовав этой ценой человечество.

"Мне надо было узнать тогда, и поскорее узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею..."

Вот она, та потрясающая глубина нравственной рефлексии, которая осталась недоступной экзистенциалистским трубодурам ницшеанского "Сверхчеловека", пытавшимся обрядить в пышную тогу "благодетеля человечества". Вот она, истинная, а не подложная интеллектуальная совестливость, которой никогда не могли достичь ни Ницше, ни Сартр, желавшие представить себя единственно последовательными борцами против "дурной веры" ("нечистой совести") в Х1Х и ХХ столетиях. В свете

интеллектуальной совестливости (не путать с ницшеанской "интеллектуальной честностью": это - ее антипод!) Достоевского становится совершенно очевидным: знаменитые "метафизические опыты", которые производит экзистенциалистское "я" в целях утверждения "абсолютности" своей "свободы", это всегда, на самом-то деле осуществляемые этим "я" не над самим собою, а над "другим": экспериментирую над "другим", чтобы понять, "кто я есть".

“ Так тренируются "высшие натуры", "господа будущего", "законодатели и установители человечества", приучаясь устанавливать различие между - непременно гениальным - "я" и - обязательно бездарным - "другим", привыкая смотреть на этого последнего как на материал истории, объект разнообразных импровизаций ни чем не детерминированной экзистенции”⁴

В. С. Соловьёв – II часть.

1. Неверующий человек.

У Владимира Соловьева (сына знаменитого историка С. М. Соловьева) мы встречаемся с самой, пожалуй, мягкой оппозицией к грядущей социалистической революции, которая ему представлялась неизбежной или, во всяком случае, очень вероятна. Любопытно, что в ранней юности Соловьев вовсе не был верующим человеком, напротив, увлекался материализмом и материалистическим естествознанием. Чернышевский (сын священника) и Добролюбов в юности страстно верили в Бога. Тем не менее зрелые русские демократы - убежденные атеисты. Но вот что писал о так называемых “русских нигилистах” 60-х годов прошлого века, в частности о Н. Добролюбове, их убежденный противник Николай Бердяев: “Это была структура души, из которой выходят святые”. И хотя предшественники большевизма, развивает свою мысль Бердяев, “не понимали тайны Креста, но в высшей степени были способны на жертвы и отречение. Этим они выгодно отличались от христиан своего времени, которые проявляли очень мало жертвенности и были соблазном, отталкивающим от христианства”⁵.

В самом деле, проповедуя скромность, смирение i самопожертвование, официальная церковь в России XIX века стояла на страже крепостного права, приветствовала подавление движения “инородцев” за 'вой права (в частности, зверскую расправу с польскими повстанцами в 1862 году) и вообще, как выразился один из “сменовеховцев”, А. В. Бобрищев-Пушкин, “вся реакция была пропитана запахом деревянного масла”. Этим в немалой степени объяснялся массовый атеизм русской свободомыслящей молодежи 60-х годов XIX века.

Религиозная философия Владимира Соловьева также заключала в себе элементы неприятия официальной православной церкви, тесно связанной с самодержавным государством и его интересами. В ответ на это Соловьеву было запрещено публиковать в России свои произведения по религиозно-церковным проблемам. Соловьев оказался в положении “диссидента” . Критика оголтелого национализма и антисемитизма поздних славянофилов и некоторых представителей официальной церкви, философские и теологические произведения Владимира Соловьева сделали его чрезвычайно популярным среди ищущей интеллигенции. Однако в самый разгар своей напряженной деятельности, когда философ приступил к написанию серии трактатов, в которых излагалась вся его система, он умер в возрасте 47 лет в 1890 году. Владимир Соловьев был не только философом-теологом но и чрезвычайно талантливым поэтом, о котором с восторгом отзывался Александр Блок.

Главное философское произведение В. Соловьева - “Чтения о Богочеловечестве”. В самом начале этого произведения Соловьев утверждает, что социализм - более справедливая общественная система, чем капитализм. Капитализм порождает только формальное равенство, а социализм идет дальше, он дает людям равные права на саму жизнь - жилище, образование, здоровье. Соловьев считает, что забота социализма о материальной стороне жизни вполне естественна, справедлива и прогрессивна, ибо, как он пишет, материя тоже имеет свои права. Но человек - это не только материя. В самом деле, как только мы удовлетворим все материальные потребности, то нам становится невыносимо скучно жить. Скучно - и страшно. Ведь что впереди - неизбежная смерть.

Один из русских религиозных философов “серебряного века”, В. Эрн так продолжает мысль Соловьева: “Жизнь тогда сведется к ожиданию каждым человеком своей казни... Тогда и земля, превращенная в сад, станет не местом веселия и радостной жизни, а местом уныния, страха, отчаяния и, главное, заключения. Это будет тюрьма, устроенная столь гигиенически и удобно, что людям ничего не останется желать в этом направлении, и в этой тюрьме будут гулять и жить “на свободе” - только приговоренные к смерти”⁶. Русские религиозные философы знал ответ на этот вопрос Н. Чернышевского, но этот ответ их не удовлетворял. По мнению русского материалиста, богатые, обеспеченные люди томятся от праздности, ибо их жизнь тоже ненормальна, как и существование бедных. Однако если бедные страдают от чрезмерного труда, то богатые - от недостатка труда. Когда все будут заняты интересным и содержательным, но не изнурительным трудом, тогда исчезнет скука и связанные с ней ложные проблемы.

В рассуждениях Чернышевского есть свой резон. Большинство людей тяжелого труда, пожалуй, согласились бы с ним. В самом деле, когда вы, например тонете в воде, то ждете от стоящих на суше прежде всего, чтобы они вытащили вас из воды, а не слов о том, что на суше тоже есть свои проблемы. Чернышевский прежде всего думал о спасении людей нищеты, которая делает их больными, невежественными, даже злобными и мстительными. Между тем русского революционного демократа часто обвиняют в том, что он был ограниченным человеком и высшие философские интересы были ему чужды. Это обвинение несправедливо, Чернышевский - крупный мыслитель. Но все его мысли были подчинены главному делу - избавлению народа от физического и духовного вымирания. Тот же, утверждал Чернышевский, кто считает это дело в настоящий момент второстепенным, глубоко безнравствен.

2. Своя правда.

Но и на стороне В. Соловьева есть своя правда. Условно говоря, человек гибнет не только от воды, на суше его тоже подстерегают многие опасности. Сытость и увлекательный труд - обязательные условия нормального человеческого существования, но недостаточные. Кстати, один из последователей Гегеля, Маркса и Чернышевского, советский философ М. Лифшиц, писал, что в будущем обществе, избавленном от нищеты, человек будет более остро чувствовать трагичность своего существования.