140840 (Социальные ограничения: содержание, структура, функции), страница 7

При рассмотрении системы социальных ограничений необходимо также учесть диалектику её статических, относительно постоянных и динамических, изменяющихся и развивающихся характеристик. Поэтому следует выявить и описать как статические так и динамические характеристики социальных ограничений, учитывая также и различие систем социальных ограничений в разных обществах.

Попробуем для начала выявить и описать статические, относительно неизменные свойства системы социальных ограничений. Таким свойством является её неизменная социально-ограничительная функция, которой подчинена программа функционирования этой системы и которая составляет ядро её целей и ценностей, которые в свою очередь, определяют её структурно-функциональные особенности и базовые формы. Самоуправление и самоорганизация этой системы призваны корректировать случайные внутрисистемные сбои и приспосабливать систему к изменчивым влияниям внешней среды.

Следует отметить, что подробное, полное и целостное описание концептуальной программы функционирования системы социальных ограничений в принципе стало бы описанием её практики. Такое описание, однако, вряд ли возможно и поэтому здесь приводиться не будет. Попытки описания практики социальных ограничений можно найти в многочисленной историко-социологической литературе социально-критической ориентации (См. 20, 137, 212, 266, 270, 423-425). Более того, попытка подобного описания сделала бы нашу модель замкнутой и ограниченной, а потому не соответствующей реальности. При описании социальных ограничений, напротив, важно сохранить принцип открытости и дополнительности, позволяющий другим дополнять и развивать эту модель, делающий её не статичной, а динамичной.

Поэтому в данном случае важнее будет описать не частности, а выявить ядро, системообразующие факторы социальных ограничений, их основные функции, цели и ценности этой системы, в общем, так как социальные ограничения существуют в любом обществе.

Прежде всего, следует обратить внимание на диалектическую двойственность социальных ограничений, заключающуюся в том, что каждое социальное ограничение соответствует какой-нибудь социальной свободе. Это всегда следует иметь в виду при рассмотрении и оценке тех или иных социальных ограничений. Это означает, что любой системе социальных ограничений зеркально соответствует и система социальных свобод, или точнее система социальных возможностей. Систему социальных ограничений можно также соотнести с системой социальных обязанностей, а взаимосвязанную с ней систему социальных возможностей (свобод) – с системой социальных прав. Вместе обе системы представляют собой диалектическое единство системы правообязанностей. Понятие «правообязанность» использовали такие мыслители как Н.Н. Алексеев, К. Шмитт, О. Шпенглер. Однако в современном либеральном мировоззрении, занимающем сегодня в различных своих версиях господствующее положение такого понятия нет, существует лишь понятие прав, что выражается в соответствующей юридической терминологии: гражданское право, уголовное право, римское право и т.п. Свобода в этой идеологии рассматривается в своём негативном ракурсе, как свобода от чего-либо, а не свобода для чего-либо (См. подр. 168). Подобное понимание свободы приводит иногда к парадоксам. «Немало советских людей повидали мы за границей – студентов, военных, эмигрантов новой формации. Почти ни у кого мы не замечали тоски по свободе, радости дышать ею»(297, с.439), - писал Г.П. Федотов. Более того, один из этих советских людей сказал Г.П. Федотову, что никакой свободы он на Западе не чувствует, так как там нет свободы действий, свободы переделки мира (речь шла о Франции 1930-х гг.). То есть в западной социальной системе, по его мнению, преобладала свобода бездействия.

Однако социальная система не может держаться исключительно на «правах»; если же понимание соотносимых с ними обязанностей в идеологии и праве чётко не обозначено, затемнено и скрыто, то эти обязанности приходится навязывать в обход сознания, то есть по сути манипулятивно. Рассмотрим, как это происходит. Так, в американском сборнике «Критика чистой толерантности» анализируется это модное сегодня понятие. Р. Вольф отмечает, что толерантность является ключевой идеей современной плюралистической демократии, подобно тому, как ключевой идеей монархии является верность королю, военной диктатуры – честь, бюрократического режима – эффективность, традиционной либеральной демократии – равенство, социалистической демократии – братство, а национальной демократии – патриотизм (См. 492, р. 4). Сама же толерантность нужна, по его мнению, для уменьшения критики и сокрытия неприглядной политической действительности (492, р. VIII). Г. Маркузе углубляет критику толерантности, которая для него носит социально ограничительный, репрессивный характер. «Люди … терпят правительство, которое в свою очередь терпит оппозицию в рамках, определённых властями»(492, р. 83), - пишет Г. Маркузе. Выигрывает от подобной терпимости естественно власть, далёкая от правды, хотя «цель толерантности есть правда» (492, р. 90). Эти авторы показывают, что толерантность, вопреки господствующей на Западе философии прав, является не правом, а обязанностью причём зачастую репрессивной. Однако следует понимать, что обязанности быть толерантным соответствует какое-то социальное право. Это право на безопасность и покой. Очевидно, что нетерпимый человек («партизан» Г. Маркузе) представляет в зависимости от степени своей нетерпимости угрозу властям, окружающим и самому себе, поэтому ограничительной обязанности быть толерантным соответствует освобождающее право на безопасность. Поэтому призыв Г. Маркузе к партизанщине отнюдь не увеличивает социальную свободу, а лишь изменяет её структуру. Свобода от «репрессивной толерантности» оборачивается социальным ограничением безопасности. При этом от толерантности выигрывают, прежде всего, наиболее привилегированные группы, прямо пропорционально мере своих привилегий – финансовых, статусно-должностных и прочих, те, кому наиболее выгодно сохранение «статуса кво». Для угнетённых социальных групп, которым «нечего терять, кроме своих цепей» толерантность напротив, зачастую носит вынужденный характер, подкреплённый военно-техническими, административными, идеологическими, правовыми и финансовыми возможностями господствующих групп. Толерантность, таким образом, оказывается, прежде всего, этическим достоинством подчинённых, вынужденных терпеть управление со стороны господствующих групп, реализующих посредством толерантности свою безопасность и социальную свободу.

Этот пример наглядно демонстрирует диалектику социальных ограничений и свобод. Толерантность к чужому мнению и действию соответствует нетерпимости к социальной опасности, которую можно назвать и трусостью. Поэтому главное, системообразующее социальное ограничение тесно связано в каждой социальной системе с её главной свободой. Так как социальные системы различны, то главные социальные ограничения и свободы в них будут различными. Например, если основополагающей социальной свободой считается право на владение частной собственностью, то важнейшим социальным ограничением становится её неприкосновенность, приобретающая статус «священной неприкосновенности». Если же главной ценностью в обществе признаётся свобода от эксплуатации человека человеком, то социальному ограничению подвергается право владения частной собственностью, создающее предпосылки подобной эксплуатации (частную собственность не следует здесь путать с личной, которая в отличие от частной, не даёт возможности безбедно жить, не работая по найму и не пользуясь социальной поддержкой государства и общества). Остальные, второстепенные социальные ограничения и свободы выстраиваются в соответствии с главными ограничениями, для их успешного функционирования и устранения возможных помех. Например, для реализации социальной свободы эксплуатации человека человеком более подходит не прогрессивная сетка налогообложения, а единый и равный для всех социальный налог. Для реализации противоположной социальной свободы напротив более подходит прогрессивная система налогообложения.

Подводя итоги данного раздела, целесообразно будет тезисно выделить его основные идеи и выводы, нашедшие своё выражение в обоих параграфах. Итак, в данном разделе выявлен категориальный статус понятия «социальные ограничения», дано соотнесение его с философской категорией «необходимость», сформулировано определение понятия «социальные ограничения», проведена граница социального и не социального, причём системообразующим фактором социальности признан язык и его производное – речь, определены субъект и объект социальных ограничений, разобрана проблема возможности существования социальных законов и, в частности, законов социальных ограничений и сделан вывод об их отсутствии, разобран вопрос о социальных тенденциях, замещающих социальные законы, показана несостоятельность материалистического детерминизма в социальных исследованиях и выдвинут тезис о методологическом преимуществе позиции свободы и индетерминизма при исследовании социальных ограничений. Категория идеального, с которой соотносятся такие понятия как свобода, дух, личность рассматривается в данной работе в качестве управляющего фактора по отношению к материальному миру в соответствии с представлениями Б.П. Вышеславцева, Н.О. Лосского, С.А. Левицкого, М. Шелера (См. 457). Обоснован приоритет социально-философского, теоретического исследования проблемы социальных ограничений над эмпирическим, социологическим подходом к ней. Обоснован системный подход к исследованию социальных ограничений, разобраны примеры мифологизации и некоторые методологические ошибки исследования социальных ограничений. Показана диалектическая взаимосвязь социальных ограничений и свобод.

Данный теоретико-методологический фундамент создаёт возможность для перехода к структурно-функциональному анализу социальных ограничений.

ГЛАВА 2. СТРУКТУРА И СУЩНОСТЬ

СОЦИАЛЬНЫХ ОГРАНИЧЕНИЙ.

1. Базовые формы социальных ограничений.

Для выявления структуры социальных ограничений необходимо произвести их классификацию, а затем выявить и структурировать их в соответствии с ней. Классификация социальных ограничений естественно может быть произведена на различных основаниях. Одна из подобных систем выявления и структурирования социальных ограничений и будет представлена в данном параграфе.

Так как выявить и классифицировать необходимо, прежде всего, не второстепенные, а главные, базовые формы социальных ограничений, то для решения этой задачи целесообразным будет использование некоторых общеизвестных парных философских категорий. В частности, социальные ограничения могут быть определены как объективные и субъективные, материальные и идеальные, качественные и количественные, внешние и внутренние, вещные и человеческие. Конечно, этот перечень категорий может быть существенно расширен и дополнен, однако, в целях сохранения принципов открытости и дополнительности в данной работе этими категориями можно ограничиться, ибо в данном случае важен, прежде всего, сам методологический принцип их классификации и пример его применения, который может быть дополнен и расширен.

Наиболее важным, на мой взгляд, является подразделение социальных ограничений на объективные и субъективные. Объективные социальные ограничения можно определить как такие, которые предопределены независимыми от общества и его управляющей сферы факторами, то есть объективные социальные ограничения являются производным, результатом вне- и надсоциальных влияний. К надсоциальным факторам влияния на общество можно отнести его биологические, природно-климатические, геокосмические (энергоинформационные, физические, химические, механические) и прочие детерминанты. Это - внешние, природно-космические, а для некоторых мыслителей и трансцендентно-провиденциальные факторы влияния на социальную систему. Эти внесоциальные влияния, становящиеся причиной объективных, то есть относительно независимых от воли людей социальных ограничений исследованы достаточно полно и широко. Главной методологической ошибкой авторов этих исследований была лишь абсолютизация их результатов и попытки организовать на их основе социальную деятельность людей и сделать социальные прогнозы. Идея природно-географического детерминизма разрабатывалась начиная с античности Гиппократом, Геродотом, Полибием. В Новое время этот подход был возрождён Ш. Монтескье. Получив своё развитие в работах Г. Бокля, Э. Реклю этот подход в 20 веке стал основой геополитики, был реализован в работах Л.Н. Гумилёва и других евразийцев (См. 13, 120, 121, 290, 399). Для современной России в этой связи более актуальна работа А.П. Паршева «Почему Россия не Америка»(324). Основной проблемой современного общества, в том числе и в России, является непонимание объективного характера природно-географических ограничений социальной жизнедеятельности и нежелание учитывать их в социальной практике, приводящее к социальным неудачам и техногенным катастрофам, что показано, в частности, в работе А.П. Паршева. «Вместо изучения общих реальных связей между землей и живущими на ней человеческими обществами общая теория государства занялась анализом нормативно-юридического и отчасти политического вопроса о том, как должно относиться государство к своей территории» (13, с.404), - писал по этому поводу Н.Н. Алексеев.