30186-1 (Процессы глобализации в экономике), страница 2

Новые подходы экономической социологии доказывают, что ни нормативно узаконенная свободная игра рынка a la Hayek, ни государственное вмешательство не представляют собой общественного принципа управления, достаточного для функционирования какого-либо общества, но важна лишь постконвенциональная мораль как указание к индивидуальному и коллективному действию.

2. Глобализация, постмодерн и мораль

Если только, как утверждалось вначале, процессы глобализации уничтожают национальную идентичность в национальном государстве, его внутреннюю мораль и, следовательно, монополию на насилие, передо мной встает вопрос, какие последствия будут иметь эти тенденции развития. Я хочу предложить три возможных сценария.

Первый сценарий предполагает перенос контроля с уровня национального государства на уровень международных организаций и союзов. Однако я уже отмечал, что этот сценарий маловероятен, так как для дееспособности международных и транснациональных организаций необходим консенсус его национальных представителей. Из-за конфликта интересов большинство далеко идущих планов вязнет в минимальных компромиссах или в сохранении статус-кво.

Второй сценарий заключается в том, что подрыв государственной монополии на насилие повышает опасность войны - войны не столько между национальными государствами, сколько внутри национальных государств. Вместо “цивилизованных” мировых войн насилие может принять форму “варварских” гражданских войн. Последние десятилетия богаты такими примерами, даже в “цивилизованной” Европе ⁷. Другая линия потенциальных конфликтов - это, конечно, новые внешние границы региональных пространств. Именно здесь возникает потенциал торговых войн между экономическими блоками. Примером этого является экономико-политическое противостояние между США и Японией, другой пример - намерения ЕС создать таможни против неэкологичной дешевой продукции, поступающей из развивающихся стран. Безусловно, существование ЕС - это также вызов для США. Эти регионы имеют разную экономическую структуру и их интересы расходятся (экономическое пространство ЕС, в отличие от экономического пространства США, сильно зависит от экспорта), что может привести к политике протекционизма со стороны США и торговой войне.

Возможность восстания третьего мира против индустриальных стран стала темой научно-фантастического фильма “Великий поход”. Этот фильм начинается с эпизодов миграции из-за голода и безработицы из Африки в Южную Европу, а заканчивается сценами погромов мигрантов европейскими вооруженными силами с целью защитить границы и благополучие от приезжих. Вариацией на эту тему стала высказанная Хантингтоном гипотеза “столкновения культур” (“clash of civilisations”). В то время как в период холодной войны - таков его аргумент - граница между внутренней и внешней моралью и грань отказа от насилия пролегала вдоль рубежей, разделяющих идеологические блоки (на Западе она нашла выражение в лозунге “Свобода против коммунизма”, а на Востоке - “Коммунитаризм против деградации”) и предполагала войну за эти ценности, то сейчас этой поляризации нет. Правда, Хантингтон признает еще одну опасность: ислам, имеющий возможность объединения с конфуцианством против христианской культуры. Хантингтон доказывает, что культуры образуют самый высокий уровень общей идентичности. В различии культур, в растущем осознании этого различия, в религиозном фундаментализме, индигенизации элиты (обращении к собственной культуре вместо ориентации на запад), глубоком укоренении культурной идентичности и усиливающемся экономическом регионализме, который культурно идеологизируется, и находится опасность этого конфликта.

Гипотеза Хантингтона была отвергнута многими авторами. Я разделяю точку зрения Хартмана, что метакультура из-за структурной гетерогенности развивающихся стран не может быть переменной для объединения и конфликта. Следующий недостаток теории Хантингтона – отождествление конфликта и конфронтации ⁸. Сценарий “торговых войн” кажется мне более вероятным.

Вместо того чтобы обсуждать далее вопрос о насилии, я хотел бы обратиться к третьему сценарию и затронуть вопрос о том, насколько процессы гражданского общества препятствуют разрушению морального основания государства благоденствия.

Многие авторы связывали переход к постиндустриальному, постмодернистскому или ультрасовременному обществу с потерей идентичности и дезориентацией. По ту сторону современности выкристаллизовывается иной порядок. Информационное общество требует: или участвовать в создании каналов данных и подключаться к Интернету, или быть отрезанным от всего остального мира. Информационная революция, кажется, ускорила вращение земли. Границы роста и противоречия капитализма и государства благосостояния ясны, очевидны и болезненны для жителей старых индустриальных стран. Многие из них, между тем, достигли того состояния, ради которого они трудились в послевоенное время, и это состояние оказалось не столь уж достойным. Многие материальные потребности удовлетворены, и экономика свидетельствует о кризисе потребления. Хотя вера в прогресс в развивающихся странах до сих пор осталась непоколебимой, кажется, что однажды - а когда - это вопрос времени, эта вера разобьется от последствий освоения и разрушения природы.

С социологической точки зрения постмодерн характеризуется процессом делегитимации, который нагнетается требованием легитимации. По мнению Лиотара, мы утратили Великие легенды. Угроза для жизни исходит теперь не от врага или дикой природы, а от природы одомашненной и потому разрушенной: от глобальных экологических катастроф. Доверие к системе экспертов поставлено под сомнение. Вера в прогресс деконструирована. Для многих людей потребление является не целью жизни, а опасностью для нее, и они, чтобы придать смысл своему существованию и выжить, ищут индивидуальные стратегии в религиозных и экологических движениях.

Ульрих Бек доказывает, что индустриальное общество превратилось в индивидуализированное общество риска. Примирение индивида с потерей идентичности описывается как обращение к прошлому в структурах этничности, родства и соседства и в индивидуальных связях. Бек видит снижение значения коллективных структур индустриального общества, которое выражается в сокращении членства в профсоюзах или партиях или в выхолащивании понятия “гражданин государства” в ходе возникновения мирового общества. Индивидуализация все же означает, по Беку, не изоляцию, а активное оформление индивидуальных биографий, упрочение отношений и создание новых форм солидарности, которая базируется на индивидуальных связях. Неосубстантивисты и коммунитаристы, которые с трудом могут быть включены в существующий политический спектр, видят в этом новом усилении общины и этики добродетели при одновременном разрушении государства новое правильное уравновешивание гражданских прав и обязанностей и выход из кризиса капитализма. Консервативные политики охотно подхватывают эту мысль как оправдание сокращения числа общественных благ и услуг и требуют приватизации государства благоденствия (оказание определенных услуг посредством самоорганизации или рынка).

Подтверждение взгляда Бека я вижу в развитии экономике. Дискуссия о глобализации показала, что техническая революция в информационном обществе ускорила интернационализацию отношений обмена ⁹. По закону спроса и предложения пространство в метрополиях труднодоступно и труд в старых индустриальных странах стал слишком дорогим. Поэтому целые отрасли перенесены в другие страны или, по крайней мере, в одну страну, как, например, производство компьютерных программ перенесено в Бангалор, а производство компьютерных чипов - в Силиконовую долину. Однако, несмотря на открывшиеся в результате технической революции возможности пространственно-временной разгрузки, статус и предпринимательская культура больших, особенно международных фирм требует содержания представительных торговых домов в узловых пунктах мирового хозяйства, городах мирового значения, которые олицетворяют значимость предприятия.

Глобализованные экономика и общество характеризуются падением значения производящей промышленности и расширением области услуг, особенно финансовой и информационной сфер. Финансовый рынок, функции которого не ограничиваются посредничеством между спросом и предложением капитала, сегодня сам создает свой продукт. Правда, как и рынок труда, он является тем самым рынком par excellence, который не соответствует неоклассической основной модели. В последние два десятилетия обнаружились сильные процессы концентрации, рынок предрасположен к спекуляциям, и прогнозы содержат очень много ошибок. Биржа скорее отражает ожидания, чем реальное развитие.

Я считаю, что экономическая глобализация проходит с мощным нарастанием комплексности, незащищенности и риска ¹⁰. Исторически образование рыночной экономики, которое было тесно связано с процессами образования государства, означало увеличение экономических возможностей или альтернатив поведения на основании деперсонализации отношений обмена. Однако потерявшие свое значение традиционные механизмы управления индивидуальными действиями, как, например, нравственная экономика (доверие к партнеру по обмену, давно установленные отношения и опыт, общественное давление, личная угроза применения силы и т.д.) должны быть одновременно дополнены эффективными, рассчитанными институциональными условиями (правилами), особенно безопасностью правовой и в области планирования. Эта задача национальных государств приобрела в рамках Великой Трансформации новое измерение.

Продолженная в сторону глобализованной экономики трансформация означает новое расширение возможностей. Однако до сих пор отсутствуют эффективные, рассчитанные правила, установленные на международном уровне. Возможности применения санкций в глобализованной экономике малы и, прежде всего, требуют все больших затрат. Международное право хотя и существует, но оно сложное и громоздкое. Мне, однако, кажется спорным то, что отсутствующие институциональные правила возникнут как следствие глобализации, так как они находятся в отношениях конкуренции со структурами национального государства.

Как же обходятся с таким риском международные и транснациональные фирмы? Исследования показали, что транснационализация фирм не означает простого переноса национальной конкуренции на международный уровень или - как это обычно воспринимают - не представляет собой процесса концентрации, который вытесняет с рынка более слабые фирмы. Она является скорее специализацией фирм на определенных отраслях, в которых они имеют преимущества и даже отчасти из-за недостатка конкуренции занимают квази-монопольную позицию. Транснационализация - это процесс дифференциации, транснациональное разделение труда, которое приводит к зависимости между высоко специализированными предприятиями ¹¹.

Такие взаимозависимости характерны и для хозяйственных сетей. Я доказываю, что для понимания глобализации экономики имеет смысл учитывать прошлые фазы экономической трансформации (как, например, при утверждении торгового капитализма. Традиционная торговля между странами характеризовалась сравнительно небольшим числом торговцев, которые встречались в определенных местах, на складах международной торговли, чтобы обменять свои дорогостоящие товары. Помимо создания правовых институтов для формального регулирования торговых конфликтов, возникающих в результате конкуренции складов между собой, личные отношения между купцами (например, партнерство, долгие деловые отношения) являлись моральными обязательствами, которые определяли торговлю и помогали обойти сильную взаимозависимость, отсутствие гарантий и риск. Их личные связи создавали информационные системы локального знания и, следовательно, механизмы для применения санкций даже в отдаленных местах.

Рассматривая глобализованную экономику, я хочу выдвинуть тезис о том, что наряду с процессами концентрации происходят также процессы обратного перехода от не зависимых от личности к зависимым от личности отношениям. По Гидденсу, глобализация по этой причине представляет собой интенсификацию социальных отношений. Я привожу доказательства того, что в глобализованной экономике существуют многочисленные хозяйственные связи, которые базируются на личных отношениях. Глобализация и персонализация с этой точки зрения - одновременные процессы, и оба процесса ставят под вопрос национальное государство и государственное гражданство как значимый, создающий солидарность образец идентичности.

Зависящие от личности отношения представляют, по мнению Грановеттер, “нравственные хозяйства”, которые регламентируют действие отдельного индивида в общественной и экономической системе. Business groups, т.е. предпринимательские группы, формальные и неформальные сети - это, в моей интерпретации, “нравственная экономика” ¹². Они представляют собой оформление торгового мира - эффективную форму организации для уменьшения сильной взаимозависимости, неуверенности и риска в глобализованной экономике, которая находится между семейным предприятием и измельчавшими рынками. Такие формы организации дают преимущества в отношениях с государствами с коррумпированной бюрократией и судом (т.е. государствами, которые не предлагают правовой и плановой гарантии) и в международных отношениях.

Свой аргумент я хочу обобщить следующим образом: Business groups обсуждались применительно к определенным переходным периодам, в которых личные отношения имели преимущества перед анонимными рыночными отношениями. Я выдвигаю тезис о том, что нынешний процесс глобализации экономики представляет собой такой переходный период. Он еще раз увеличивает возможности действия экономических субъектов. Правда, фирмы из-за комплексности экономической жизни и связанным с этим отсутствием гарантий, риском, расходами на трансакцию рассчитывают на стратегии уменьшения риска. Одна из таких стратегий - добровольное ограничение экономических альтернатив действия посредством установления льготных отношений в предпринимательских группах и сетях, которые часто базируются на личных отношениях. Этот факт приводит к кажущемуся парадоксу, что глобализация экономической жизни и персонализация экономических отношений взаимосвязаны. Отныне не локальный, глобальный рынок является с этой точки зрения сосуществованием многочисленных предпринимательских групп, формальных и неформальных предпринимательских сетей. Узловые пункты этих сетей и групп - метрополии, центральные места для business groups. В связи с этим появляется еще один кажущийся парадокс: структуры глобального рынка и структуры рыночной площади, которую обсуждают экономические антропологи, с этой точки зрения не так уж удалены друг от друга.

Заключение

В заключение необходимо отметить следующие аспекты глобализации:

1. Развитие информационных технологий привело к:

• возникновению “метатехнологий”, применение которых делает для применяющей их стороны принципиально невозможной конкуренцию с разработчиком этих технологий;

• переориентации технологий с формирования нужных материальных предметов на формирование нужного типа сознания и культуры (переход от “high-tech’а” к “high-humе’у”);

• ускорению развития информационных технологий до такой степени, что для наиболее передовых из них “короткие”, спекулятивные вложения оказываются производительными;

• относительному обесценению традиционных технологий;

• возникновению “информационного” общества, в котором деньги уступают свое значение технологиям.

2. Основные перспективы технологического развития человечества:

• углубление и приобретение непреодолимого характера разрывами между развитыми и остальными странами, а также развитыми странами, создающими новые технологии, и остальными развитыми странами;

• обособление работников информационных технологий во внутреннее “информационное сообщество”, его сосредоточение в развитых странах; постепенная концентрация “информационного сообщества” мира, а с ним и мирового прогресса, в “наиболее развитых” странах;

• прекращение прогресса за пределами развитых стран; социальная и финансовая деградация развивающихся стран;

• возможное резкое замедление прогресса в результате глобального финансового кризиса и деструктивной конкуренции между США и Европейским валютным союзом.

3. Формирование глобальных монополий идет:

• на глобальных рынках отдельных финансовых инструментов;

• в ходе интеграции этих рынков (снижения “цены перехода” между ними до пренебрежимого уровня) по мере развития информационных технологий - в виде формирования единой глобальной монополии.

Эти процессы уже в ближайшие годы потребуют создания механизма наднационального регулирования глобальных монополий, которое будет носить болезненный характер.