138012 (Юдифь)

Юдифь

Валерий Коган

Догорающее солнце провалилось за горизонт. Сумерки пали на землю Ханаана, неся с собой долгожданную прохладу. Но никто во всей Ветилуе не радовался ушедшему дню, ибо страшная беда нависла над городом, цепко схватила за горло каждого горожанина. Жажда мучила всех, старых и молодых, ни с чем не сравнимая жажда, от которой распухали губы, и язык присыхал к гортани.

В этот вечер столпились горожане у дома губернатора. Отворились двери, губернатор ступил на крыльцо, оглядел толпу и спросил:

- С чем пришли вы к дому моему?

И сказали ему люди:

- Вот уже двадцать дней ассирийское войско держит в осаде Ветилую. Двадцать дней даже мышь не может выскользнуть к источнику, чтоб напиться. Хлеб есть у нас, мясо есть, но нет воды. Взгляни, Озия, люди умирают от жажды.

Сказал в ответ Озия:

- Вижу я людские страдания, сам страдаю вместе со всеми. Но что я могу сделать? Я не Бог, я всего лишь губернатор.

Зашумели люди, зароптали, и тогда вышел из толпы старик и промолвил:

- Вот, что ты можешь сделать, Озия: открыть ворота города и просить полководца Олоферна пощадить наши жизни.

Взмахом руки Озия остановил его речи.

- Молчи, старик! Я не отдам город на поругание врагу! Говорю вам, вся надежда на небо, так будем же молиться о ниспослании чуда.

- Взгляни на нас, Озия, - вскричали горожане. - Взгляни на детей наших! Доколе нам ждать чуда? Будет ли в еще живых кто-нибудь, когда Господь пошлет это чудо?

- Пять дней и пять ночей даю сроку, - ответил Озия. - И если небо не смилостивится, значит, Господь отвернулся от нас, и нам остается уповать лишь на милость победителей. Да будет так! - И, повернувшись, Озия скрылся в своем доме.

Прошел еще один мучительный день, а когда солнце стало клониться к закату, многие увидели, как по улицам шла женщина красоты необыкновенной.

- Юдифь… Это Юдифь, - шептали ей вслед горожане.

Не было в Ветилуе человека, кто не знал бы ее. Слухи о красоте Юдифи растекались по всему Ханаану и дальше по Иудее. Из уст в уста передавались рассказы о ее праведности и благочестии. Три года прошло уже, как умер ее муж, три долгих года, а Юдифь все не снимала траурные одежды. Говорили также, что богата она несказанно. Но не радовало Юдифь богатство. Не нужны были ей бескрайние поля, бесчисленные стада. Три года прошло, как покинул ее любимый. Как хоронили его - не помнит Юдифь, что было после - не знает. И живет с тех пор, как во сне. Много красивых и знатных мужей искали путь к сердцу красавицы. Никого Юдифь и видеть не пожелала. И жила, проводя свои дни в молитвах.

Но сейчас не узнать было Юдифь. Где ее траурные одежды? Она шла в лучшем своем убранстве, надев самые дорогие украшения.

У ворот люди пытались остановить ее, говоря:

- Куда же ты? Погибнешь!

Но никого Юдифь не слушала. Выскользнула из города, неся тяжелую корзину, и лязгнули за ней запоры.

Видели со стен города, как направилась она к стану неприятеля и скрылась в сгущающемся мраке.

Глухая тьма покрыла город. И тишина нарушалась лишь шепотом молитв. Где же оно, чудо?

Сиял огнями стан войска, осадившего город, и веселье царило среди воинов. Радовались они передышке от похода, вкусной еде, обильному питью, предвкушали богатую добычу, которая вот-вот падет им в руки без великой битвы и многочисленных жертв. Со дня на день ожидали они известия о сдаче города.

Пламя костра взметалось в небо, и искры уносились ввысь, смешиваясь с крупными звездами, нависшими, казалось, над самой землей. Лежа у огня, отдыхали воины после сытного ужина, развлекали друг друга хвастливыми рассказами о былых походах.

Словно призрак, словно видение, из тьмы вдруг возникла прекрасная незнакомка и молча остановилась около костра. Разговор увяз в наступившей тишине, и только костер потрескивал, швыряя искры к звездам.

- Кто ты, женщина или дух? - спросил, приподнявшись, бородатый воин с багровым шрамом через все лицо. И закашлялся от неожиданности.

- Проводите меня к Олоферну! - звонко прозвучали слова, и столь властным был этот голос, привыкший повелевать, что вскочили мужи, закаленные в битвах, и стали наперебой предлагать свои услуги.

Бородач со шрамом на правах старшего мановением руки заставил всех умолкнуть и сказал хрипло:

- Идем, незнакомка, я провожу тебя.

Качнулось пламя в светильнике, подпрыгнули и заметались тени по шатру, и в этом неверном свете предстала пред Олоферном Юдифь. Бородач пытался что-то объяснить, но слова его глохли в сиянии, исходящем от праздничных одежд, драгоценных украшений. Или от неземной красоты незнакомки. А та, ступив шаг, пала на колени и склонилась низко, до самой земли.

Удивленный Олоферн вскочил, подошел к ней, поднял, заглянул в лицо и спросил:

- Кто ты, откуда и зачем пришла?

И был ему ответ:

- Имя мое Юдифь, живу я в Ветилуе. А пришла я сказать открывшуюся мне волю Всевышнего: не пройдет и пяти дней, как падет непокорный город, и ты войдешь в него победителем.

- Прекрасная иудейка, - вскричал Олоферн. - Если сбудется твое пророчество, я воистину поверю, что велик ваш Бог и прекрасен народ, у которого такие дочери!

Кликнул Олоферн слуг и повелел поставить рядом шатер для гостьи, подать ей еды и питья, сколько пожелает. А Юдифь открыла свою корзину, вынула приготовленные ею яства и принялась угощать Олоферна.

Отведал Олоферн кушанья, и увидела Юдифь, как подобно маленькому ребенку, мудрый и великий полководец радовался и причмокивал, запивая ароматным вином еду, приготовленную по лучшим рецептам. И улыбнулась против своей воли.

До поздней ночи Юдифь и Олоферн коротали время в приятной беседе. Лишь когда стало светлеть небо на востоке, Олоферн взял Юдифь за руку, проводил в роскошный шатер, поставленный рядом, поклонился на прощанье и оставил одну.

Но долго еще не спала Юдифь. Смущена была душа ее. Не таким, о, нет, не таким представляла она Олоферна. Знала Юдифь, покидая город, на что шла, и приготовилась к худшему. Не жизнь - честь свою возложила она на алтарь спасения города. Ибо на что могла рассчитывать молодая и красивая женщина, пришедшая ночью в шатер ненавистного врага? Ко всему была готова Юдифь. Но увидела она прекрасного, сильного учтивого мужа и теперь молила Господа дать ей силы исполнить задуманное.

Но когда сон затуманил разум и закрыл глаза, привиделось ей, что в шатер входит Олоферн. Вот он подходит к ней ближе, ближе… Собрав все силы, хочет Юдифь вскочить, убежать… Но пристальный взгляд лишает ее воли, немеют члены. Склоняется Олоферн над нею, сильные руки поднимают ее с ложа… Поцелуй острее кинжала пронзает тело, дрожью отзывается оно, истосковавшееся по мужской ласке…

Открыла глаза Юдифь - никого рядом. Вскочила с ложа, пала на колени и горячо зашептала:

- О, Господи всемогущий, просветли мой разум, затуманенный этим человеком, избавь меня от чар его, чтоб смогла я свершить то, ради чего пошла на страшный грех. Помоги мне, Господи!.. И прости меня!

Прошел день, и когда приблизился вечер, прислал Олоферн слугу своего скопца Багоя к Юдифи пригласить ее к ужину.

Радушно встретил Олоферн гостью, приветливо улыбнувшись, проводил ее за накрытый стол. Затем, когда они остались вдвоем, спросил:

- Как ты отдохнула, прекрасная Юдифь? Удобно ли тебе было?

Ответила Юдифь:

- Все было хорошо, благодарю тебя, великий Олоферн.

Улыбнулся Олоферн:

- Не называй меня великим, Юдифь. Если я и велик, то только в битве, когда мои воины наводят страх на неприятеля, когда становится красным от вражеской крови мой меч.

Олоферн метнул взгляд в сторону. Юдифь глянула туда же и увидела лежащий у изголовья огромный меч в ножнах, украшенных драгоценными камнями, сияние которых радужным туманом рассеивалось на сетке от комаров, свисающей над ложем. Отвела глаза Юдифь, не в силах смотреть на это сияние, которое не могло скрыть смертоносный блеск лезвия.

Олоферн, казалось, понял ее задумчивость и сказал:

- Прогони печальные мысли, Юдифь. Я вновь хочу видеть твою улыбку.

Молвила Юдифь в ответ:

- Кажи, Олоферн, что будет с Ветилуей, когда твои воины войдут в нее?

Олоферн пожал плечами:

- Что Ветилуя? Это всего лишь мелкое препятствие на нашем пути в Египет. Там нас ждут великие битвы и богатая добыча. А Ветилуя - только небольшое развлечение для моих солдат, соскучившихся по рукопашной. Я постараюсь не допустить кровопролития, но каждый воин должен унести с собой хоть какую-нибудь добычу. Понимаю, это жестоко, но война есть война. И не будем говорить больше о грустном. Отведай моего вина, оно ничуть не хуже твоего, но в нем есть своя неповторимость.

Вино, красное, как кровь, плескалось в серебряной чаше, которую Юдифь поднесла к губам. Мысленно прошептала:

- Господи, дай мне силы…

И отпила немного.

Вино ударило в голову, теплая волна разлилась по телу, ставшему вдруг легким, почти невесомым.

И улыбнулась Юдифь Олоферну.

Долго длился ужин. Все дальше уходили, затуманивались страдания и беды Ветилуи, воины, веселящиеся у костров в ожидании добычи, притягательно-страшный меч, притаившийся у ложа. Все ближе становилось суровое лицо Олоферна, которому так идет улыбка, его горящие глаза, могучие руки…

Сгинул весь мир, и остались они вдвоем - Юдифь и Олоферн.

- Нет… не надо… - прошептала или подумала Юдифь, когда приблизилось вплотную лицо Олоферна, и его жаркое дыхание опалило ее. Но слова эти умерли в ней, сожженные взглядом углей-глаз из-под нависших черных бровей. Сильные руки неловко обняли Юдифь за плечи, и обессиленная, она склонилась к Олоферну, руки обвили его шею, голова легла на могучую грудь…

Кто знает, кто объяснить может, что есть счастье? Почему счастьем оказывается то, что вчера казалось грехом? И куда уходит оно, едва коснувшись своим крылом человека?

Широко раскрытыми глазами смотрела Юдифь в потолок шатра, дальше, в небо, в самую обитель Бога, и не видела его там.

Три года молила Бога Юдифь даровать покой ее душе, обожженной потерей. Три года ждала, что утихнет боль. Но молитвы ее не были услышаны. Исцеление пришло, когда она меньше всего ждала этого. Исцеление ли? Или Бог даровал ей минуты счастья, чтоб подготовить к новым испытаниям?

- Господи, ну почему ты так жесток?!

Счастье быстротечно. Оно волной подхватывает человека, поднимает его на вершину блаженства и ускользает из-под него. И чем выше вознесется смертный на гребне той волны, тем глубже оказывается пропасть его последующего падения.

Знала Юдифь, что близок уже миг, когда сорвется она в пропасть и больше никогда не поднимется из мрачных глубин. Но этот миг еще не наступил. А счастье - вот оно! Юдифь повернула голову и всмотрелась в лицо забывшегося сном Олоферна. Даже во сне он то хмурился, то улыбался; вот тень пробежала по его лицу, и губы прошептали ее имя. Он открыл глаза, резко поднялся. Увидел Юдифь, тряхнул головой, провел рукой по ее волосам и сказал негромко:

- Привиделось мне, что злые силы разлучили нас. Дурное предзнаменование шлют нам Боги.

Молча Юдифь обняла его, и ощутил Олоферн на своих губах соленый привкус.

- Ты плачешь? - вскричал он. - Так знай, что нет силы такой, чтоб смогла заставить нас расстаться! Отныне мы вместе навсегда! Именно этого желал Юдифь больше всего на свете. Но, сознавая всю несбыточность своего желания, разрыдалась, не в силах дальше сдерживать себя. А Олоферн, не понимая причины, шептал ей нежные слова, пытался утешить, пока не уснула она, обессилев, у него на руках. День и ночь, потом еще день прошли незаметно в ласках, объятиях и поцелуях. Ни на минуту не разлучались Юдифь и Олоферн. Снова пришел вечер. И сказал Олоферн за ужином:

- Когда падет Ветилуя, я перед всеми объявлю тебя своей женой.

Отчаянная мысль мелькнула у Юдифи, свет надежды коснулся сердца, и сказала она:

- Пощади Ветилую, Олоферн. У тебя впереди еще много великих битв и славных побед. Зачем тебе этот маленький город? Пощади Ветилую!

Ответил Олоферн:

- Милая моя Юдифь! Моя любовь к тебе велика, как горы, безбрежна, как море. Но ты должна понять, что принадлежу я не тебе одной. Я - воин и принадлежу моим солдатам, как и они принадлежат мне. Да, у меня впереди много битв, но именно поэтому солдаты должны быть уверены в своем полководце, тогда он может быть уверен в них. Без этого не бывает побед. Я пощадил бы Ветилую, но тогда мои воины скажут: "Наш командир - трус, наш командир - женщина, он не держит своего слова". Нет, я обещал им Ветилую, и Ветилуя должна пасть. И даже ради тебя я бессилен что-либо сделать.

Опечалилась Юдифь и даже хотела воспротивиться ласкам Олоферна, но столь нежны были эти большие руки, более привыкшие к мечу, столь пылки были объятия, что оттаяла в них Юдифь, затрепетала проснувшаяся в ней женщина. С легким шорохом скользнули на пол одежды, и сама Юдифь увлекла Олоферна на ложе, сгорая от желания.

Она точно знала, что это последняя их ночь, и оттого никак не могла утолить сжигающую ее жажду, копившуюся три долгих вдовьих года.

Лишь под утро уснул Олоферн, разметавшись на ложе. Но не спала Юдифь. Близился рассвет. На исходе была последняя, пятая ночь срока назначенного Озией. С восходом солнца откроются ворота города, и вооруженные до зубов воины ворвутся в город. Резня, грабежи, пожары… Милость победителей…

Юдифь осторожно высвободилась из объятий Олоферна. Теперь она стояла над ним, вглядываясь в его лицо, дышащее покоем. Этот человек… Он принес беду в ее край, принес войну. Он принес ей счастье, такое неожиданное и такое короткое. Счастье и война… Они сошлись в смертельной схватке. И война оказалась сильнее. Будь она проклята!

Бешено колотилось сердце. То, что она сейчас должна сделать, было выше ее сил.

Юдифь протянула руку, и холод рукояти ожег ее. Но - стерпела. Выползло из ножен длинное лезвие. Обеими руками Юдифь подняла меч. Господи, до чего тяжел он!

- Всемогущий Боже, помоги мне! Дай мне силы!

Блеснул клинок и с глухим стуком вонзился в шею Олоферна. Брызнула кровь, затуманилось в глазах Юдифи. Ничего не видя и не слыша, опустилась она на пол, и померк ее разум.

Прошла вечность, и когда Юдифь открыла глаза, в отблесках тревожного пламени светильника багрово сверкнул ручеек, змеей подползающий к лицу ее. Закричать бы, но не было сил.

Юдифь не понимала, что делала, словно это была не она, а кто-то другой. Вскочив, сорвала защитную сетку, завернула в нее голову, скатившуюся с ложа, огляделась, положила в свою корзину сверток и, одевшись, вышла из шатра.