22905-1 (Религия славян), страница 2

Хорс (Огонь) – почитался в Киеве наряду с другими богами. Во всех, дошедших до нас документах, где упоминается имя Огня, как божества, он стоит рядом с именами Даждьбога и Перуна, что дает основание отнести его также к солнечным богам.

В наше время очень тяжело разобраться в хитросплетениях древних славянских культов, слишком уж много времени утрачено, слишком многое позабыто. Но если немного прислушаться к себе и вспомнить то, что было сотни жизней назад, если хоть немножко поверить в Перунову силу, в доброту Даждьбога, тогда…

…У Неба с Землёю было три сына, три молодца: Даждьбог, Перун и Огонь.

Сказывают, у Даждьбога была величавая поступь и прямой взгляд, не знающий лжи. И ещё дивные волосы, солнечно-золотые, легко летящие по ветру. А у Перуна — иссиня-чёрные кудри, вечно взъерошенные, непокорные, клубящиеся, как туча. Спокойного величия брата не было даже в подобии — лихая, непогасимая удаль. А Огонь родился огненно-рыжим, вьющиеся пряди торчали, как ни приглаживай. И только глаза у всех троих были одинаковые, синие-синие, как чистое небо в солнечный полдень, как промоина в чёрных грозовых тучах, как синяя, нестерпимая сердцевина костра.

Когда они возмужали, отец с матерью доверили Даждьбогу величайшее из сокровищ: Солнце, сияющий золотой щит. Начал сын Неба возить чудесный щит на лёгкой колеснице, запряжённой четвёркой белоснежных коней, начал озарять красы и дивные дива Земли: поля и холмы высокие дубравы и смолистые сосновые боры, широкие озёра, вольные реки, звонкие ручейки и весёлые родники-студенцы. Радовалась о сыне Земля, радовалось Солнцу всё дышащее: соловьи пели ему песни, цветы поворачивали головки вослед, а ящерицы и добрые змеи выползали погреться на валуны. Надобно молвить, все змеи в те времена были добрыми и безобидными, как теперешние ужи, и умели просить у Неба дождя, когда его не хватало. Всё тянулось к небесному страннику Даждьбогу, всё под его взглядом цвело и плодоносило: недаром само его имя значило — Дающий Бог, Податель Всего.

Иногда Солнце опускалось вниз, посветить Исподней Стране. Тогда над Землёю смеркалось, и приходила Ночь, налетала, как птица с большими мягкими крыльями, отворяла на небе звёзды — живые глаза душ, ещё не родившихся в земных телах или, наоборот, уже вознёсшихся обратно в ирий.

На берегу Океан-моря, на самом западе, Даждьбога ждала добрая лодья и стаи птиц — лебедей, гусей, уток — готовых впрячься и переправить его вместе с конями в небо Исподней Страны. Там он пробегал свой ночной путь, и лодья, запряжённая птицами, вновь перевозила его через светлый утренний Океан. Вот почему, когда были созданы Люди, у них скоро появились обереги — голова конская, тело утиное. Люди верили, что Бог Солнца всегда выручит их из беды, где бы он ни был.

В те времена Даждьбог кружил в небесах, как ему хотелось, в Нижнюю Страну заглядывал нечастою ненадолго. Там не росло ничего, там не было красоты. Оттого ночи всегда были тёплыми и короткими, как теперь по весне.

Перуну тоже досталось сокровище по душе и по сердцу — сверкающая золотая секира. Только крепкой руки сына Неба слушался чудесный топор, только ему был он по могуте; недаром трижды по семь лет Земля-мать поила его своим молоком, возрос — сильней не бывает. И когда принимался играть Перун топором, начинал подбрасывать и ловить его для потехи или размахивать над головой, радуясь собственной нерастраченной мощи, — то-то пылали, летя вовсе стороны, огненные снопы молний, то-то катился меж небесами весёлый, ликующий гром и целовали Землю струи доброго ливня! И всюду, куда били молнии, расцветали невиданные цветы, возгоралась новая жизнь. Секира Перу на была золотой от кончика древка до острия, не для боя — с кем драться, кому угрожать? Кто враг светлым Богам, сынам Неба и Земли?..

Перун ходил тогда в тонкой белой рубахе, скроенной из летнего облака. И крылатые жеребцы, мчавшие его в поднебесье, были белей лебединого пуха, белей морской пены и молока — храбрые кони с глазами, что драгоценные камни, с тёплым дыханием и золотистыми гривами.

И каких только забав не придумывал молодой Бог! Собирал облака в стадо и пас, точно коров, доил наземь дождём. Вот почему передовые тучи грозы посейчас ещё называют быками. ...А то представал пахарем, пряг коней в соху и вспахивал небесную пажить, разбрасывал всхожие семена... Или слал облака в полёт белыми лебедями, сам же примеривал сизые орлиные крылья, пускался вдогон, а верные кони летели вослед, и кто скорей поспевал — неведомо никому.

А порою, задумавшись, тихонько гладил и ласкал мягкое руно облаков и пальцами, способными дробить камни, неуверенно, робко лепил из них девичий стан и лицо. Но скоро смущался, развеивал собственное творение без остатка и снова мчался по небу, хмелея от бешеной скачки, и гром рассыпался из-под копыт жеребцов.

Говорят ещё, в те далёкие времена в чистых северных реках было дна не видать из-за раковин, корявых чашуль. Они не умели ходить и держали свои створки открытыми, надеясь, что в них попадёт какая-нибудь съедобная мелочь. Перуновы молнии пугали смирных жительниц дна, и они при грозе поспешно захлопывались; но нередко бывало, что зарево молнии успевало проникнуть сквозь воду и отразиться в зрачках. Проморгавшись, чашуля обнаруживала в своих створках маленькую жемчужину. Вот почему эти раковины до сего дня так и называют — жемчужницами.

А братец Огонь поспевал, как умел, за старшими: где пожарче пригреет Даждьбогов солнечный луч — Огонь тут как тут, вертится любопытно. Где высечет искру Перунова золотая секира – там тот час и его рыжая голова, увенчанная прозрачным дымком.

Другой мир

«Когда человек стал человеком? Тогда, когда добыл огонь. А еще? Когда стал хоронить умерших.»

У славян очень долго держался патриархально-родовой строй. Поэтому родоплеменной культ в виде почитания предков у них держался очень долго. Погребальные обычаи были сложными и многообразными:

1. Считалось, что в ирий душа попадает через дым костра. Восточные и западные славяне, как правило, сжигали покойников.

2. С X – XII веков среди всех славянских народностей распространилось погребение в курганах. С умершим в курган клали разные вещи, которые могли бы пригодится ему в Ирие. При погребении знатного человека, в другой мир отправлялись также его конь, слуга и даже жена. Зачастую в могилу клали собаку, или хотя бы ее голову, так как считалось, что верный пес должен показать дорогу, привести в ирий.

3. Часто хоронили или сжигали в лодке, как пережиток водного погребения. Прослеживается аналогия со скандинавскими племенами: конунг (военный вождь племени) или ярл (вельможа, следующий по рангу после конунга) отправлялись в иной мир только на своем боевом драккаре (боевой корабль викингов с драконом на штевне, который отпугивал злых духов. Снимали дракона, подплывая к родным берегам, чтобы не распугать добрых божеств дома. Дракон не носу корабля стал символом воинственных намерений).

Каждый вид захоронения связан с представлениями о загробной жизни. Языческое слово «ирий» – прообраз христианского «рая», а «пекло» – аналог «ада». Впоследствии христианское учение о загробной жизни перекрыло эти представления. Но верования об отношении умерших к живым остались. Существовало разделение на «чистых» и»нечистых» покойников. Первых называли родителями и их почитали, вторых – умрунами или мертвяками, которых боялись.

Культ предков сохранился до наших дней в качестве поминок (у других славянских народов – дзяды, задушницы), а также во фразах: «Чур!», «Чур меня!», которые изначально были заклинаниями, призывающими на помощь Чура или Щура, бога рода. Напоминает украинское слово «пращур», что и есть «предок».

Относительно «нечистых» покойников можно отметить, что их образ также остался в традициях. Фраза «сгинь, нечистый!», хотя и трактуется в христианстве, как обращение к черту, пришла именно из славянских представлений. Что интересно, боялись не душ «нечистых», а их самих. Это видно по приемам «обезвреживания» покойников – осиновые колья, чеснок, зубья бороны. Им приписывали влияние на погоду, приходы болезней.

«…Умрун, или ходячий мертвец, или живой покойник, или даже бойкий труп. Потому как после смерти человеку, если он не желает спокойно в земле отдыхать, только в этих трех видах обретаться можно. Ходячий мертвец людям без толку и даже опасен, потому что его под землей научили кровь сосать. Живой покойник неприятен, поскольку приходит по ночам и вещает самую горькую правду, а кому она нужна. Бойкий же труп обязан указывать людям клады, а они не во всякой местности зарыты...»

Такие опасные мертвецы относились к Навьему царству. Существует предположение, что славяне разделяли мир на три части: Явь, Правь и Навь. Явь – это реально существующий мир, Правь – мир богов и «чистых» умерших – то есть ирий, рай. Навь – мир нечисти, против которой существуют обереги, заговоры и заклинания.

Беда

Естественно, среди древних славянских богов должны были быть не только светлые, но и темные боги. Рядом с Белобогом – Чернобог. Для того, что было кого винить в бедах людских, чтоб объяснять засухи и недороды.

Чернобог – злой бог, приносящий несчастье. Морана – богиня, первоначально связанная со смертью (Мара – вредоносный дух, оборотень, несущий гибель), а также с сезонными ритуалами и воскресениями природы. Откуда бы им появится в светлом мире?..

…Поистине то было счастливое утро Богов и Людей. Ещё не восстало меж ними неодолимых стен, не легло великих обид и неправд, и небеса стояли открытыми, слушая людские молитвы. Стоило женщинам в жаркие дни совершить чародейство — воздеть над головами чары с водой, призывая замешкавшийся дождь, или полить кормилицу-Землю из двойных кубков без донца, — тут как тут на резвых конях являлся Перун, пригонял облачные стада, раскатисто хлопал громовым бичом, щедро доил своих коров на поля.

Но вот пришёл срок одному созвездию передавать главенство другому. Ни Боги, ни Люди не знали ещё, как опасно это сумежное, ничейное время, время-безвременье, когда всякое чудо возможно — и доброе, и дурное.

Однажды, Солнце-Даждьбог с братом Перуном вместе путешествовали в Исподней Стране, оставив Землю наслаждаться ночным покоем. И вот тут из-за края Вселенной, из немыслимых чужедальних миров явила себя тёмная звезда без лучей, с длинным кровавым хвостом. Ярко вспыхнула — и прянула вниз!

Не иначе, насмерть сразила бы крепко спавшую Землю — муж-Небо поспел на подмогу: заслонил любимую, закрыл собой, принял жестокий удар. Но совсем отвести беду не сумел. Над всей Землёй пронеслось хвостатое чудище, сжигая леса страшным, невиданным доселе пожаром, и наконец грянуло оземь где-то у дальнего края, больно ударило, обожгло, и Мировое Древо со стоном вздрогнуло от корней до макушки, высящейся над светлым ирием...

...Братья-Боги едва не загнали борзых коней, летя на восточный край Океана. Когда же пересекла его лодья, влекомая белыми лебедями, и крылатые жеребцы снова взвились — Даждьбог в ужасе закрыл руками лицо и ещё много дней не смел глянуть вниз светло и ясно, как прежде. Ибо поперёк всей Земли протянулась обезображенная, мёртвая полоса, и там в чёрном дыму метался перепуганный, ничего не понимающий Огонь. А из ран Неба потоками хлестала наземь вода, затопляя низины, губя и смывая всё, что уцелело в пожаре...

Молодые Боги раздумывали недолго: кинулись спасать мать и отца. Спасать свой мир, покуда он снова не стал бесформенным комком, каким был до рождения. Перевязывали раны Неба белыми полосами облаков, влажными пеленами туманов. Успокаивали Огонь. Зажигали радугу над немногими выжившими Людьми, указывали дорогу к спасению...

Братья-Боги совсем не заглядывали в ирий и ведать не ведали, какая тревога поселилась в доме Матери Лады. Когда упала чужая звезда, юная Богиня Весны была внизу, на Земле. И не вернулась домой ни поутру, ни после. Птицы, вестницы Лады, не сумели найти Бога Грозы в густых тучах гари и пыли, носившихся меж Землёю и Небом. Но, видно, так уж была когда-то выпрядена для самого Перуна льняная нитка судьбы. Летя на взмыленных жеребцах над потопом, он разглядел далеко внизу, под собою, среди вздувшихся волн, почти залитый островок. А на островке — девушку в знакомом светло-зелёном наряде и жмущихся подле неё осиротелых лесных малышей: волчат, оленят, малых птенчиков из размётанных гнёзд. Конечно, Богиня бросить их не могла.

Сын Неба направил коней вниз, к самой воде:

— А ну, живей полезайте! И сам поднял на колесницу заплаканную, перемазанную Богиню Весны. И вот диво: лишь только взмахнули крылами могучие скакуны, Леля вытерла слёзы, отряхнула волосы и рубаху — и вмиг осыпалась грязь и улетела по ветру, а растрёпанная коса легла шелковиночка к шелковиночке. Вот с тех пор и ведётся: весною — ведро воды, ложка грязи. А осенью наоборот: воды — ложка, грязи — ведро...

Улыбнулась Леля — и Даждьбог послал в ответ тонкий солнечный луч, разрубил, как мечом, клубившуюся мглу... и тоже, видно, поверил, что будет всё хорошо.

Бог Грозы привёл колесницу в ирий и с рук на руки передал дочку Матери Ладе. А лесных малышей выпустил в густую траву, на ветви всегда зелёного Древа:

— Играйте-ка здесь... ещё вам не время рождаться.