Кравченко А.И. - Социология. Общий курс, страница 6

Используя статистические ряды, социолог получает социально типическую картину мира, а психолог, прибегая к беседе-интервью, выявляет индивидуально неповторимую информацию о человеке. Они должны дополнять друг друга, поскольку задача науки в целом – дать всестороннее изображение действительности.

Обыденное сознание состоит из конкретных фактов, их оценки и реакций. Когда в данном микрорайоне становится небезопасно на улицах и родителям приходится провожать детей в школу, педагогический прессинг на них усиливается. Взрослые то и дело поучают детей, как вести себя на улице, отвечать на просьбы незнакомых людей и др. При этом абстрактные наставления сопровождаются жизненными примерами, повествующими о том, как «ужасные» дяди похищают невинных малышей и что с ними делают. Эмоциональное сопровождение – необходимый компонент обыденного сознания. «Ужастики» вначале поразили воображение мам, а затем – через подсознательную тревогу за своих чад – передались в их речи.

Огороженное частоколом запретов и наставлений, формируется новое поколение боязливых детей. Оно ведет себя осторожно во всем – от перехода через улицу и встречи с незнакомыми людьми до отношений в политике и бизнесе. Вырастая, они осторожно выражают свои взгляды начальству, соглашаются с сильными и плюют на мнение слабых. Дети – всего лишь продукт того, какой жизнью, какими страхами и заботами жили их родители. Они получали наставления родителей в течение очень долгих лет. Обыденное сознание и здравый смысл родителей – главные орудия социализации в семье.

Изучение социальной автобиографии, беседа со взрослыми людьми об их прошлом, о нынешних приемах воспитания с самими детьми – прекрасный метод познания механизма обыденного сознания и здравого смысла.

В здравом смысле кристаллизуется прошлый опыт человека. Ошибки превращаются в свод запретов, а успехи – в совокупность наставлений и советов другим людям. Девушки, обманутые парнями, не только сами смотрят на всех мужчин как на обманщиков, но и подругам советуют быть осторожными. Напротив, познавшие счастливый браки прожившие долгую семейную жизнь люди рекомендуют другим выбирать не деньги, а любовь, идти за любимым человеком хоть на край света и т. д.

В обыденной жизни мы поступаем так же, как ученые ведут себя в науке: мы создаем собственные теории, которые объясняют окружающий мир, помогают в нем лучше ориентироваться, служат руководством к действию и даже помогают предсказывать будущие события. Наши доморощенные теории, как и научные, опираются на коллективный опыт предшественников, постоянно проверяются и перепроверяются практикой. В них то и дело вносится нечто новое, отбраковывается за ненадобностью старое. Теории, как плод нашей творческой интуиции, постоянно пишутся и переписываются. Трудно даже сосчитать, какое количество подобных теорий в голове у каждого человека. Их можно систематизировать по сферам жизни (социальные, экономические, политические, этические, религиозные, национальные и др.), по уровню обобщения (универсальные на все случаи жизни или частные, годящиеся для конкретных случаев), способам получения (позаимствованные у чужих, из книг, от родителей, выстраданные самим). Познание обыденных теорий, составление их карты и топографии – одна из интереснейших задач для социолога.

Следовательно, мы можем сказать, что здравый смысл – это черновой набросок научной теории. Научная теория имеет дело с установлением закономерностей. Поиск повторяющегося в окружающем мире – основа научного знания. Когда мы знаем, что вслед за слухами о повышении цен на продукты питания на оптовых рынках наступает маленькая или большая паника, в результате которой все сметается с прилавков, мы устанавливаем определенную закономерность поведения людей, которая помогает нам правильно построить собственные действия. Мы с раннего утра уже мчимся на рынок или, напротив, ожидаем спада ажиотажа. Главное, мы установили повторяющуюся особенность поведения больших масс людей. Она наступает с такой же регулярностью, с какой солнце встает на востоке, а заходит на западе.

Известно, что средний и низший классы отовариваются преимущественно на оптовых рынках. Здесь цены ниже, но и товары качеством похуже. А иногда продают и заведомо фальсифицированный товар. Решая дилемму «дешевые цены, но плохое качество», средний и верхний слои среднего класса вспоминают принцип здравого смысла: я не такой богатый, чтобы покупать дешевые вещи. Такова житейская мудрость, и часто она себя оправдывает. Можно сказать точнее: она оправдывает себя почти всегда. Каждый из нас может привести немало примеров, когда погоня за дешевизной оборачивалась неприятностью.

Обнаружение закономерностей – для науки и здравого смысла первейшая задача. Задача жизненно важная для них, задача, которой нельзя ни поступиться, ни отбросить ее. Закономерности, тенденции, регулярности помогают упорядочить социальное окружение, сделать его предсказуемым, осмысленным и менее опасным.

Здравый смысл будем понимать как совокупность преимущественно правильных суждений о практической жизни людей, состоящих из неких норм и принципов, регулирующих наше поведение, помогающих нам приспособиться к действительности. Здравый смысл пытается выловить на своем уровне такие закономерности. Это определенная предтеча научной теории. Можем ли мы выявить его с помощью научных методов?

В повседневной жизни, часто не осознавая того, мы используем те же самые приемы, что и профессиональные ученые. Но наполняем их иным содержанием – субъективным и малодостоверным. Что же это за приемы?

Первый прием – ранжирование. По одежде, манере говорить, по убранству квартиры, покупаемым товарам мы почти безошибочно подразделяем людей на богатых, зажиточных, бедных и нищих. Иначе говоря, располагаем представителей больших социальных групп сверху вниз на некой невидимой глазу социальной шкале.

Точно так же мы ранжируем профессии и виды занятий на очень престижные, престижные, малопрестижные и непрестижные. Так поступаем мы со всем, что встречаем в своем социальном окружении, начиная с людей и кончая марками автомобилей. Все это ранжируется, то есть выстраивается в вертикальном порядке по степени ценности, важности, престижности и т. п.

Итак, распределяя объекты по социальным признакам, предпочитая одни другим, мы совершаем социологическую процедуру ранжирования. Используемые при этом социальные признаки называются в науке показателями (индикаторами): это размер дохода или жилища, количество прочитанных книг либо прожитых лет, марка приобретенной автомашины или бытового прибора.

Ранжировать можно отдельных индивидов и целые группы. Для получения групп мы обычно пользуемся другой процедурой, которую в социологии называют типологизацией. Что это такое? Типологизация обнаруживается в умении находить, подмечать в окружающем типичное, повторяющееся, а затем правильно это классифицировать. На основе сходных черт можно объединить в одну группу внешне различных индивидов. К примеру, людей в возрасте от 12 до 17 лет, несмотря на их внешние различия, мы можем объединить в одну и ту же социальную группу и назвать ее «подростки». Водителей, шахтеров, трактористов мы зачисляем в ряды рабочего класса, хотя все они отличаются друг от друга. Дело в том, что у них есть общий признак: они занимаются преимущественно физическим трудом и относятся к наемным работникам.

Применяя более сложные навыки, вы вскоре научитесь составлять социальные типы – собирательный образ представителей какой-либо большой социальной группы не по одному, а по ряду признаков. Это вершина мастерства типологизации.

Типологизация дополняется третьей процедурой – категоризацией. Это способность отличать одну социальную группу или категорию от других. Нахождение отличительных признаков – не менее сложная операция, чем поиск сходных черт. Научившись ранжированию, типологизации и категоризации, мы с большей легкостью разберемся в сложнейших понятиях социологии, например, в социальной стратификации, которая подразумевает распределение больших масс людей сверху вниз по размерам дохода, объему властных полномочий, уровню образования и престижу профессии.

Итак, здравый смысл, будучи теорией повседневной жизни, использует в своем арсенале приемы мышления, очень напоминающие научное познание. Первой является операция типизации, или социального обобщения. Это поиск сходных черт у разнородных социальных явлений. Результатом типизации выступают социальные типы. Второй – ранжирование. Ранжирование – это оценка социальных типов по какой-то количественной шкале. Например, вы строите шкалу популярности политических лидеров, на которой в иерархическом порядке сверху вниз расположены самые популярные (у них максимальный балл), несколько менее популярных, а внизу самые непопулярные фигуры (минимальный балл). Или, скажем, вы начинаете оценивать с точки зрения богатства какие-то социальные типы. Вы знаете, что проживающие в четырехкомнатной квартире наверняка богаче, чем проживающие в однокомнатной. Об этом свидетельствует ваш здравый смысл. А проживающие в двухкомнатных и трехкомнатных квартирах занимают промежуточные позиции. Вы берете какой-то признак – жилищная обеспеченность и по нему ранжируете социальные группы.

В итоге получившаяся шкала может быть весьма приблизительной, субъективной, либо точной, выраженной качественными признаками. Стихийный социолог, как и начинающий ученый, не должен ставить целью немедленно достичь научно значимых результатов. Главное, что вам удалось проранжировать многочисленные явления, среди которых вы раньше никак не могли установить порядка, то есть соединить их в иерархическую шкалу и установить меру повышения или снижения выделенного признака. К примеру, вы интуитивно, только на уровне здравого смысла можете проградуировать алкоголиков. Вы построите шкалу, на верхней позиции которой будут стоять «окончательно спившиеся», ниже разместятся «алкаши», «хроники», «пьяницы», а внизу – «пьющие», «выпивающие», «поддающие», «прикладывающиеся», «употребляющие». Возможно, что все перечисленные понятия выражают совершенно разные уровни алкоголизма, а возможно, что их можно сгруппировать, как-то укрупнить, считая, к примеру, что «выпивающие» и «поддающие» выражают одну степень, но разными словами.

Приемами стихийной социологии мы пользуемся намного чаще, чем догадываемся. Без них мы буквально и шагу ступить не можем. Они определяют наше социологическое видение мира и социологический образ мышления. В самом деле, мир разделен для нас на бедных и богатых, стариков и молодых, начальников и подчиненных и т.п.

Недовольные своим социальным положением, мы стараемся поменять менее престижную и менее оплачиваемую профессию инженера на более престижную и доходную профессию бухгалтера, понимая, что по творческому содержанию труда и необходимому образованию первая стоит выше второй. В соответствии с этим изменяются круг знакомых, привычки и стиль жизни, материальные условия, социальный статус и выполняемые роли. Мы взвешиваем, с кем стоит или надо поддерживать отношения, а с кем этого не стоит делать, в какой одежде следует ходить, чтобы не потерять «лица» (не потерять свой имидж).

Все время вращаясь в социальной среде, мы точно знаем, какие действия следует ожидать от милиционера, продавца или диспетчера ДЭЗа. Для этого мы предварительно категоризировали всех людей, составили типологии и, наконец, ранжировали окружающих. За каждой категорией мы закрепили типичный образ действий. Мы в точности знаем, что врач никогда не позволит себе того, на что способен, скажем, нищий или преступник. Хотя никто из них нам лично не знаком. Да этого и не нужно. Мы заранее составляем типичные социальные портреты для каждой группы людей, куда помимо типичной одежды и среды обитания входят типичные манеры поведения.

Благодаря приемам стихийной социологии, ежедневно применяемым нами десятки и сотни раз, окружающий мир упорядочивается, разбивается на строго очерченные «улицы» и «перекрестки», а поведение незнакомых людей становится предсказуемым, узнаваемым. Так мы творим свою собственную и в то же время общую всем социальную вселенную.

Однако оперирование исключительно здравым смыслом, или, пользуясь терминами А. Гоулднера, уровнем персональной реальности, чревато гиперболизацией обыденных представлений. Классовым предрассудкам ученый придает статус конечной истины, полагая, к примеру, что социальная законе-, мерность выражается в неуклонном росте бедности, безработицы или преступности. Хотя на самом деле социолог «обнаучил» небольшой исторический промежуток времени и опыт нескольких регионов. Он может заявить о том, что с нарастанием социальной напряженности в обществе неизбежно нарастает и революционная ситуация. Но проходит время, и предсказанные события не осуществляются. Оказывается, ученый выявлял свою закономерность на опыте близких и знакомых, разговоров с соседями и чтения прессы, но не учел множество других факторов, которые давно уже установила точная наука.

Таким образом, навыки стихийной социологии не только облегчают, но и затрудняют нам жизнь. Парадокс? Ничуть не бывало. Дело в том, что фундаментом стихийной социологии служит здравый смысл. Он – наш помощник в трудных ситуациях, позволяющий быстро реагировать в экстремальных ситуациях и тем самым выбираться из них живыми. Но быстро вместе с тем означает стереотипно, а стало быть ошибочно. Вот почему знакомый нам здравый смысл – одновременно источник убеждений и предубеждений, правильных решений и абсурдных ошибок.