4929-1 (Дискуссия о школьном курсе «Основы православной культуры» как духовный портрет современного российского общества), страница 3

4

Наверное, имеет смысл прислушаться и к размышлениям о месте Церкви и Культуры русских образованных, неверующих, нецерковных людей, каких в нашей стране демократическое большинство.

1. Культура в нашей стране, считают они, должна быть в целом секулярной, и религиозные организации не должны в ней господствовать. Доминирующее положение одной из религий невозможно было бы установить без насилия – если не физического, то морального. Нельзя отмахнуться от культурного развития России XVIII–XX вв., которое во многом шло на противостоянии традиционным религиям и выводило её за пределы чисто религиозного мировоззрения. Делать вид, что этого ничего не было, и восстанавливать православие в чистом виде, говоря, что русская культура – это православие и только православие, будет обеднением и искажением русской культуры.

2. Почему введение религии в центр культуры могло бы быть только насильственным? Потому что приход к вере для человека, обладающего информацией обо всём мире, – это не нечто само собой разумеющееся. Установление религии в центре культуры сегодня означало бы подавление свободы совести и свободы мысли, без которых невозможно существование современного государства. Нельзя не видеть, что в мире доминируют те страны, которые смогли максимально освободить индивидуальную энергию человека, энергию человеческой свободы. Это в основном протестантские страны (в большей степени, чем католические): англосаксы, французы, немцы, западноевропейцы. Они максимально мобилизовали свободу человеческой личности. Можно спорить, хорошо это или плохо, можно утверждать, что энергия личности высвобождена во зло всему остальному миру. Но если Россия не найдёт равных источников человеческой энергии, она не сможет конкурировать с этими странами.

3. Основа нынешнего развития России – это её вестернизация, начатая Петром I. Все элементы современного развития, начиная с естественнонаучного знания и гуманитарных наук, и кончая конкретными техническими достижениями, не возникли изнутри Православия, а были взяты в культуре Западной Европы.

Мыслители русского религиозного возрождения мечтали о синтезе православной традиции и новоевропейской культуры. Достоевский утверждал, что у русских две родины – Россия и Европа^[31]. Таких мыслителей не очень принимала официальная православная церковь, потом они все были сметены советским режимом, и проект синтеза остался незавершённым. Помимо всего прочего, РПЦ сама не готова занять руководящее место в современной культуре; на слишком многие вопросы у неё нет ответов, или они не попадают в цель. Если весь народ России обратился бы сегодня к православию, для церкви это стало бы непосильным бременем.

4. В Западной Европе нет прецедента, чтобы церковь становилась в центр культуры. Чтобы православию приобрести действительно влиятельное место в российском обществе, ему надо сначала самому переварить современную культуру. Пока что оно не готово стать влиятельной силой в современной культуре. Если церковь боится диалога с католиками, боится любого инаковерия, боится проповедников с Запада, боится сект и всего того, что не есть она сама, плохо знает (или совсем не знает) современную отечественную культуру, как она может разговаривать с миром?

Сторонники свободы совести и свободы религии полагают, что православию нужно свободно развиваться в свободном мире на основе духовной состязательности. Но православие не признаёт духовной состязательности. Потому страшно представить себе, если православие получит власть в обществе. Почему страшно? Потому что обязательно последует духовная цензура, запреты, то есть диктатура агрессивных невежественных «ферапонтов» (вспомним одноименного персонажа «Братьев Карамазовых») и православных неофитов, дорвавшихся до первенства и главенства.

5. Радикальные критики православия извне и изнутри России утверждают, что традиционная российская цивилизация и православие «тормозят модернизацию», а традиционная российская личность «органически тяготеет к тоталитаризму». Потому глубинная ментальность народов России и весь исторический опыт государства российского объявляются потенциально опасными, и Россию как хранителя православия считают «ахиллесовой пятой человечества». Специалист по России Збигнев Бжезинский (США), который прежде жаждал падения советской империи, а теперь жаждет расчленения России, провозгласил идею борьбы с православием как с последним скрепляющим стержнем российской цивилизации^[32]. Еще в 1993 году он заявлял: главная опасность для России, или исторически обусловленное препятствие для её будущего полновесного вхождения в семью высокоразвитых стран, заключается в том, что «на смену коммунизму может прийти некая форма традиционного православия, замешанная на шовинизме и выражающаяся в имперских рефлексиях» ^[33].

6. Отечественные политологи западнического толка говорят сегодня о православии как о тормозе, который мешает России воспринять стандарты рыночной цивилизации. Обращение российской власти и части российской элиты к православию как духовной основе и даже как к источнику легитимности новой государственности считается не возрождением традиций, а тем фактом, что ни к какой другой религии или версии христианства российская власть обратиться не могла. «В области политики православие разделяет идущую из Византии концепцию “симфонии властей”, то есть подчинения Церкви государству и одновременно опоры на него ради утверждения и распространения духовной монополии. Церковь, в свою очередь, подводит идеологический фундамент под государственную власть, придавая ей необходимую легитимность. Православие в значительно меньшей степени, чем западные версии христианства, приемлет индивидуальную свободу и ответственность, критический рациональный анализ действительности и эмпирический подход. Оно ориентировано скорее на чувственно-мистическое восприятие реальности и ценностей. В этом своём качестве православие тормозит демократизацию и модернизацию» ^[34]. Всё чаще либеральные аналитики прибегают к авторитету французского специалиста по православию Юлии Кристевой. «Сдерживая становление индивидуальности, православие способствует появлению глубинных психологических проявлений: мазохизма и Эдипова комплекса. Нам известны чудовищные проявления различных расстройств психики, истоки которых глубже, чем Эдипов комплекс, и которые затрагивают многие слои общества» ^[35]. (Можно подумать, что психиатрические клиники Запада наполнены православными христианами или что австрийский писатель Захер-Мазох писал о православных святых.) Такими «лёгкими» ссылками обосновывается утверждения о несовместимости православия и демократии. «Они (ценности православия. – Л.С.) не просто не способствуют становлению демократических ценностей и институтов, но, по сути, с ними несовместимы» ^[36].

7. Однако свою озабоченность выражают также и современные православные философы, пишущие о трагическом разрыве Церкви и Культуры. «Церковь должна вобрать в себя весь размах человеческого чувства, разумения, искания, – утверждал современный философ В.Бибихин, повторяя мысль Н.Бердяева. – Она должна вернуть себя культуре, которую отлучила от себя, когда свободе искания стала предпочитать исполнение обрядов. Когда церковь сумеет без страха принять богатство жизни, она возвратит искателю, художнику, философу уверенность в создаваемой им культуре. Ощутив себя не рискованной авантюрой, а службой Бога, творчество соединится со святостью» ^[37].

Всё это – базовые споры, истинная подоплёка полемики вокруг школьного курса Основ Православия. Именно эти споры – о высших ценностях – и поделили общество на сторонников и противников изучения в школе предметов религиозного цикла.

5

СТОРОННИКИ введения православия в среднюю школу мотивируют свои требования тем фактом, что христианство лежит в основе русской и европейской культур. Без знания основ православия невозможно понять истинный смысл художественных произведений. Дети часто не подозревают о религиозных сюжетах, лежащих в основе произведений культуры. Изучение религии формирует ментальность учащихся. История России без истории религии народов, её населявших, – неполная. Надо, чтобы дети в полном объёме получали знания на эту тему, а значит, необходимо организовать какой-нибудь элементарный ликбез. Пусть попробуют изучать религию в контексте всемирной истории, истории искусств – ведь нет даже элементарных знаний о культуре своей страны, которая развивалась в церквях, монастырских библиотеках.

Изучение православия в школе его сторонники называют возвращением блудного сына – из аморального и невежественного советского прошлого к истокам традиционной культуры. Чтобы христианство стало фактором педагогического воздействия, необходимо, считает ректор Русского Христианского гуманитарного института Д.Бурлака, «создать обучающие программные продукты различных структурных уровней – курсы, дисциплины, блоки дисциплин, модели образовательного процесса в целом, и реализовать их в светской аудитории» ^[38].

Многие сторонники введения в школу ОПК исходят из соображения «может, польза и небольшая, но вреда никакого». Потому что в самом тезисе «нельзя учить православию инаковерующих» содержится лицемерие: ибо подавляющее большинство граждан нашей страны – просто неверующие; они не верят ни по православному, ни по какому-либо другому образцу. Они ни во что не верят, они «никаковерущие», и этот факт подтверждён многими социологическими исследованиями. Почему же априори считается, что нерусские семьи, живущие в России, вдруг оскорбятся, если их дети познакомятся с православной культурой – основополагающей культурой той страны, где они живут и собираются жить дальше? Если же всё-таки речь идёт об инаковерующих семьях, они всегда могут освободить своих детей от изучения православия, как это было до революции. Когда церковь предлагает ввести изучение в школе ОПК, речь идёт не о вмешательстве церкви в дела государства, а о её помощи воспитанию молодежи. Ведь религия не учит плохому. Церковь помогает обществу избавиться от многих пороков – преступности, пьянства, наркомании, детской беспризорности. Что плохого в том, что дети узнают о Сергии Радонежском, о святых Борисе и Глебе?

Итак, два аргумента – нравственный и эстетический – целиком за изучение Православия. Даже самый свирепый атеист согласится с тем, что вся мировая культура стоит на плечах Библии. Не зная Святого писания, мы тонем в омуте невежества – нам недоступны мировые шедевры живописи, литературы, музыки. Сейчас обскурантами становятся те, кто противится приходу религии в школу. Ратуя за прогресс, они хотят оставить детей в советском прошлом – невежественном и аморальном. Место религии в сознании человека всё равно остается незанятым – просто на её месте появляется оккультизм, суеверия и сектантство. Десятки лет антицерковной пропаганды вымарали из народной памяти всё прекрасное, высокое, героическое, что связывалось с Православием, а взамен оставили портреты тупых, жадных, злых попов, черносотенные лозунги и призывы к пастве терпеть эксплуататоров. Настоящая история Православной церкви, её место в российском обществе – тайна за семью печатями. Знание этой истории входит в государственные интересы. Ведь российским гражданам надо уметь не только презирать свою страну, не только испытывать за неё мучительную боль, стыд и неловкость, видеть в ней не только кровавые преступления, но и гордиться ею; не отпихивать с брезгливой гримасой её многовековую историю, а почувствовать в ней высокий смысл, красоту, величие.

Кому выгодно запрещать преподавание ОПК? – задаются вопросом его сторонники. Тем, кто хотел бы превратить русского юношу в западного «экономического человека», эгоиста и индивидуалиста, оторванного от своих родовых корней.

ПРОТИВНИКИ изучения религии в школе мотивируют свой протест, исходя из концепции России как светского государства. Если допустить в светское образование Православие, надо допустить туда и все другие конфессии. Но как в многоконфессиональной стране можно заставить учеников массовой школы изучать одно только Православие? Навязывать школьникам какую-либо одну веру нельзя. Никакого обязательного изучения религии в школах не должно быть. Для изучения религии во всём мире существуют воскресные школы – православные, иудейские, протестантские, лютеранские. Главное – в школе не должно быть насильственного изучения религии. Не должно быть конфессионального влияния на детей. Навязывание знаний об одной религии может привести к ответной реакции со стороны представителей других конфессий. Нужно оставаться только в рамках общеобразовательной культуры.

РАДИКАЛЬНЫЕ ПРОТИВНИКИ считают, что ни в коем случае, даже факультативно, нельзя изучать Православие в школе. Не мир, но меч принесёт в страну преподавание ОПК в российских школах. Идеологическое принуждение в сфере образования приносило всегда только отрицательный результат. Уроки Закона Божьего, если верить многим страницам русской литературы, навевали на школьников отчаянную скуку – и это в условиях поголовной религиозности населения и поточной подготовки квалифицированных преподавательских кадров для обучения Закону Божьему. Возможно, детям из буддистских, мусульманских, католических, иудейских семей разрешат не посещать уроки ОПК. И русские дети только утвердятся во мнении, что те «верят неправильно», что «они другие», «не наши», и это станет причиной межконфессиональной розни в классе.

«Сегодня мы введём в школы “Основы православия”, завтра объявим православие государственной религией, а послезавтра проснёмся в тоталитарной стране. Нелепо “назидать” юношество представлениями о мировой культуре и морали, основанными только на житиях православных святых. И без того наша православная церковь стоит особняком – и довольно агрессивным – к остальному христианскому миру (даже к христианскому!). Теперь она желает стать наставником всей молодой России – без национальных и религиозных ограничений. А ведь мы хотим принести мир в наше больное общество. Мир, а не меч!» ^[39]. «Идея введения в систему среднего образования курса ОПК есть не что иное, как попытка Русской православной церкви каким-то образом гарантировать своё привилегированное место в обществе и обеспечить стабильность своего существования. Цель сама по себе неплоха – она естественна для любого сообщества людей, что бы их ни объединяло. Плох метод её достижения: внедряться в ослабленную систему, преследуя главным образом собственные цели, в живой природе называется “паразитизм”. Увы, это не оскорбление, это термин» ^[40].

6