фекту, нервному симптому, аранжируется конечной целью сновидящего.

Я должен сделать здесь одно пояснение, что­бы предупредить возражение, которое, несомненно, у многих уже на языке. Как я объясню, что сно­видение пытается воздействовать на последую­щие поступки в будущем, если большинство на­ших снов кажутся непонятными и часто ничего не значащими? Важность этого возражения столь очевидна, что большинство авторов искало сущ­ность сновидений в этих странных, неупорядо­ченных, непонятных явлениях, пыталось их объяс­нить или же, указывая на непостижимость жиз­ни снов, отрицало их значимость. Шернеру, а из новых авторов Фрейду прежде всего принадле­жит заслуга в разгадывании тайны сновидений; последний, чтобы подкрепить свою теорию сно­видений, согласно которой сон представляет собой, так сказать, погружение в детские, оставшиеся неосуществленными сексуальные желания или — в более поздних работах — желание смерти, искал в этих непонятных явлениях тенденциозные ис­кажения, предполагая, что спящий, не сдержи­ваемый во сне ограничениями культуры, стремится все-таки удовлетворить в фантазии свои запретные желания. Эта точка зрения оказалась в настоящее время столь же несостоятельной, как и те­ория сексуальной обусловленности нервных бо­лезней или нашей культурной жизни в целом. Кажущаяся непонятность сновидений объясняется прежде всего тем обстоятельством, что сновиде­ние не является средством овладения будущей си­туацией, оно представляет собой просто сопутствующее явление, отражение сил, след и дока­зательство того, что тело и дух предприняли попытку предугадать, заранее предвосхитить ситуацию, чтобы личность, но не comrnom sen-

se, спящего смогла справиться с предстоящим зат­руднительным положением. Таким образом, со­путствующее движение мыслей в том же направ­лении, которого требуют характер и ядро личности, выражено трудным для понимания языком, но там, где его понимают, указывает, пусть и не явно, куда этот путь ведет. Насколько необходимой яв­ляется ясность нашего бодрствующего мышления и языка, подготавливающих наши поступки и дей­ствия, настолько же излишней она бывает во сне, который можно сравнить с дымом от огня, по­казывающим только, куда дует ветер.

С другой стороны, однако, дым может открыть нам, что где-то есть огонь. И кроме того, опыт может научить нас определять по дыму, какие дрова горят. То, что остается в пепле сновидений, — это пробудившиеся чувства и эмоции, соответствую­щие жизненному стилю индивида.

Если разложить кажущееся непонятным сно­видение на его составные части и показать сно­видцу, что означает для него каждая отдельная часть, то при некотором старании и проницательности возникнет ощущение, что за сновидением скры­ваются силы, устремленные в одном направлении. Это направление проявляется и в остальной жизни человека и определяется его личностным идеалом, теми проблемами и затруднениями, которые были для него особо чувствительными. В результате такого рассмотрения, которое, пожалуй, можно назвать художественным, выявляется жизненная линия человека или часть ее, мы начинаем видеть его бессознательный жизненный план, в соответствии с которым он стремится справиться с адаптаци­ей к жизни и своей неуверенностью. Мы видим также те обходные пути, которые он делает, что­бы ради сохранения чувства уверенности в себе избежать поражений. И мы можем использовать сновидение, как и любое другое душевное явле­ние, как саму жизнь человека, для того, чтобы сделать вывод о его отношении к миру и другим людям. С помощью средств личного опыта и исполь­зования обманчивого символа в сновидении отобра--жаются все переходные моменты предвосхищения, соответствующие заранее поставленной цели, со­образной жизненному стилю индивида.

Это приводит нас к дальнейшему пониманию поначалу малопонятных частностей в построении сновидений. Сновидение редко дает такие карти­ны, в которых бы всплывали последние события, образы настоящего — это опять-таки обусловлено особым характером сновидца. Для решения возник­шего вопроса используются, как правило, более про­стые, более абстрактные, более детские символы, нередко напоминающие наиболее выразительные — поэтические образы. Например, чреватое риском решение замещается предстоящим школьным эк­заменом, сильный противник — старшим братом, мысль о победе — полетом ввысь, угроза — пропа­стью или падением. Аффекты, проявляющиеся в сно­видении, всегда являются следствием подготовитель­ной работы и предвосхищения, защиты от реаль­ной проблемы. Простота сцен сновидения — по срав­нению с запутанными жизненными ситуациями — полностью соответствует попыткам сновидца, ус­транив сбивающее с толку многообразие различных сил, действующих в определенной ситуации, най­ти в ней выход, следуя своей руководящей линии по аналогии с наиболее простыми отношениями.

Непонятность сновидения связана с изложен­ной ранее проблемой, где мы видели, что для защиты от определенных действии используется скрытое в бессознательном представление о будущем. Это фундаментальное положение о человеческом мышле­нии и поведении, согласно которому бессознатель­ная руководящая линия воплощает скрытый в бессознательном личностный идеал.Этот личностный идеал и ведущая к нему руководящая линия содержат в себе тот же самый материал (мысли и чувства), что и сновидение и те процессы, которые за ним скрываются. Внутренняя потребность, являющаяся причиной того, что душевный мате­риал остается в бессознательном, столь сильно давит на мысли, образы, слуховые и зрительные воспри­ятия во сне, что они, чтобы не подвергать опас­ности целостность личности, тоже остаются в бес­сознательном, или лучше сказать — непонятными. То, к чему индивид, в сущности, стремится в силу своего бессознательного личностного идеа­ла, — это господство над своим окружением. Если бы он понял свои сны, его честолюбивые помыслы и поступки должны были бы отступить перед кри­тикой со стороны бодрствующего мышления. Но так как действительное его стремление направ­лено к господству, сон должен быть непонятным. Таким образом, становится очевидным, что если чрезмерные цели невротика удастся переместить в его сознание и там их сгладить, то все формы нервозности перестанут быть стойкими и начнется процесс выздоровления.

Теперь на примере выдержек из анализа сно­видений одной пациентки, лечившейся у меня по поводу раздражительности и мыслей о самоубийстве, я хочу показать, как происходит толкование снов самим больным. Особое внимание я хочу обратить на то, что аналогии мыслей сновидения каждый раз проявляются в виде «как будто», с чего и на­чинает свой рассказ сновидица. Затруднительное положение пациентки заключалось в том, что она влюбилась в мужа своей сестры.

Сон про Наполеона

«Мне снилось, как будто я нахожусь в танце­вальном зале, на мне прелестное голубое платье, я мило причесана и танцую с Наполеоном.

По этому поводу мне приходит в голову сле­дующее.

Я возвысила своего зятя до Наполеона, ведь иначе и не стоило бы стараться отбивать его у сестры. (То есть ее невротическая сущность направлена вовсе даже не на мужа, а на то, чтобы возвыситься над сестрой.) Чтобы придать всей этой истории благопристойный характер, а также чтобы не возбудить подозрения, будто бы к этому поступ­ку меня побудила месть из-за того, что я опозда­ла, я вообразила себя принцессой Луизой, выше моей сестры, так что кажется вполне естествен­ным, что Наполеон решает разойтись со своей первой женой Жозефиной, чтобы взять в жены рав­ную ему по положению женщину.

Что касается имени Луиза, то я им давно уже пользовалась; один молодой человек спросил однажды о моем имени, и моя коллега, зная, что имя Леопольдина мне не нравится, сказала, что меня зовут Луизой.

Мне часто снится, что я принцесса (руководящая линия), и это — проявление моего колоссально­го честолюбия, которое все время заставляет меня во сне искать мост через пропасть, отделяющую меня от аристократов. Кроме того, эта фантазия рассчитана на то, чтобы при пробуждении еще болезненнее ощущать, что я выросла на чужби­не, что я покинута и одинока; мрачные чувства, которые затем мною овладевают, приводят меня в состояние, когда я становлюсь резкой и грубой со всеми людьми.

Что же касается Наполеона, то я хочу отметить только, что раз уж я не мужчина, то я хочу пре­клоняться лишь перед теми, кто более велик и могуществен, чем остальные; впрочем, это не помешало бы мне в конце утверждать, что Напо­леон преступник. (Сны о преступниках.) Кроме того, я могла бы только преклоняться, но не под­чиняться, потому что, как это вытекает из дру­гого сновидения, я хотела бы держать мужчину на привязи, и тогда... тогда мне хочется танцевать.

Танцы многое мне заменяют, поскольку музыка имеет огромное влияние на мое настроение.

Как часто во время концерта у меня появля­лось страстное желание бежать к зятю и целоваться с ним до полусмерти.

Я не желала покориться любви, а на мой взгляд, балы и любовь связаны между собою.

Я выбрала голубой цвет, потому что он больше всего мне идет, я была исполнена желанием произвести хорошее впечатление на Наполеона; теперь уже у меня появилось желание танцевать, которого прежде не было».

Можно было бы и дальше продолжать анализ этого сновидения, чтобы в конце концов показать, что бессознательный план этой девушки проис­текал исключительно только из одного властолюбия, но с тех пор он настолько изменился и оказался ослабленным, что она не видит больше в танце личного унижения.

В заключение я хотел бы сказать, что снови­дение представляет собой немаловажное для по­ведения душевное явление, что оно, словно в зеркале, способно отразить процессы и установ­ки, которые нацелены на осуществление в даль­нейшем определенных поступков. Что же поэтому удивительного в том, что душа народов во все времена с безгрешностью надындивидуального чувствования считала сновидение знаком, ука­зывающим будущее? Великий Гёте, соединивший в своем творчестве, как в фокусе, все чувства че­ловеческой души, прекрасно изобразил в одной из своих баллад этот «взгляд в будущее» и совер­шающуюся в нем подготовительную работу сно­видения. Граф, возвратившийся из святых мест в свой замок, застает его разоренным и опусто­шенным. Ночью он видит во сне свадьбу карли­ков. А конец стихотворения таков:

Теперь захотите вы, может быть, знать,

Что далее с графом случилось?

Что в ночь ту пришлось ему увидать,

То после с ним в яве свершилось:

Веселый звук труб огласил этот дом,

Явились и гости: он стал женихом,

И свадьбу его пировали потом

Так точно, как мы торжествуем,

Как мы теперь свадьбу пируем.

Поэт достаточно ясно передает мысли сновидца о свадьбе и благословении детей.