73815-1 (Дискриминация профессиональных прав ученых как фактор «утечки умов»), страница 4

Казалось бы наиболее продвинутым результатом многолетних исследований проблемы эмиграции ученых является анализ ее количественных параметров. Однако этот вопрос, хотя это может показаться странным, является наиболее дискуссионным.

Это объясняется, во-первых, отсутствием в конце 1980-х – начале 1990-х гг. четкого статистического учета выезжавших за границу на постоянное место жительства научных работников; во-вторых, несовершенством экспертных оценок, подменяемых, в нарастающей атмосфере социального отчаяния и тревоги, максималисткими, устрашающими (или алармисткими, как говорят специалисты) прогнозами. В средствах массовой информации говорилось о десятках тысяч ежегодно эмигрирующих ученых. В условиях полного вакуума статистической информации о масштабах «утечки ученых» эти цифры воспринимались многими, в том числе и авторами этих строк, как адекватно отражающие социальную ситуацию.

Отсутствие точных данных, отмечают сотрудники Центра исследований и статистики науки (ЦИСН) Л. Гохберг, Л. Миндели, Е. Некипелова, вызвано прежде всего упразднением ряда вопросов в заявлении-анкете, которую заполняли в те годы граждане, уезжавшие на постоянное жительство за границу [34].

Ситуация кардинально изменилась лишь с середины 1992 г., после того как в анкеты вновь пришлось вносить сведения о последнем месте работы уезжающего, уровне его образования, национальности и тому подобное. С этого периода Госкомстат РФ стал регулярно публиковать данные о масштабах эмиграции разных категорий граждан, в том числе научных работников и преподавателей вузов. Они оказались весьма далекими от прежних, алармистских оценок. Однако в средствах массовой информации и поныне продолжают появляться материалы о крупномасштабной эмиграции российских ученых. В частности, член Совета Федерации М. Машковец в октябре 1996 г. продолжал утверждать, что «число уехавших из страны ученых исчисляется десятками тысяч» [35]. А в газете «The Financial Times» Эн Чэмберс приводит уже более конкретные цифры, причем, что особенно примечательно, ссылаясь на некую статистику. «По статистике, – отмечает Чэм6ерс, – ежегодно из России уезжают 70–90 тыс. ученых в возрасте 31–45 лет, т.е. наиболее перспективная интеллектуальная прослойка» [36]. Если следовать логике этой «статистики», то получается, что за последние четыре года из России должны были уехать в страны дальнего зарубежья от 280 до 360 тыс. ученых. Запомним эти цифры для дальнейшего сопоставления. Чтобы оценить, насколько эти цифры далеки от российской реальности, обратимся для начала к статистическим данным об уехавших за границу на постоянное жительство в 1992–1996 гг. (см. табл. 6).

Таблица 6. Динамика эмиграции научных работников и преподавателей вузов за четыре с половиной года (вторая половина 1992–1996 г) [26].

* По данным Госкомстата РФ (см. [24–28]).

Приведенные цифры свидетельствуют, во-первых, о том, что за четыре года, по данным Госкомстата РФ, на постоянное место жительства в страны дальнего зарубежья выехало 2430 научных работников и преподавателей высшей школы; во-вторых, о тенденции снижения так называемой «безвозвратной» научной эмиграции. Конечно, мы отдаем себе отчет в том, что эта цифра отражает лишь один из просчитываемых каналов научной эмиграции – выезд ученых на постоянное место жительства за пределами бывшего СССР. Вне расчета, «за кадром» остался другой, более мощный и, к сожалению, наименее изученный так называемый контрактный канал, когда ученые, первоначально выехав за рубеж на временную научную работу, затем, с учетом интересов страны пребывания, получают право на постоянное место жительства. Иначе говоря, временная научная эмиграция какой-то части российских ученых становится «безвозвратной». Сколько таких ученых пополнили кадровый потенциал науки других стран, доподлинно никому не известно, в том числе и статистическим органам. И это неудивительно, ибо в наше бурное событиями время любое научное учреждение, дав своим сотрудникам разрешение на временную научную работу за рубежом, не обязано информировать какие-либо централизованные госструктуры о числе своих контрактников за границей или степени их «возвращаемости». Поэтому появляющиеся, хоть и редко, в печати сводные данные о числе работающих за рубежом российских ученых могут носить ориентировочный характер, основанный лишь на экспертных оценках. Если официальный выезд российских ученых за рубеж на постоянное место жительства фиксируется МВД РФ с точностью до одного человека, то масштабы контрактной эмиграции оцениваются экспертами с точностью до тысячи человек. Так, по данным сотрудника центра «Истина» С. Егерева, современная русскоязычная «научная диаспора» за рубежом с постоянно изменявшимся составом своих участников включала за четыре года в общей сложности порядка. 30–40 тыс. человек. Кто-то из них, оставшись за рубежом, выпал из научной сферы, но большинство вернулось домой [37].

Диаспора, как неформальный социальный организм, включает самых разных представителей: аспирантов, докторантов, стипендиатов различных фондов, участников международных проектов и даже студентов. По оценкам специалистов Организации экономического сотрудничества и развития применительно к России и другим странам Восточной Европы, около 10% от общего числа временно выехавших всерьез рассматривают вопрос о том, чтобы остаться за границей навсегда [38]. Опираясь на эти оценки и делая допущение, что все члены зарубежной диаспоры (научные работники и граждане России, приходим к выводу, что только 3–4 тыс. человек из общего числа временно выехавших могли навсегда остаться за границей. Прибавив к этому уже известное, из данных Госкомстата, число ученых, уехавших за рубеж на постоянное место жительства, можно получить оценку максимально возможной научной эмиграции в пределах 5230–6230 человек за четырехлетний период.

Таким образом, масштабы научной эмиграции никак не сопоставимы с приводившимися в печати алармистскими оценками (280–360 тыс. человек) за тот же период. Но даже если предположить невозможное: за рубежом остаются не 10% ученых, выехавших на временную работу, как полагают эксперты ОЭСР, а все 100% (т.е. 30–40 тыс. человек), то и этот показатель, как видим, на порядок «не дотягивает» до шестизначных, эмоционально-устрашающих общественность цифр, не подкрепленных никакими конкретными методиками расчета.

И в заключение. Читатель, по-видимому, обратил внимание, что наш анализ масштабов безвозвратной эмиграции ученых ограничился периодом с середины 1992 по 1996 гг. включительно. И это не случайно. К большому сожалению, 1996 г. оказался последним, когда Госкомстат публиковал дифференцированные данные об эмиграции россиян с учетом такого важного параметра, как профессиональная принадлежность уезжающих. С 1997 г. Госкомстат публикует лишь агрегированные, недифференцированные данные, не учитывающие характера профессиональной деятельности эмигрирующих. Иначе говоря, Госкомстат опять вернул нас к малоинформативному, «валовому» показателю эмиграции [39].

Но ведь это уже практиковалось у нас в период со второй половины 1980-х до начала 1990-х гг. и имело печальные последствия. Отсутствие официальных статистических данных о профессиональном составе уезжающих породило тогда обилие «потолочно-ориентировочных» (почему-то именуемых «экспертными»), оценок весьма далеких от реальности (о чем выше мы уже говорили). В печати появлялись леденящие душу цифры о крупномасштабной «утечке умов» из России. Вакуум статистической информации («свято место пусто не бывает») заполнялся преимущественно алармистскими оценками, в которых количество ежегодно уезжающих за границу российских ученых исчислялось якобы десятками тысяч (одна из таких алармистских версий утечки анализировалась нами выше).

С середины 1992 г. здравый смысл, наконец, возобладал. Госкомстат стал систематически публиковать данные не только о количестве уезжающих, но и о профессиональной принадлежности эмигрантов. Это позволило общественности быть информированной о реальных масштабах «утечки умов», а специалистам-демографам, науковедам, экономистам отслеживать тенденции ежегодной эмиграции, строить прогнозные оценки, пытаться оценить экономические потери от утечки умов и т.п. Повторяем, все это стало возможным благодаря наладившемуся статистическому учету профессионального состава эмиграции из России

Однако острота анализируемой проблемы состоит не только в количественной, но и в наименее изученной, качественной стороне проблемы научной эмиграции. Общество теряет богатейший интеллектуальный потенциал, с таким трудом им накопленный. Уезжают действительно «элитные части» российского научного социума, хотя по-прежнему и богатого талантливыми исследователями. Их обучение, повышение уровня квалификации, профессиональное «взращивание» – проблема многих лет и значительных материальных усилий общества. Причем уезжающие за границу ученые – это не какие-то «интеллектуалы-одиночки». Значительная часть эмигрирующих ученых является представителями малых и больших коллективов исследователей, научных школ, ведущих поиск в авангардных областях развития науки. Этим, собственно, они и интересны мировому научному сообществу, зарубежным исследовательским центрам и менеджерам. Получив за рубежом профессиональное признание, российские ученые получают возможность формировать собственные лаборатории, куда для реализации своих проектов они нередко приглашают знакомых им коллег и молодую поросль из «материнской» научной школы в России. Коллектив научной школы – целостный социальный организм, члены которого находятся в тесном научном общении и взаимодействии. Выпадение одного из звеньев этой системы, особенно тех, что образуют ядро научной школы, рано или поздно приводит к деградации, а возможно, и полному ее распаду. Самое страшное, что может быть в «утечке умов», резонно отмечает академик В. Гольданский, это гибель научных школ, если безвозвратно уезжают учителя вместе со своими учениками. К сожалению, подчеркивают академики Ю. Третьяков и И. Мелихов, наши ведущие политики до конца не осознают всю тревожность ситуации в российской науке. Политики «проявляют сдержанный оптимизм и убежденность, что российские ученые сумеют все вынести и скоро забудут о трудных временах. Однако в данном случае оптимизм не оправдан. Если… ситуация не изменится в корне, то отдельные ученые может быть и выдержат, но школы – нет» [40].

В последнее время в правительственных кругах зреет понимание того, что наша страна сможет иметь достойное будущее лишь при условии ежегодного увеличения темпов развития экономики в размере не менее 8–10%. Но это, по мнению экспертов, достижимо лишь тогда, когда правительство станет опираться не только на традиционные сырьевые, но и богатые интеллектуальные ресурсы страны, достижения отечественной науки. Российской экономике нужна не декоративная, а мощная, конкурентоспособная, на мировом уровне, наука. «Если у страны нет работающей экономики – у нее нет настоящего. Но если нет конкурентоспособной науки – не будет и будущего», – отмечал В. Путин на исходе нашего столетия. О значении науки для судеб государства российского говорил еще в начале столетия наш выдающийся соотечественник, лауреат Нобелевской премии И. Павлов: «Государство сильно своими великими людьми. И только тогда, когда оно начинает обращать внимание на своих крупных представителей и прежде всего на ученых, государство входит в свой сознательный период, постигает главный механизм жизни» (цит. по [41]).

Молодому российскому правительству, только входящему в свой сознательный период, по-видимому, еще предстоит постигнуть «главный механизм жизни».

В истории человечества еще не было такого прецедента, чтобы какая-либо страна смогла столь скоротечно и бессмысленно растранжирить с огромным трудом ею же накопленный потенциал высококвалифицированных специалистов в авангардной сфере экономики, каковой во всем мире признается сфера науки и высоких технологий.

Список литературы

1. Федеральный закон «О науке и государственной научно-технической политике» // Российская газета. 1996. 3 сентября.

2. Декларация прав и обязанностей ученых // Мир науки. 1991. № 1.

3. Рекомендация о статусе научных работников // Мир науки. 1991. № 4.

4. Ярошевский М.Г. Сталинизм и судьбы советской науки // Репрессированная наука / Под ред. М.Г. Ярошевского. Л., 1991. С. 9–33.