96614 (Сравнительный анализ концепций Ф. Фукуямы и С. Хантингтона), страница 2

III «Конец истории» и «столкновение цивилизаций»: точки соприкосновения и различия

Итак, мы познакомились с концепциями двух влиятельных американских геополитиков – Ф. Фукуямы и С. Хантингтона, и рассмотрели важные аспекты и особенности каждой из этих теорий. Теперь обратимся к главной цели нашей работы: проведем сравнительный анализ двух концепций. И, в первую очередь, рассмотрим общие черты этих теорий.

Прежде всего, концепции «конца истории» и «столкновения цивилизаций» роднит стремление их авторов предсказать будущее политическое устройство в мире после «холодной войны». Обе теории явились первыми попытками охарактеризовать, обосновать события, связанные с окончанием советско-американского противостояния. Концепции «столкновения цивилизаций» и «конца истории» предлагают варианты нового миропорядка, в условиях, когда ценности, имевшие вес в биполярном мире, утратили свое значение.

Так, например, обе теории предполагают отказ от идеологии в многополярном мире. Фукуяма уверен, что на смену конфликту идеологий непременно придет осознание и применение незападными государствами западных ценностей. Хантингтон, в свою очередь, говорит о том, что на смене идеологии придет культура, которая вытеснит идеологические различия. Также обе теории носят этноцентричный характер. Они основаны на признании превосходства Запада, его культурной исключительности. И Хантингтон, и Фукуяма уверены, что идеи либерализма – это лучшее, что создал цивилизованный мир, а посему – либеральные принципы и институты должны найти применение и в других, непросвещенных странах, «погруженных во мрак невежества». Мессианские идеи, несомненно, присутствуют в обеих теориях, с одним лишь отличием, что оптимизма и эйфории по поводу будущего либерализма в незападных странах в идеях Хантингтона куда меньше, чем в фукуямовских.

Сходной оказалась позиция двух авторов и в отношении нашей страны: ни Хантингтон, ни Фукуяма не учли специфики ее исторических традиций. Для Фукуямы неприемлема была сама мысль, что у каждой страны – и уж тем более такой крупной, как Россия – свой путь модернизации, свое самосознание и свои темпы перемен⁹. Что касается Хантингтона, то он пренебрег евразийской идентичностью и спецификой географического положения России. Оба американских ученых явно недооценили тот факт, что интересы России простираются не только на Европу, но и Азию, благо ей это позволяет ее положение на карте мира.

Еще одним важным обстоятельством является тот факт, что обе теории имеют одну и ту же характерную черту – они отмечают «упадок уровня историчности» ¹⁰. Концепции конца истории - это отражения глубокого общественного кризиса, острых социальных противоречий, требующих кардинальных преобразований, решительных революционных действий, которые бы вели от «конца истории» к постистории. Теории конца истории остро ставят перед всеми исследователями вопрос о нашем будущем, требуют поиска путей кардинального решения социальных проблем, стремятся определить идеал, высшую цель, возвышенные, перспективные идеи, устои постисторического свободного общества. Без решения этих задач любое общество не может нормально функционировать.

В качестве еще одного сходства можно привести и то обстоятельство, что обе теории были восприняты критически. Теорию Ф. Фукуямы раскритиковали за излишний оптимизм в отношении западного будущего. Действительно, прошедшие после окончания «холодной войны» годы не дают оснований для оптимизма, которым пронизана работа американского политолога¹¹. Фукуямовская эйфория в данном случае есть не что иное, как результат осознания далеко не очевидной победы Запада в противостоянии с коммунистическим лагерем. Что же касается концепции «столкновения цивилизаций», то и здесь не обошлось без критики. В качестве довода некоторые ученые приводили тот факт, что отношения России с братской Украиной и православной Грузией в последнее время далеки от идеальных. Напротив, отношения с отличными от нашей страны по религиозному компоненту – Азербайджаном или Узбекистаном – складываются куда как успешнее. Соответственно цивилизационные рамки в данном случае смещаются. Кроме того, религиозный фактор – не та составляющая, которая определяет отношения России с другими цивилизациями, ввиду ее многоконфессиональности. Таким образом, идеи Хантингтона в отношении нашей страны если и применяются, то с трудом, что дало повод некоторым ученым подвергнуть работу Хантингтона критике.

Теперь обратимся к различиям. Как уже было сказано, концепции Хантингтона и Фукуямы, сходны в главном – они несут в себе этноцентрическое предубеждение в отношении окружающего мира и в то же время имеют ряд принципиальных отличий. В отличие от Фукуямы, Хантингтон убежден, что Запад уникален как цивилизация, но, тем не менее, не универсален. Автор теории «столкновения цивилизаций», как и Фукуяма, является убежденным приверженцем западных ценностей, однако определяет их как локальные, а не универсальные, а посему не считает необходимым их повсеместное распространение за пределами первоначальных цивилизаций. Хантингтон не видит причин верить в то, что остальной мир адаптируется к западным ценностям. Напротив, он предсказывает, что эти ценности находятся в опасности, и утверждает, что Запад должен стремиться к дальнейшему укреплению своей мощи в целях эффективного обеспечения собственной защиты.

Хантингтон также обращает внимание на опасные тенденции в мировой политике: рост этнических конфликтов, угроза со стороны Ирака, демографические и иные опасности на африканском континенте. Сохранение этих проблем ставит под сомнение способность Запада обеспечить безопасность и стабильность в мире¹². Незападный мир ныне таит в себе гораздо больше опасностей, чем это было в период биполярного устройства. Однако концепция «конца истории» практически не затрагивает ни одну из этих проблем, поскольку основывается на принципе «бесконфликтности» ¹³, которая, по мнению Фукуямы, должна воцариться в мире после окончания «холодной войны». Таким образом, Ф. Фукуяма, выдвинувший идею мировой «бесконфликтности», посчитал, что либеральные принципы не просто восторжествуют: согласно его логике, они должны повсеместно применяться, не встречая никаких препятствий на своем пути. Хантингтон в этом смысле менее оптимистичен: он считает, что путь демократии в незападных странах не будет таким легким, как это кажется на первый взгляд. По этой причине Хантингтон подверг критике взгляды Фукуямы и в качестве противовеса выдвинул собственную алармистскую теорию «столкновения цивилизаций».

Разница во взглядах двух ученых становится очевидна при анализе их отношения к исламскому фундаментализму. Фукуяма рассматривал религию и национализм как один из существенных вызовов либерализму. Религиозный вызов, по его мнению, заключается в развитии мусульманского и христианского фундаментализма, которые расширяют свое влияние в условиях духовной пустоты и безличия либераль­ного «общества потребления» ¹⁴. Однако в мире, где давным-давно восторжествовало светское общество, теократия занимает весьма скромные позиции. По-прежнему сильны они только в исламском мире. Националистические же движения, по мнению Фукуямы, не составляют серьезной конкуренции либерализму в силу своего одностороннего подхода, не учитывающего по­литического и социально-экономического аспектов обществен­ной организации и сводящие все многообразие жизни к тре­бованию независимости. Таким образом, исламский блок, по мнению Фукуямы, является единственным, но не самым существенным препятствием на пути восторжестования либерализма. Слегка изменила оптимистические настроения ученого война в Ираке, сопровождавшаяся всплеском исламского радикализма. Но и здесь Фукуяма выразил убежденность в том, что выход из проблемы агрессивного фундаментализма существует: нужно только перестроить исламское общество, изменить его институты, добиться секуляризации и либерализации мусульманской религии. Инструменты реализации этого плана США, похоже, ищут до сих пор.

Иная позиция у С. Хантингтона. Хантингтон, в отличие от Фукуямы, считает, что в обозримом будущем не сложится единой универсальной цивилизации. Напротив, мир будет состоять из непохожих друг на друга цивилизаций, и каждой из них придется учиться сосуществовать со всеми остальными. В этом, пожалуй, заключается главное различие двух концепций: Хантингтон не идеализирует либерализм, хотя и является его приверженцем. Хантингтон, как и Фукуяма, уверен в том, что западные ценности являются приоритетными, однако он не выдвигает идею их повсеместной применимости, напротив, он отмечает тенденцию девестернизации незападных цивилизаций, например, «уход в регионы» Японии или Индии.

Таким образом, концепция «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона и теория «конца истории» Ф. Фукуямы, стали первыми попытками предугадать развитие мира после Второй мировой войны. Поскольку обе теории носят прогностический характер, неудивительно, что они имеют множество различий. Авторы, исходя каждый из собственной точки зрения, предлагают свой вариант развития событий. Однако между этими двумя работами есть и точки соприкосновения, определенное сходство. И определяется это сходство одним обстоятельством: Запад вышел победителем в «холодной войне», посему, развитие ситуации должно, по мнению авторов, проходить именно по западному сценарию.

IV Позиция России в отношении двух концепций: проблема диалога

Итак, мы проанализировали аспекты, различающие теории двух известных американских политологов, а также убедились в том, что между ними есть и существенное сходство. Но, пожалуй, ничто так не роднит теорию «конца истории» и «столкновение цивилизаций», как отношение к ним Российского государства. Обе эти концепции не нашли отклика среди правящих кругов России, более того, - обе они были встречены резкой критикой. Фукуямовская теория была отвергнута Россией дважды – до и после распада СССР – и с течением времени критика лишь усилилась. На первой стадии наметившегося было диалога некоторые либерально настроенные интеллектуалы выдвигали аргументацию, сходную с аргументацией Фукуямы, однако с распадом Союза идеи Фукуямы постепенно утратили свою способность оказывать влияние на формирование российского дискурса¹⁵. Либералы постепенно теряли влияние в обществе, а националистическое мышление, напротив, набирало обороты, открывая путь идеям великодержавия. Именно поэтому на Фукуяму обрушились с критикой, требуя признания законных интересов России в мире после холодной войны.

Подобная участь постигла и концепцию С. Хантингтона. Как и Фукуяма, Хантингтон защищал ценности Запада с позиции культурной исключительности и этноцентризма. Хантингтон также пытался Россию в необходимости союза с Западом перед лицом конфуцианско-мусульманской угрозы. Россия, по мнению Хантингтона, только выигрывает от такого союза. Однако его попытки оказались тщетны: подобно теории Фукуямы, его концепция не встретила поддержки в высших кругах России и была подвергнута критике по всему политическому и интеллектуальному спектру российского общества. Спор о «столкновении цивилизаций» начался после распада Советского Союза, в контексте российского самоопределения как новой евразийской державы. Однако если идеи Фукуямы первоначально находили хоть небольшую, но поддержку в либеральных кругах, то на концепцию Хантингтона обрушились как либералы, так и националисты. Поводов для этого было несколько: по их мнению, концепция «столкновения цивилизаций» подрывала подлинный плюрализм цивилизаций, способствовала «придумыванию» новых врагов, прежде всего, это касается Китая – страны, с которой Россия начала только-только налаживать взаимовыгодное сотрудничество. Высшие политические круги России посчитали, что, тем самым, Хантингтон намеренно подталкивает молодое российское государство к конфликту с выгодным партнером. Сторонники великодержавного курса сочли, что теория «столкновения цивилизаций» посягает на политическую независимость России. По их мнению, Россия должна предложить азиатско-мусульманскому миру сотрудничество в области безопасности, не полагаясь при этом на Запад¹⁶. Таким образом, идеи американских ученых были не просто не приняты российской элитой – их с возмущением отвергли.

В чем же причины негативного отношения российского интеллектуального общества к теориям Фукуямы и Хантингтона?

Дело, прежде всего, в том, что «предсказания» американских ученых не совсем согласуются с современным этапом развития российского государства. В течение нескольких лет, минувших с момента распада Советского Союза, в российском государстве возникли уникальные политические, экономические и культурные элементы. Российское супер-президентство, государственно-олигархический капитализм и восприятие Запада в качестве потенциальной угрозы, а не стратегического партнера, - все это едва ли укладывается в картину видения мира после холодной войны Ф. Фукуямы¹⁷. В нашей стране понемногу формируется демократия, что вполне логично, исходя из фукуямовской точки зрения – западные ценности распространились и на Россию. Однако нельзя не признать, что нынешние реалии России, в этом случае, при всем желании не соответствуют параметрам либеральной демократии западного образца. Что же касается концепции «столкновения цивилизаций», то и здесь есть ряд несоответствий. Фактически, такой феномен, как столкновение цивилизаций, абсолютно не знаком России. Несмотря на этническое многообразие (почти 140 этнических групп), Россия пока не столкнулась с реальной проблемой угрозы своей территориальной и культурной целостности. Исключение составляет, пожалуй, только инцидент в Чечне. Хантингтону же чеченского опыта оказалось вполне достаточно, чтобы подтвердить свою теорию «консолидации Россией своей культуры» и ее отказа от культурного федерализма.

С падением коммунизма многие как в нашей стране, так и за рубежом, посчитали, что Россия, наконец, двинется по пути либерализма. Российские лидеры решили, что Запад с радостью примет страну, еще недавно принадлежавшую к противостоящему лагерю, а ныне – ступающую на либеральный путь. По этой причине наша страна наивно кинулась в объятия атлантизма, в надежде, что Запад примет ее. Но лидеры молодого российского государства ошиблись. В 90-х гг. другие страны относились к России предвзято: ее считали страной, «проигравшей «холодную войну», оправляли в разряд т.н. failed states – стран-изгоев, не способных прокормить себя. Западные державы не спешили устанавливать с Россией стратегическое партнерство, отводили ей, в лучшем случае, роль «младшего брата» ¹⁸. Мнение России зачастую просто игнорировалось, как, скажем, во время войны в Югославии, где Россию не услышали или не захотели услышать. Любое же проявление самостоятельности принималось в штыки, как «возобновление проведения советской имперской политики» ¹⁹. Таким образом, России пришлось сменить курс и начать поиск приоритетов в других сферах. Это обстоятельство стало еще одной причиной отказа российской политической элиты от идей Хантингтона и Фукуямы. Несмотря на то, что оба автора не сомневаются в том, что Россия в конце концов примет условия запада и примкнет к западному сообществу, наша страна по-прежнему отдает приоритет концепции «евразийства» и предпочитает налаживать стратегическое партнерство как с западными, так и незападными странами. Однако в какую бы сторону не качнулся этот маятник, России все же стоит, по примеру Японии или Индии, «уйти в себя» и развивать идею панславянизма, как завещал Н.Я. Данилевский. Россия все-таки очень отличается от Запада, и далеко не факт, что принимая западные правила игры, наша страна сможет стать частью западного сообщества.