74401 (Создание национальной поэтической школы. Поэзия "Плеяды")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Создание национальной поэтической школы. Поэзия «Плеяды»

Третью четверть XVI в. — годы царствования Генриха II (1547 — 1559), Франциска II (1559 — 1560) и Карла IX (1560 — 1574) называют не их именами, а эпохой Плеяды или чаще — временем Ронсара. Эти десятилетия отмечены господством ронсаровской школы, положившей начало новой французской поэзии и драматургии. Все самое талантливое в литературе тех лет группировалось вокруг Плеяды, возглавленной Пьером де Ронсаром и Жоашеном Дю Белле. Впервые это название было дано группе поэтов в 1556 г. в одном из стихотворений Ронсара, как бы в память о «плеяде» из семи эллинистических поэтов III в. до н. э., группировавшихся вокруг Ликофрона, Феокрита и Гомера Младшего. С годами состав французской Плеяды менялся. В нее вошли и виднейший ученый-эллинист эпохи, учитель Ронсара и его друзей Жан Дора (1508 — 1588), и тонкий лирик, живописец природы Реми Белло (1528 — 1577), и своеобразный поэт и драматург Этьен Жодель (1532 — 1573), и певец любви, а также музыкант и теоретик стиха Жан Антуан де Баиф (1532 — 1589), и поэт-неоплатоник, близкий к Лионской школе, Понтюс де Тийар (1521 — 1606). В первые десятилетия существования Плеяды к ней примыкали Жак Пелетье (1517 — 1582), Гийом Дезотель (1529 — 1581), Оливье де Маньи (1520 — 1561), Жак Таюро (1527 1555), Жак Гревен (1539 — 1570), Жан Пассера (1524 — 1602), Амадис Жамен (1538 — 1592) и многие другие.

Участники «Плеяды» решительно порывали с традициями средневековой литературы, усматривали источник совершенной красоты в античной, преимущественно эллинской поэзии, отстаивая в тоже время от нападок педантов права французского национального языка и творческую самобытность французской поэзии. Их эстетическим идеалом была прекрасная форма, отрешенная от всего низменного и вульгарного. Наиболее значительным разделом творчества «Плеяды» является лирика; также она сделала попытку реформы французской драмы, которая все еще продолжала сохранять свой средневековый характер (мистерии, моралите, библейские трагедии, фарсы).

В 1549 г. появился манифест «Плеяды» - «Защита и восхваление французского языка», созданный Дю Белле.

В последующие годы в обстановке религиозных войн и контрреформации заметно меняется общественное положение членов Плеяды, одни из них (Ронсар, отчасти Баиф) становятся придворными поэтами, пишут стихи «на случай», участвуют в придворных празднествах; другие, напротив, занимают осуждающие по отношению к властям позиции (Жодель). К середине 60-х годов Ронсар и Плеяда признаны повсеместно (в 1556 г. в «Апологии Геродота» Анри Этьен употребил глагол «плеядизировать»), но в 60-е годы появляется не так уж много значительных произведений Плеяды; среди них следует отметить политические «Рассуждения» (1562 — 1563) Ронсара, цикл его «Поэм», книгу Реми Белло «Сельская поэма», (1565), последний яркий образец пейзажной лирики школы, поэтический сборник Баифа «Мимы», а также своеобразные любовные стихи Жоделя.

В годы царствования Генриха III (1574 — 1589) поэты Плеяды отступают на второй план. Любимцем двора становится манерный и вычурный Филипп Депорт. Модным делается неопетраркизм, одна из разновидностей маньеризма. Новые веяния не проходят даром для Плеяды, и у самого Ронсара в прекрасном позднем цикле «Сонеты к Елене» (1578) ощущается внутренняя борьба ренессансного художественного мировосприятия и вырастающего из него классицизма с тенденциями барокко.

Но если влияние Плеяды во Франции снижается, то ширится ее международное воздействие. Подобную реформу стремятся осуществить в Англии Филипп Сидней и Эдмунд Спенсер, знакомство с творчеством поэтов Плеяды обнаруживает Ян Кохановский, поэты рубежа столетий и начала XVII в. — немцы Георг Веккерлин и Мартин Опиц, итальянец Кьябрера — заявляют себя сторонниками идей Ронсара.

Итак, манифест «Плеяды», написанный Жоашеном Дю Белле, как уже было сказано, носил красноречивое и говорящее за себя название «Защита и восхваление французского языка». Возвращаясь к перипетиям французской истории XVI в., описанным в начале работы, мы поймем, что название манифеста не является просто броским слоганом, оторванным от реальности во Франции, как части средневековой европейской цивилизации, умами и языками большинства людей на тот момент владела католическая церковь. Латынь и христианская схоластика проникла во все сферы повседневной жизни – от официально-деловой до семейной, вытесняя тем самым народную французскую культуру в целом и французский язык в частности, как органическую составляющую этой культуры; аналогичная ситуация была с греческим языком. Естественно, что в процессе проникновения в народные массы эти языки искажались – подавляющая часть населения Франции была неграмотной и слова, особенно иноязычные, воспринимало на слух. Это же замечание касается и части низшего духовенства.

Тем самым классическая «золотая» латынь Вергилия сменяется т.н. «кухонной» латынью, равно как и язык Платоновских «Диалогов» мало общего имел с греческим народных масс в средневековье. Латинский и греческий языки теряют свою функцию как разговорные языки развивающейся цивилизации, и остаются носителями великой, но, увы, мертвой античной культуры. Менялся мир и мировосприятие людей, античные языки уже просто не могли семантически правильно отражать новые понятия. Безусловно, влияние трудов античных классиков на культуру Ренессанса невыразимо огромно, но эти труды лишь дали начало и составили базу культуры Ренессанса, в частности французского. На этой базе и стал формироваться французский язык как язык общенациональный, как один из важных элементов будущего единства нации.

В рассматриваемый период как раз и наблюдалось борьба зарождающегося французского национального языка и отмирающей латыни. Противники придания французскому языку статусу официального утверждали, что французский – язык варварский, язык черни, слаборазвитый и неспособный выражать тонкие понятия или умные мысли. Дю Белле по этому поводу справедливо замечает: «..языки не вырастают сами по себе, как травы, корни и деревья, одни немощные и хилые по своей природе, другие здоровые, могучие и более способные нести груз человеческих мыслей, нет, мощь их порождается волей и желанием смертных».

Таким образом, по мнению Дю Белле, если язык доказал свою значимость и способность объединять тысячи носителей в единую лингвистическую цепь, он имеет право на существование. Дело каждого человека, для которого такой язык является родным – культивировать, распространять его. Это видно из следующей тирады: «осуждаю я глупое высокомерие и дерзость некоторых французов, каковые, не имея никакого отношения ни к грекам, ни к латинянам, принижают и отвергают с высокомерием…все, что написано по-французски; тем паче не могу я надивиться на ученых, которые почитают наш язык непригодным для изящной науки и литературы, словно всякая хорошая мысль будет хороша или плоха, в зависимости от того языка, на котором она сказана».

Таким образом, понятно, что манифест «Плеяды» - это прежде всего патриотическая декларация родной культуре, ее стремлению на равных претендовать на звание великой с культурой античности. «Может статься, наступит время, (а я в это верю), когда благородное и сильное королевство захватит бразды мирового господства, и наш язык, начинающий пускать корни…так взойдет и окрепнет, что сравниться с языком самих римлян и греков и породит по их примеру Демосфенов, Вергилие5в и Цицеронов».

Весьма болезненно в манифесте рассматривается проблема чрезмерного культивирования латыни. Дю Белле высказывает вполне справедливую мысль, что сотворить шедевров на античных языках уже не удастся, как бы не старались их ревнители: «…Не помышляйте, жалкие подражатели Сапфо, Коринна, Корнелия, раболепное стадо, достигнуть вершины их совершенства: ведь вы с превеликим трудом усвоили их речь и потратили на это лучшую часть своей жизни. Вы презираете наш национальный язык лишь потому, что мы научаемся ему с детства, тогда как другие языки требуют труда и усилий. Человечество гоняется за предметами редкими и нелегко достижимыми, а между тем благовония и геммы не так важны в повседневной жизни, как хлеб и вино, которые обыденны и полезны». Идея, высказанная Дю Белле очевидна: превознесение античных языков в ущерб родному, лишает французов как народ возможности к дальнейшему развитию.

Из всего вышесказанного может сложиться впечатление, что Дю Белле, как и вся «Плеяда» в манифесте вообще подвергают сомнению ценность античного наследия, считая его чем-то вроде преграды на пути развития французского народа. Но это не так. Доказательства этому – следующие строки, в которых Дю Белле излагает свои взгляды на искусство поэзии: «Читай же и перечитывай, о поэт будущего, образцы греческой и латинской поэзии, и не подражай устаревшим французским виршам, что читались на тулузских поэтических турниров. Все это портит наш язык и свидетельствует о о нашем невежестве». «Не бойся выдумывать, присваивать и создавать в пример грекам новые французские слова. Ведь если бы греки и латиняне были щепетильными на этот счет, могли бы они столь громогласно хвалиться обилием слов своего языка». «еще я бы хотел посоветовать, чтоб ты общался не только с учеными, но иногда и с разными мастеровыми и рабочими людьми».

Именно в этих строках и раскрывается основная идея манифеста – стремиться путем органичного сочетания наследия античных творцов и лучших достижений национальной культуры, вложить живую народную культуру в классические античные формы, получив тем самым новую цивилизацию.

Теперь остановимся на жизни и творчестве отдельных представителей «Плеяды».

Жоашен Дю Белле (1522 — 1560) принадлежал к старому дворянскому роду, известному с X в. Близкие родственники поэта Гийом Дю Белле (1491 1543) и его брат Мартин (1495 — 1559) были военными деятелями и политиками, а третий их брат, кардинал Жан Дю Белле (1492 — 1560), — дипломатом; он писал латинские стихи, покровительствовал поэтам и писателям, был в дружеских отношениях с Рабле. Жоашен принадлежал к бедной младшей линии рода, был хилым, часто болел и рано умер. Однако его жизнь была бурной, наполненной гуманистическими штудиями, дальними странствиями и трудом. Интерес к литературе проснулся в нем рано: в 1547 г. Юношей он едет в Пуатье, чтобы в университете изучать право. Там он и встретился с Ронсаром. По преданию, они случайно познакомились в пригородном трактире. И с первой встречи подружились навек.

Именно в Париже Дю Белле и заканчивает гуманистическое образование. В 1549 г. одновременно с «Защитой» выходит и его сонетный цикл «Олива» и цикл од «Лирические стихи». Здесь молодой поэт следует предписаниям своего манифеста; первые сонеты «Оливы», совершенные по форме, несколько холодны: образ идеальной возлюбленной, созданный, вне всякого сомнения, в подражание Петрарке, нередко лишен теплоты, а переживания поэта — неподдельной искренности. Ранние стихотворные опыты Дю Белле ценны введением в литературу новых жанров, перестройкой образной системы. Но прежде всего это были произведения, отмеченные печатью истинного таланта. Рядом с вещами, написанными в подражание итальянским петраркистам, встречаются сонеты и оды, в которых отразилась современная поэту эпоха, сквозь условный поэтический язык пробивалось подлинное любовное чувство.

Позднее Дю Белле отказался от напыщенности французской петраркистской лирики и синтезировал ее достижения и традицию Маро, обозначив важный поворот к простоте и безыскусственности в ренессансной поэзии. В 1553 г. в послании «К одной даме» Дю Белле писал

Слова возвышенны и ярки,

А все — притворство, все — слова,

Горячий лед. Любовь мертва,

Она не терпит мастерства.

Довольно подражать Петрарке!

(Перевод И. Эренбурга)

В апреле 1553 г. поэт покидает родину и едет в свите своего именитого кузена Жана Дю Белле в Рим. За четыре года пребывания в Италии Дю Белле создал такие произведения, как «Древности Рима», «Сожаления», «Сельские игры» — лучшее, что когда-либо выходило из-под его пера. В этих книгах отражены мысли, чувства, переживания передового человека того времени, его опасения и разочарования, а также нехитрые радости или жалобы на личные невзгоды — беспримерный по тонкости, искренности и лирической напряженности поэтический дневник. Герой этих книг — гуманист, но не веселый эпикуреец ранних сборников Ренессанса, а трезвый политик и мыслитель, в какой-то мере ощутивший угрозу, нависшую над ренессансными идеалами.

«Сельские игры» ближе всего к традициям Маро, обогащенным опытом античной буколики. Здесь оторванный от родины Дю Белле вспоминает пейзажи родного Анжу, труды и дни его жителей и их песни («Песня веятеля ветрам»).

Сборник сонетов «Древности Рима» — книга философских раздумий над судьбами народов и культуры, полная впечатлений от римских пейзажей и явственных следов великой цивилизации. Однако Дю Белле не создает «поэзии руин», как двести лет спустя художник Пиранези. Дю Белле дорога характерная для эпохи Возрождения идея преемственности, непрерывной в конечном счете связи новой культуры с великой культурой античности.

жизнь творчество поэт плеяда

Не мните вы, что все окрест мертво,

Колонны рухнули, не мастерство,

Обманчивому облику не верьте;

Вот он — веками истребленный Рим,

Он воскресает, он неистребим.

Рожденный страстью, он сильнее смерти.

Современному Риму посвящен сборник сонетов «Сожаления». Италия не только как земля классической древности, но и как колыбель Возрождения обладала огромной притягательной силой для всех европейских гуманистов. Понятно и волнение Дю Белле, впервые ступившего на священную землю, и его разочарование, чувство горечи и удивления, которое охватило поэта при виде современного ему папского Рима. Дю Белле был поражен духом орысти, каким было пропитано папское окружение, заражавшее весь город продажностью и развратом. Критика папского Рима в «Сожалениях» лишена теологической оболочки. Гуманистический, далекий от католической ортодоксии взгляд Дю Белле на религиозные разногласия сближает поэта с позициями самых передовых людей того времени. Отвергая антигуманистическую, реакционную Контрреформацию, олицетворением которой стал для него Рим папы Павла IV, санкционировавшего массовое запрещение книг, Дю Белле критически отнесся к протестантизму с его «мирским аскетизмом» и идеалом «добродетельного накопления». Отсюда — мысль о веротерпимости, постоянно возникающая на страницах «Сожалений». Обрушив на папский Рим мощь своего сатирического таланта, Дю Белле противопоставил «вечному городу» образ родины, еще более милой в разлуке. Этот образ складывается у поэта из двух частей: это и скромная провинция Анжу, и государство, славное и могучее своей многовековой историей. Элегическая тоска окрасила сборник Дю Белле, сделав из него замечательный памятник ренессансной лирики.

Я отдал бы весь блеск прославленных дворцов,

И все их мраморы — за шифер кровли старой,

И весь латинский Тибр, и гордый Палатин