74207 (Немецкие народные сказки в литературной обработке братьев Гримм), страница 2

Успех этой первой совместной публикации братьев был ошеломляющим. Гёррес по получение книги сразу же сообщил Вильгельму: "Мы получили детские сказки, которых с нетерпением ждали мои дети, и с тех пор они их не выпускают из рук. Младшая дочурка может уже многие рассказать. Моя старшенькая успела распространить их в городе среди детей, и уже через три дня после получения книги к нам пришёл мальчик, чтобы взять почитать книжку, где говорится о кровяных колбасках и о колбасках жареных. Вечерами моей жене приходилось читать по семь сказок кряду, и, судя по впечатлению и неослабевающему вниманию, все сказки, что вполне естественно, прекрасно выполнили испытание. Вы вполне достигли своей цели и в мире детства воздвигли себе несокрушимый памятник".

Одобренные признанием, которое приходило к ним со всех сторон, братья Гримм сразу принялись готовить к печати большой том. При этом у них не было недостатка ни в критических замечаниях, ни в поощрительных советах. Особую радость собирателям доставили многочисленные предложения разных лиц помочь им в дальнейшем собирании сказок, сообщив те, что они знают сами. В письме от 29 мая 1814 года к Людовине фон Гакстгаузен, одной из таких помощниц - это были преимущественно женщины и девушки, - Вильгельм подчеркивает "радость, какую я получаю от составления второго тома именно благодаря участию и поощрению других людей".

Дальнейшая работа по собиранию сказок легла теперь почти исключительно на Вильгельма, который и первым томом занимался с особой любовью, сообщив ему свой стиль. После победоносного окончания освободительных войн на Якоба в курфюршестве Гессенском были возложены дипломатические задания, с которыми он отправился с начало, следом за армией, вступавшей в столицу Франции, и в Париж, а затем на Венский конгресс, так что теперь он только своими письменными советами мог участвовать в работе над сказками, которой, в конце концов, стал всецело заниматься Вильгельм "эта работа", как он писал Гёрресу 30 января 1815 года, была одновременно и "отрадой среди разных настроений истекшего года, некоторые (из сказок второго тома) я записывал, когда в соседней комнате распевали егеря". Дело в том. Что 1 октября 1813 года Кассель был окончательно освобожден русскими войсками под командованием генерала Чернышева, однако еще за десять дней до этого в столицу Вестфальского королевства вступили первые казачьи части.30 сентября 1814 года Вильгельм закончил предисловие ко второму тому, и конце того же года книга вышла в свет. Она содержала 70 новых сказок.

Только в середине января в руки Якоба попал первый экземпляр. Он остался им не вполне доволен. "Бумага и печать гораздо хуже, - писал он из Вены Вильгельму 18 января 1815 года, - книга тоньше, а цена меж тем слишком высока, что весьма препятствует сбыту книги, 1 талер 18 грошей (здесь свыше 7 бумажных гульденов) …; в целом этот том все-таки уступает первому еще и потому, что это не новинка". Он считал недостатком, что бы ему хотелось; только в третьем томе, изданном в 1822 году, так называемом томе примечаний, не содержавшем новых сказок, Вильгельм Гримм опубликовал сведения о происхождении сказок, правда, без указания имен.

Критические замечания Якоба свидетельствуют о более выраженных филологически - научных склонностях старшего из братьев, в то время как Вильгельма сильнее занимали поэзия и стиль сказок. Однако не может быть сомнений в том, что для них обоих было важно передать унаследованное фольклорное богатство по возможности дословно, во всяком случае, всегда точно по смыслу и без подделки.

Как Вильгельм в Касселе, так и Якоб в Вене уже принялся за третий том сказок. Он познакомился со многими участниками Венского конгресса и просто наблюдателями, с людьми, которые занимались или интересовались литературой, в числе и не из стран немецкого языка, надеясь увлечь их собиранием сказок и другого сохранившегося и литературно ценного фольклорного материала. Поэтому он призывал к основанию общества для собирания унаследованных сокровищ культуры и даже письменно обращался к лицам, на чье сотрудничество рассчитывал.

"Я теперь радуюсь третьему тому, для которого приготовил уже три - четыре хорошие, хорошие, большие и новые сказки, не считая множества фрагментов", - читаем мы в его письме к брату в Кассель, в котором он подтверждает получение второго тома." Мое общество процветает и существует вполне официально, я ожидаю от него в самом худшем случае больше ценных материалов, чем мы когда-либо могли бы собрать сами. Сейчас печатаются письма, затем они будут разосланы, по меньшей мере в сто мест, разным знакомым. С первой же оказией ты получишь экземпляры для раздачи".

Интерес Якоба к собиранию сказок и его участие в расширении сборника не ослабевали, несмотря на то, что его дипломатическая деятельность отнимала у него много времени, снова и снова надолго разлучала его с братом и на первый план у него все более настоятельно выдвигались другие замыслы и исследования. Так получилось, что дополнение и продолжение сборника сказок целиком легли на Вильгельма. Он был редактором семи новых изданий, вышедших при жизни братьев, и сказок, опубликованных в них дополнительно; последнее прижизненное издание увидело свет в 1857 году и содержало 210 сказок.

Довольно скоро выяснилось, что из педагогических соображений целесообразно выпустить отдельное издание избранных сказок, которое можно было бы дать в руки непосредственно детям. Этот "малый" сборник вышел 1825 году и очень скоро стал самой популярной немецкой книгой для детей. Однако напечатанное в 1819 году расширенное "большое" двухтомное издание было с горячим одобрением встречено далеко за пределами Германии. Уже в 1820 году книга вышла на датском языке, за нею последовали голландское, английское, французское издания. В Германии еще до конца века, в1892 году, было напечатано 25 - е полное издание обоих томов.

Вильгельм не только старался от издания к изданию умножать число сказок и сделать изложение, со всей точностью сохраняя предание, поэтически более выразительным. Он последовал также совету снабдить книгу сказок картинками, отсутствие которых в первом томе Ахим фон Арним ставил братьям в упрек, рекомендуя поручить иллюстрирование "брату - живописцу" Людвигу Эмилю Гримму. Так, оба тома во втором издании 1819 года вышли с титульным листом работы Людвига, с гравюрой "Братец и сестрица", а также с портретом одной из сказительниц, "Фиманши", но по-настоящему иллюстрировано было только издание 1825 года: с картинками Людвига к сказкам "Дитя Мария", "Гензель и Гретель", "Золушка", "Красная Шапочка", "Белоснежка", "Гусятница". Более поздние перепечатки гриммовских сказок иллюстрировали знаменитые живописцы и графики - Мориц фон Швинд, Пауль Мейергейм, Леопольд фон Калькрейт, Маркс Слефогт, Вернер Клемке и другие.

5. Сказители и помощники "братьев-сказочников"

Никогда братья Гримм не претендовали на то, что "Детские и семейные сказки", ныне известные просто как "Сказки братье Гримм", являются их оригинальным произведением. Начиная с первого издания, мы везде читаем под названием скромную приписку: "Собранные братьями Гримм". Поскольку изначально они публиковать сказки не собирались, то в первой рукописи, переданной Брентано, так же, как в более поздних записях братьев, редко встречаются примечания, дающие достоверные сведения о "помощнике", то есть о сказителе, который устно поведал одному из братьев ту или иную сказку.

С тех пор как историк искусства и литературы Герман Гримм, в то время уже шестидесятилетний сын Вильгельма Гримма, опубликовал заметки о сказителях, которые вписал в свой рабочий экземпляр книги сказок его отец, исследователи смогли более интенсивно заняться изучением источников, нежели это было возможно по ранее известным записям братьев Гримм. И даже Германа Грима эти предназначенные лишь для собственного пользования примечания ввели в заблуждение относительно сказителей - его удалось исправить толь в последнее время. Причем нас, прежде всего, интересуют те женщины и мужчины, коим мы не в меньшей степени обязаны этими сказками, чем самим ревностным собирателям и хранителям фольклорного наследия. Мы не будем здесь рассматривать, в какой мере братья в каждом отдельном случае соблюдали "подлинность и верность" рассказа, которую подчеркивал в своем предисловии Вильгельм, и насколько они следовали "строгим принципам" чисто "научного" подхода, которых, прежде всего, требовал Якоб и чего он неуклонно придерживался в своих дальнейших трудах.

Решающим для нас является то, что оба собирателя сказок не изменили ни тем, основных критических тенденций этих сохранившихся в народе преданий, а записали их верно и правдиво, сделав доступными для современников и оставив для передачи грядущим поколениям в такое время, когда в начале 19 века в процессе урбанизации этим сказкам уже грозила опасность бесследно исчезнуть. Не менее существенно и то, что они нашли людей из народа, которым доставляло радость и удовлетворение рассказывать им все, что заслуживало быть записанным и что уже после выхода в свет первого тома не только в Гессене, но и за его пределами образовались целые кружки сказочников, деятельно поддержавшие собирательское рвение Гримов.

В начале рассказчиками сказок, с которыми имели дело братья Гримм, были простые люди из народа. Мы уже упоминали драгунского вахмистра Иоганна Фридриха Краузе, ему, по мнению Шоофа, "в то время, наверное, было около семидесяти лет", пастуха - овчара - о нем до сих пор ничего более подробно выяснить не удалось - и "Фиманшу", "особенно богатый кладезь… для второго тома сказок", для которого она поведала не менее чем двадцать одну сказку, а для других дала дополнения или варианты.

В предисловии ко второму тому сказок Вильгельм Гримм поставил "Фиманше" памятник. "Одной из таких счастливых случайностей, - пишет он, - было знакомство с крестьянкой из расположенной недалеко от Касселя деревни Цверен: благодаря ей мы получили значительную часть изложенных здесь и потому истинно гессенских сказок, а также множество дополнений к первому тому. Эта женщина, еще крепкая и немногим старше пятидесяти лет, зовется Фиманшей, у нее гладкое и приятное лицо, ясный и зоркий взгляд, и, наверное, в молодости она была красива. Она прочно держит в памяти эти старинные предания, дар, который, как она говорит, дан не каждому, а иные и вообще ничего упомнить не могут. Рассказывает она степенно, уверенно и необыкновенно живо и сама получает от этого удовольствие; вначале она не сдерживает себя, потом, если ее попросить, повторяет все помедленней, так что при известной сноровке за ней можно записывать. Многие ее рассказы, таким образом, удалось запечатлеть дословно, и подлинность их не может вызвать сомнения".

Доротея Фиман, родившаяся в 1755 году, была дочерью трактирщика и происходила из семьи гугенотов, что по - видимому, отразилось на якобы "истинно гессенском" источнике тех сказок, какие она рассказывала. В молодые годы она вышла замуж за портного Николауса Фимана и стала матерью шестерых детей. Когда Якоб Гримм находился в Вене в качестве секретаря посольства, брат сообщал ему в письме от 5 декабря 1814 года: "Подумай только, наша сказочница была очень больна и на днях приходила ко мне бледная и трясущаяся - ее подкосило горе: приехала ее дочь с шестью детьми, потерявшими отца. Я посмотрю, быть может, мне удастся пристроить нескольких в приют, и сам охотно дам ее денег, сколько смогу".

Не прошло и года после этого письма, как Доротея Фаман скончалась, так что она уже больше не могла пополнить задуманный еще тогда третий том сказок.

Казалось, успех сулило и знакомство с "Ленгардтшей", с которой Якоб встретился в марте 1808 года во Франкфурте - на Майне. Мария Ленгардт была няней. Так как Якоб недолго пробыл во Франкфурте, он попросил Савиньи и Арнима прислать ему сказки "Ленгардтши". Бетти Брентано, правда записала несколько ее рассказов, но при этом кое-что присочинила, так что настоящего сотрудничества между братьями не получилось. Из этого примера видно, какое значение имел личный контакт Якоба и Вильгельма со сказителями.

Как один из самых плодотворных источников для гриммовского собрания сказок в историю литературы вошла "старая Мария". Еще совсем недавно за нее принимали дочь кузнеца Марию Мюллер, которой ко времени выхода в свет первых томов сказок пошел седьмой десяток. После того как ее муж, бывшей тоже кузнец, пал в североамериканской войне за независимость, оказавшись одной из жертв гессенской торговли солдатами, она нашла себе место ключницы, то есть домоправительницы и экономки, в доме Вильд - владельца аптеки "Под солнцем" в Кассле. Кроме того, она присматривала за девочкой в семействе Вильд, в их числе были и будущая жена Вильгельма Грима Доротея и ее сестра Маргарета, чьи имена - "Дортхен" и "Гретхен" - также фигурируют в дошедших до нас записях братьев как источники не менее чем девятнадцати сказок. Примечание "Мария" мы встречаем одиннадцать раз в первом и один раз во втором томе "Детских и семейных сказок".

Герман Гримм, сын Вильгельма, приписал материалы, помеченные в наследии его отца и дяди именем "Мария", в том числе такие известные сказки, как "Красная Шапочка" и "Спящая красавица", ключнице вильдовской аптеки и высказал своё мнение об истинном происхождении сказок, помеченных именами "Дортхен" и "Гретхен". "Сразу чувствуется, - писал он в 1895 году в "Дойче Рундшау", - что Дортхен и Гретхен Вильд, скорее всего, лишь пересказывали то, что им внушила старая Мария".

Бесспорным можно считать, что своими первыми записями сказок в 1807 году - "Дитя Марии" и "Принц Лебедь" - Вильгельм Гримм был обязан Гретхен Вильд, а через год он заставил рассказывать себе сказки и госпожу Вильд. Соседи из аптеки "Под солнцем" принадлежали к числу самых близких знакомых Гримов в Касселе; особенно Лотта, подруга и ровесница сестер Вильд, чувствовала себя у них как дома. Запросто бывал у них и Вильгельм Гримм. Однако у братьев Гримм нигде нет указания на то, что какую-либо сказку им непосредственно или хотя бы через других лиц сообщила "старая Мария".

Кем же была та Мария, которая упоминается как источник в рукописном наследии братьев, часто с указанием даты записи в 1811, 1812, 1813 годах? Гейнце Рёллеке исследовал данные Германа Грима и более поздние изыскания, основанные преимущественно на его утверждениях, вплоть до настоящего времени, и пришел к выводу, что под "старой Марией" никак не может подразумеваться домоправительница вильдовской аптеки и что "эту Марию надо искать в доме Гассенпфлуга". Он пришел к заключению, что пресловутой "старой Марией" могла быть только Мария Гассенпфлуг, одна из сестер Гассенпфлуг. Далее Рёллеке пишет: "Марии Гассенпфлуг принадлежит не только то почетное место среди поставщиков сказок, которое до сих пор отводилось "старой Марии", велика также ее роль в столь важном для качества и количества гриммовского собрания сказок сближении братьев с семьей Гассенпфлут. Ее мать Мария Магдалена Гассенпфлуг, урожденная Дрезен (1767 - 1840), происходила из гугенотской семьи Друм из Дофинэ и была воспитана "вполне во французском духе": "Даже в 1880 году разговор за столом в доме Гассенпфлугов еще велся по-французски". Противоречия, сбивавшие с толку различных исследователей сказок, когда они обнаруживали явное знакомство "Марии" со сказками Перро, таким образом, разрешаются", - еще один, весьма существенный вывод.