74024 (Методы и приемы в изучении зарубежной литературы), страница 2

Школьный курс зарубежной литературы строится на основе комплексного подхода, включающего аспекты историко-литературного, литературно-теоретического и культурологического изучения литературных явлений и отдающего приоритет рассмотрению литературы как вида искусства. Автор считает, что такой подход позволяет более эффективно решить главную задачу: ввести ребенка в мир художественной литературы, радость общения с которым рождается не от излишнего теоретизирования, а от непосредственного общения с текстом.

В школьном курсе зарубежной литературы представлены писатели разных стран и эпох. Важно выявить индивидуальные особенности каждого и вместе с тем то общее, что присуще их творчеству, связанному с определенной эпохой, подчеркнуть преемственность в развитии литературы, восприятие традиций и их обновление. Одна из важных задач - раскрытие гуманистического характера творчества писателей.

В школьный курс включены произведения литературной классики, доступные для восприятия учащимися 5-9 кл.

Знакомство с зарубежной литературой осуществляется в два этапа:

5 – 7 кл.

8 – 9 кл.

Структура каждого из них определяется хронологической последовательностью рассматриваемого материала - от древности к современности (то есть действует хронологический принцип). Иногда применяется и жанрово-тематический принцип: например, при изучении жанра "литературная сказка" (объединены произведения Гауфа, Андерсена, Кэрролла, Киплинга).

Так рассмотрим урок по творчеству Омара Хайяма

Урок 1 Тема “Я школяр в этом лучшем из лучших миров”

Цель урока — дать представление о творчестве великого учёного, философа и поэта, получить определённые литературоведческие навыки в анализе поэтических произведений, расширить словарный запас, литературный кругозор и базу теоретических сведений учащихся, научить наслаждаться звучанием поэтического произведения, развивать память и внимание, прививать навыки самостоятельной оценки произведений художественной литературы, учить находить книгу для себя.

Ход урока

1. Орг. момент

2.Слово учителя, сообщение биографических сведений об Омаре Хайяме; новая терминология, общее представление о литературе Древней Персии.

Выразительное чтение рубаи (учитель и ученики); можно сопровождать чтение показом иллюстраций Павла Бунина.

В качестве домашнего задания рекомендую предоставить учащимся возможность выбрать для заучивания наизусть понравившиеся им рубаи.

Уроки 2–3

Прослушивание чтения рубаи учащимися; обоснование ими своего выбора; понимание смысла прочитанного.

Анализ четверостиший, сравнение переводов; попытки устного рисования или иллюстрирования.

Итоговая беседа с учащимися с целью выяснения отношения к изученному (нужно ли было изучать стихи Хайяма?).

Предлагаемые для сравнения различные переводы рубаи:

В этом мире ты мудрым слывёшь? Ну и что?

Всем пример и совет подаёшь? Ну и что?

До ста лет ты намерен прожить? Допускаю.

Может быть, до двухсот проживёшь. Ну и что?

(Г.Плисецкий)

Познай все тайны мудрости! — А там?..

Устрой весь мир по-своему! — А там?

Живи беспечно до ста лет счастливцем...

Протянешь чудом до двухсот!.. — А там?

(И.Тхоржевский)

* * *

Мудрец приснился мне: “Веселья цвет пригожий

Во сне не расцветёт, — мне молвил он, — так что же

Ты предаёшься сну? Пей лучше гроздьев сок.

Успеешь выспаться, в сырой могиле лёжа”.

(О.Румер)

Некто мудрый внушал задремавшему мне:

“Просыпайся, счастливым не станешь во сне,

Брось ты это занятье, подобное смерти.

После смерти, Хайям, отоспишься вполне”.

(Г.Плисецкий)

* * *

Месяца месяцами сменялись до нас,

Мудрецы мудрецами сменялись до нас.

Эти мёртвые камни у нас под ногами

Прежде были зрачками пленительных глаз.

(Г.Плисецкий)

До тебя и меня много сумерек было и зорь.

Не напрасно идёт по кругам свод небес золотой.

Будь же тщателен ты, наступая на прах, — этот прах

Был, конечно, зрачком, был очами красы молодой...

(К.Бальмонт)

Варианты и элементы комментариев и анализа четверостиший:

Увы, душистым тёплым хлебом недопечённые владеют,

Увы, сокровищ совершенством несовершенные владеют,

Туркан-хатун прекрасны очи — отрада сердца для глядящих,

Увы, ведь ими безраздельно рабы безусые владеют.

Речь идёт о недолгой службе Хайяма при дворе вдовы Малик-шаха Туркан-хатун, и эту эпиграмму приписывают именно ему. Достаточно оскорбительная её форма вполне возможно послужила поводом для опалы поэта. Прямой выпад против государыни, намёк на молодых любовников и новых приближённых правительницы, а также достаточно прозрачные намёки на смуту в государстве.

О законник сухой, неподкупный судья!

Хуже пьянства запойного — трезвость твоя.

Я вино проливаю — ты кровь проливаешь.

Кто из нас кровожаднее — ты или я?

Учащимся совершенно понятна тема данного рубаи: порицание святош, выставляющих напоказ своё благочестие. Это роднит Хайяма с многими поэтами и писателями — как атеистами, так и мистиками, как современниками, так и более поздними авторами (параллели, которые могут найти старшеклассники: Мольер и Шекспир, Державин и Маяковский и так далее).

Ты ушёл, а вернулся в сей мир бессловесным скотом,

Твоё имя, известное прежде, меж других затерялось потом,

Твои ноги срослись воедино — копытами стали,

Борода твоя выросла сзади и стала хвостом.

Дети быстро выясняют, что поводом для этих грустно-язвительных строк послужила “встреча” с ослом где-нибудь на улице Нишапура или на базаре, а может, у входа в медресе, и проникающий насквозь взгляд поэта, ценителя и знатока философии (не атеиста, не религиозного фанатика) увидел в животном пример того преображения, печального варианта реинкарнации, о котором не хотелось бы думать просвещённому человеку и тогда, и сегодня.

Материалы к рассказу о биографии великого мастера

Начать можно с сообщения о судьбе произведений Омара Хайяма в Европе и России. Мир узнал стихи великого поэта только спустя семьсот лет после их создания. Английский поэт и переводчик Эдвард Фицджеральд (1809–1883), любитель персидской классической поэзии, познакомившись с подлинниками произведений Джами и Хафиза, Низами и Хайяма, переводит их на английский и в 1857 году издаёт тоненькую книжечку под названием «Рубайят Омара Хайяма». Почти два года никто не обращал на неё внимания, и вдруг... Мгновенный взлёт, оглушительный успех, блестящие отзывы критиков, три новых издания при жизни Фицджеральда, почти 130 изданий к 1930 году. Необыкновенная популярность во всей Европе и США (и, что поразительно, особенно в промежуток между двумя мировыми войнами). Николай II читал рубаи на немецком языке (книга с пометками императора находится в Екатерининском дворце в Павловске). Итак, почти никому не известный английский поэт и почти никому не известный персидский поэт... А теперь это неотъемлемая часть мировой культуры.

Я, как вода, в сей мир притёк, не зная,

Ни для чего, ни из какого края;

И из него, как ветер через степь,

Теперь несусь — куда, не понимая.

(Э.Фицджеральд. «Рубайят Омара Хайяма». Пер. М.Рейснер)

“Теперь несусь — куда...” В вечность!

Всё, что видим мы, — видимость только одна.

Далеко от поверхности мира до дна.

Полагай несущественным явное в мире,

Ибо тайная сущность вещей — не видна.

Не видна, не видна... а что на поверхности? Дата? И то не точна. 1048 или... Вопросы, вопросы, вопросы... И чем больше вчитываешься в строки его четверостиший, носящих таинственное и манящее название “рубаи”, тем больше убеждаешься в том, что не все загадки мировой литературы разгаданы, а, впрочем, стоит ли идти до конца? Не исчезнет ли та прелесть чеканных строк и цветистых сравнений, не исчезнет ли этот душный аромат восточных благовоний и утренних роз, запах старого вина и солнечный луч на персидском ковре, расстеленном в саду под сенью пышных дерев?

Омар Хайям. А имя-то какое звонкое! Перевод известен — “палаточник”. Семья? Да ремесленники, кто же ещё! Шатры и палатки для купцов и торговцев... Средств достаточно, чтобы дать способному мальчику образование. Палаточник! “Мастер, шьющий палатки из шёлка ума...” Палаточник! “Мудрец”, “Царь философов Запада и Востока”, “Доказательство истины” — неслучайно уже при жизни он был удостоен этих титулов от своих земляков... Но звучат ли здесь слова о его Поэзии? Не за учёные ли занятия все эти звания? Конечно, астрология и математика, астрономия и физика — вот они, подлинные занятия великого! Да ещё и философия, правоведение, история и теософия, мудрёная наука “корановедение” (это мы так называли бы её)... Юноша, закончивший одно из лучших на Востоке медресе в Нишапуре, учившийся в Балхе и Самарканде, овладевший всем комплексом наук, входящих в круг средневековой восточной образованности, безусловно, не мог оставаться безвестным поэтом, но ему, в совершенстве овладевшему арабским и родным персидским, знающему так много (и так мало, как казалось самому), было просто невозможно остаться в стороне от соревнований поэтов и музыкантов, от чтения и сочинения стихов, да, в конце концов, от посвящения любимым нескольких волшебных и страстных посланий!

Он держит эти строки в памяти, чтобы потом старый калам начертал их на коже... Он держит их в памяти так же, как загадочные знаки и буквы «Альмагеста» Птолемея, чей арабский перевод по прочтении семи раз запомнил наизусть. Поистине, феноменальная натура — в промежутке между игрой в шахматы и романтическим свиданием набросать трактат по математике, предвосхитив на много сотен лет самого Ньютона с его биномом (Хайям, вероятно, открыл эту формулу действительно первым). Двор наследного принца в Бухаре по заслугам оценил молодого математика, а служба эта стала ещё и дорогой к самому Малик-шаху в Исфаган — столицу персидского государства Сельджукидов. Двадцать лет плодотворнейшего труда в одной из крупнейших средневековых обсерваторий... И блестящий итог — точнейший календарь, в основу которого был положен тридцатилетний период, включавший восемь високосных годов, идущих через четыре года семь раз и один раз через пять лет... Да, говорят, этот календарь, названный «Календарём Малик-шаха», превосходит и нынешний, но утрачен, безвозвратно утрачен, как и бесценные «Астрономические таблицы». Не сохранился и тот математический трактат с великой формулой и между делом открытым методом извлечения корней из целых чисел... Всё поглотило время, оставив нам только строки «Рубайата», вызывающие огромное количество споров, переводимые бессчётное количество раз, толкуемые многими и по-разному...

Он был “на ты” со звёздами. Что это значило в прошлом? Астрономия и астрология — сёстры или соперницы? А кто же ты, Омар Хайям? Ведь это о тебе вспоминает Низами Арузи Самарканди, повествуя о том, как заподозривший своих астрологов в намеренном искажении смысла звёздных предсказаний шах был готов снести им головы, да смягчился, когда те, бедняги, в качестве последнего довода предложили послать гонца с их гороскопами к Хайяму в Хорасан, дескать, тот так известен, что уж проверит всё без ошибок... А славная история о султане Мерва, получившем от Хайяма благоприятный гороскоп для выезда на охоту и вдруг попавшем под снегопад? Наш доблестный астролог, стоявший в кругу осмеивающих его придворных, уговаривающих султана отменить охоту, благословил правителя в путь, обещая, что тучи рассеются, и — о Аллах! — небо очистилось, и пять дней светило солнце великому султану, суля чудесное времяпрепровождение.

Но убит фанатиком покровитель Омара в Исфагане мудрейший визирь Низам ал-Мулык, умирает Малик-шах, наследникам не до науки, обсерватория приходит в запустение. “Мы были свидетелями гибели людей науки... Мне сильно мешали невзгоды общественной жизни...” — это голос самого великого Мастера...

Вдова Малик-шаха и юный царевич, за судьбу которого во время его болезни (оспа гуляла по Востоку...) опасался Хайям (недолгое время ещё пребывая в качестве астролога и придворного медика), не могли простить близости его к визирю, затаили жуткую азиатскую злобу... Отъезд Омара в родной Нишапур (где и оставался он до конца своих земных дней) совпал (случайно ли это?) с потерей Исфаганом своего значения как культурного и научного центра...

Изгнание? Наверное... Останется лишь несколько поездок в Балх и Бухару, паломничество в Мекку — и всё.

Медресе, где он преподаёт, позволяет общаться с небольшим кругом учеников, редкие диспуты и встречи с приезжими мудрецами, ещё более редкие составления гороскопов для узкого круга бывших знакомых и родственников. Осторожен Хайям с сильными мира сего. Не эти ли строки:

Отчего всемогущий Творец наших тел

Даровать нам бессмертия не захотел?

Если мы совершенны — зачем умираем?

Если несовершенны — то кто бракодел? —

тянут за собой славу крамольника и вольнодумца? С философией Хайяма сложно — больших трактатов не создал, эклектик, но с блестящими догадками и гипотезами, последователь суфиев и Авиценны, материалист или “натуралист”, как стали называть его позже (что, впрочем, ближе по значению к слову “атеист”). Да судили-то о его философских взглядах, скорее всего, по тем самым блестящим четверостишиям, которые сочинял он всю жизнь, адресуя себе да самым близким своим и возлюбленным. Но какое счастье, что эти, вероятно тайные, опыты дошли до нашего времени, стали достоянием гласности, как принято выражаться нынче.

Пришли к нам, к ним, уже тогда... Почему? Не в самой ли форме персидского четверостишия кроется причина их проникновения в массы? Рубаи… Один из востоковедов очень метко назвал их “одной из наиболее летучих форм персидской поэзии”! Летучая форма! Вот здорово! Это ж просто наша с вами родная частушка по форме, а по содержанию? Логически точные, афористические строки язвительного, замкнутого и самоуглублённого “имама Хайяма” вылились в простонародную форму, совершенно не вхожую в аристократическую среду. Его строк боялись: Малик-шах — покровитель! А теперь? Насмешки и злоба, предательство и недоверие нишапурцев, тьма анекдотов, где осуждают Мастера и хвалят его остроумие и находчивость, поносят и восхищаются, учатся у него и плюют ему вслед...