74018 (Лирика любви в творчестве С.А. Есенина), страница 2

Ревниво и настороженно юноша оберегал свои отношения с семейством местной молодой помещицы Лидии Кашиной, несмотря на то, что она мать двоих детей, замужняя женщина, была на десять лет старше его, Есенин, несомненно, испытывал чувства более сердечные, нежели почтительные или уважительные.

В образе Анны Снегиной воплотились и черты помещицы Лидии Кашиной, которой поэт был увлечён, дружбой с которой дорожил. Лидия Ивановна была молодая, интересная и образованная женщина, владеющая несколькими иностранными языками, с широкими духовными интересами. Ей было посвящено стихотворение «Зеленая прическа» (Приложение 3). Поэт часто бывал в доме Кашиной, когда приезжал летом в деревню, находил там умную собеседницу, заинтересованную его творческими успехами. Возвращаясь домой, приносил букеты жасмина и сирени.

Кульминацией этого странного и таинственного романа была, видимо, встреча Сергея Есенина с Лидией Кашиной летом 1917 года, после того, как хозяйка усадьбы уже отдала свой двухэтажный дом в Константинове деревенскому миру, а сама переехала жить на другую усадьбу – в Белый Яр, на луговую сторону Оки, в нескольких верстах от Константинова. Однажды утром Сергей сказал домашним, что уезжает на Яр с барыней. Он вернулся лишь поздно ночью, молча взял полушубок и ушёл ночевать в амбар. Память об этом дне, о разговорах, которые он вёл с Лидией Кашиной, видимо, отразились впоследствии в поэме «Анна Снегина» (Приложение 6). Но не только в ней.

Как светлый аккорд звучит в поэме воспоминание о молодости, об ушедшей юности.

Лидия Кашина, в отличие от героини поэмы «Анна Снегина», никуда не эмигрировала. После того, как новая власть реквизировала у неё и усадьбу на Белом Яру, она переехала в Москву. Есть сведения, что Есенин иногда бывал у неё.

Кашина умерла от рака в 1937 году (она, так же как и Есенин, была похоронена на Ваганьковском кладбище), не оставив о Сергее Александровиче ни единой строки воспоминаний, о чем приходится только сожалеть. Почти на двенадцать лет пережила она человека, в судьбе которого так много значила и для которого «как песня была», сама, быть может, не подозревая этого. Но мы-то знаем, что в жизни поэта Сергея Есенина эта незаурядная женщина сыграла особую роль, и образ «девушки в белой накидке» для нас неразрывно связан с ее именем и со старым особняком, «снегинским домом».

А пока Есенин заполнен новыми энергиями – энергиями надежд, энергиями творчества – и новым чувством к молодой секретарше из эсеровской газеты Зинаиде Райх.

Летом 1917 года в редакции газеты «Дело народа», где печатались стихи Есенина, он познакомился с работавшей здесь Зинаидой Райх, смешливой, радостной, живой, бойкой девушкой. Она была привлекательна, женственна, нежна, поэтична.

Облик Есенина той поры представлял что-то неземное, нежное, васильковое. Белокурый Лель был молод, счастлив, в плену любви и словесных кружев поэзии.

Решено было венчаться. Обвенчались на родине Алексея Ганина, под Вологдой, в церкви Кирика и Иулиты. Райх хотела иметь семью, мужа, детей. Он тоже был очарован, влюблен. В то мгновение они представить себе не могли, как сложиться их совместная жизнь, но счастливое время заполнилось каждому из них.

Райх была чрезвычайно интересной и обаятельной женщиной, обладавшей в очень большой степени тем необъяснимым качеством, которое по-русски называется «поди сюда», а на Западе известно под именем Sex appeal (сексапильности). Всегда она была окружена большим кругом поклонников, многие из которых демонстрировали ей свои пылкие чувства в весьма откровенной форме. Райх любила веселую и блестящую жизнь.

Юрий Елагин пишет: «Его страстная любовь приняла болезненный оттенок под влиянием характера и поведения Райх. Мало-помалу его ревность развилась и приняла фантастические размеры.

Он ревновал Райх ко всем, к кому только можно было ревновать, иногда даже и к женщинам»... [4, с.48]

Так что, может быть, Есенин не так уж и был не прав, когда писал в «Письме к женщине», обращаясь, по-видимому, к своей бывшей жене: (Приложение 5)

Поначалу ничего не предвещало будущей размолвки. Снимали квартиру на Литейном. Первые ссоры были навеяны поэзией. С переездом в Москву кончились лучшие месяцы их жизни. Потухли три окна на Литейном, тогда Есенин не придал этому значения, но впоследствии они странным образом завораживали поэта и он, проходя мимо, рыдал, ранимый донельзя прошлым и настоящим.

Зинаида Райх была самой любимой из близких Есенину женщин. Так по крайней мере не колеблясь, утверждают родные поэта, и Зинаида Николаевна очень любила Есенина, как утверждают очевидцы их отношений. И её, как и первого сына поэта, постигла ужасная участь. В 1939 году она была зверски убита в собственной квартире. Расстрелян был в Бутырках и свидетель их свадебного путешествия вологодский поэт Алексей Ганин.

В стихах Есенина нет прямого упоминания имени Зинаиды Николаевны, но он напишет ей стихотворение за стихотворением, одно лучше другого. Например, «Письмо к женщине». Его сын Константин в своих воспоминаниях подтвердил сцену объяснения отца с матерью, характер и тональность разговора. И «Собака Качалова» (Приложение 1) - это тоже для Райх.

Стихотворение «Вечер черные брови насопил…» (Приложение 6), хоть и включено поэтом в цикл «Любовь хулигана», который принято связывать с именем А.Миклашевской, всё-таки посвящено Зинаиде Николаевне.

И наконец стихотворение «Цветы мне говорят – прощай…» (Приложение 6), написанное за два месяца до гибели поэта, обращено опять к ней.

Положение круто изменилось в пресловутом «кабацком» цикле («Москва кабацкая»). Можно взять из него любое стихотворение, например «Сыпь, гармоника. Скука... скука...». В нем сразу ощущается резкая смена интонаций, словаря, самого стиля обращения к женщине (не говоря уже о создаваемом женском образе), всей структуры и мелодики стиха.

Как будто перед нами строки другого поэта. Дергающий ритм, речитативный язык, вульгарная лексика, озлобленный цинизм – всё это ничем не напоминает той нежности, поэтичности, временами даже сказочности, которые звучали в его прежних стихах о любви. Здесь любовь попрана, низведена до плотского чувства, женщина обезображена, сам герой деморализован, и его прерываемая буйством тоска лишь в самом конце сменяются ноткой жалостливого раскаяния. («Дорогая, я плачу, прости... прости...»).

Едва ли, однако, все содержащиеся в стихотворении выпады, вся потрясающая его эскапада грубости и цинизма должны приниматься в своем прямом и единственном смысле. Невольно напрашивается мысль об известной нарочитости, демонстративности изображаемой поэтом картины (и употребляемой им лексики), о том, что он как бы выставляет на показ всю мерзость кабацкого омута, в которую он погрузился и который его ничуть не радует, не утешает, а наоборот – тяготит. Недаром в самом первом стихотворении цикла («Да! Теперь решено, без возврата...») это пристанище названо «логовом жутким», во втором («Снова пьют здесь, дерутся и плачут...») оно «чадит мертвячиной», а о развеселых его обитателях сказано «Бесшабашность им гнилью дана».

В этом «логове», как показывает поэт и в других стихотворениях, нет места человеческой радости, нет и надежды на счастье. Любовь здесь не праздник сердца, она приносит человеку гибель, она губит его, словно чума.

Так бы и потонуло всё это в пьяном угаре, в дикой музыке грубых страстей и жестоких оскорблений, если бы не прорывы к чистой душевности, не пронзительные нотки раскаяния, которые слышатся почти в каждом из звеньев «кабацкого» цикла.

Один из выдающихся современников поэта, Дмитрий Фурманов, писал: «“Москва кабацкая” веет ужасом, но пафос тут неподдельный и лиризм». [10, с. 108]

О каком пафосе и лиризме здесь речь? О трагическом пафосе переживаний, связанных с ощущением кривизны и порочности избранного пути, с погружением в омут, из которого вырваться не так-то легко. Это трагическое чувство в сочетании с природной задушевностью, с исповедальной откровенностью, с неоценимым богатством таящихся в сердце «снов золотых» и рождает ни с чем не сравнимый, чисто есенинский лиризм.

Есенин встречался с обожавшей его Надеждой Вольпин и с Галиной Бениславской, когда в 1921 году в России появилась прославленная актриса, танцовщица с мировым именем Айседора Дункан, пылавшая революционным романтизмом, решившая открыть в России танцевальную школу. Она встретилась с Есениным в мастерской художника Якулова. Поэт поразил её воображение. Зная по-русски несколько слов, она произнесла: «Ан-гел, ан-гел». Затем гладила его волосы, заглядывала в васильковые глаза, а он целовал ей руки. Два художника, оба с эмоциональными, импульсивными душами, не могли не прийти друг к другу.

Она была, бесспорно, талантливой женщиной. Кроме того, возраст брал свое. В 1921 году Айседоре было уже 43 года.

Оба в это время были страшно по-человечески одиноки. Есенин окончательно расстался с Зинаидой Райх. Оба они – и Дункан, и Есенин – отличались редкой широтой, душевной щедростью и мотовством. И оба они были по существу бездомными людьми.

Их встреча была, что называется, предрешена. С первого мгновения они ощутили не просто взаимную душевную близость. Нет, это была встреча особей одной человеческой породы.

И потянулись они друг к другу не столько как мужчина и женщина, сколько как два человека сходного душевного склада. Каждый из них ценил в другом нечто высшее, чем собственно мужское или женское...

Представлять их друг другу было не надо. С первой же секунды они не могли отвести глаз друг с друга.

Есенин читал ей стихи, и они пытались «разговаривать»... Разговаривали больше жестами и взглядами, оба уверенные в том, что прекрасно друг друга поняли.

Айседора Дункан полюбила Есенина. В ней поэт видел талантливую, умную актрису. «В её улыбке была заря, в движениях тела – аромат зеленого луга», - писал Андрей Белый. Чувства их бушевали, это была большая страсть как с его, так и с её стороны.

Нельзя не сказать ещё об одном обстоятельстве, которое толкнуло этих двух людей в объятия друг друга.

Её судьба как матери была ужасна. Ещё до встречи с Есениным её дети – мальчик и девочка – погибли в автомобильной катастрофе. Айседора мучительно переживала их гибель, хотела покончить с собой, стала злоупотреблять алкоголем. Вполне возможно, в любви 44-летней великой танцовщицы было и материнское чувство к молодому, 26-летнему поэту, так как она находила в нём сходство с её погибшим белокурым сыном. Весной 1922 года, зарегистрировав брак, Дункан и Есенин выехали за рубеж.

За границей написано немного стихов, например: «Сыпь, гармоника. Скука…Скука», «Пой же, пой. На проклятой гитаре…» (Приложение 6) и др. Но в этих стихах – боль за тех русских, кто вынужден был жить на эмигрантском берегу.

Если Айседора Дункан, помимо всего прочего увидела в Есенине сходство со своим погибшим малолетним сыном, то для Есенина не меньшее значение имело ощущение не столько женской, сколько материнской ласки, которой ему так не хватало в детстве. И едва ли случайно то, что все женщины, оставившие глубокий след в жизни поэта, были старше его по возрасту.

Можно ли всерьез говорить о всех этих Женях, Ритах, Надях, Ликах, да даже и о Галине Бениславской?.. После юношеского романа с Анной Сардановской Есенин подсознательно тянулся к женщинам, способным дать ему именно материнскую заботу и нежность. Лидия Кашина, Анна Изряднова, Зинаида Райх, Августа Миклашевская – все они были старше его. Разница в возрасте Дункан и Есенина измерялась 18-ю годами.

Злую шутку играла жизнь с этими двумя людьми.

Объясняться с Айседорой Есенин не мог. Поговорить по душам... О чем? Каким

образом? От её ласк временами становилось тошно. А расстаться с Айседорой он всё же не мог.

«Любит меня... Чудная какая-то... Добрая... Славная... Да всё у неё как-то... не по-русски...»

Трагично оборвалась жизнь Айседоры. Менее чем через два года после смерти Есенина Айседору Дункан задушила ее собственная шаль, запутавшаяся в колесе прогулочного автомобиля.

Есенин за всю свою жизнь любил только двух женщин – Айседору Дункан и Зинаиду Райх.

Нам уже известно, что возвращение из-за границы, разочарование буржуазной действительностью и разрыв с богемой сыграли огромную роль в духовной жизни Есенина. Явственно отразилось это в стихах о любви, свидетельством чему является цикл «Любовь хулигана», сложившийся у Есенина к концу 1923 года.

Поэт осуждает то, что было не любовью, а дурной страстью, похмельным бредом, безоглядной, бессмысленной лихостью. Он призывает на помощь любовь возвышенную, чистую, которая рождает «слова самых нежных и кротких песен», которая воспитывает человека в преданности и постоянстве.

Такая любовь приносит не только уравновешенность и покой, она по-новому открывает мир, она помогает трезвым взглядом оценить дела и беды родной земли.

Цикл «Любовь хулигана» (1923, возвращение Есенина из-за границы) отмечается отречением от «кабацкого» прошлого, очищением, спасением через любовь. К лирическому герою приходит обновление. Трагический пафос, надрыв сменяется задушевностью, лиризмом, откровенностью.

Мечта о «чистой» любви – один из сквозных мотивов лирики Есенина. Сложная гамма эмоций сопровождает страдание, вызванное то жаждой любви, то сознанием её неосуществимости.

Ранняя золотая осень 1923 года подарила Есенину встречу с женщиной, которой поэт посвятил шедевры любовной лирики, прекрасные лирические стихотворения: «Заметался пожар голубой...» (Приложение 4), «Дорогая, сядем рядом...» (Приложение 6), «Мне грустно на тебя смотреть...», включенные в цикл «Любовь хулигана». Сохранился поэтический сборник Есенина с подписью «Милой Августе Леонидовне со всеми чувствами, которые выражены в этой книге».

Августа Леонидовна Миклашевская, актриса Камерного театра, прекрасная, нежная, красивая женщина.

Познакомила актрису с Есениным жена Мариенгофа – Нюша Никритина. «Был август. Ранняя золотая осень. Ездили за город и там подолгу гуляли. Под ногами шуршали золотые жёлтые листья».

Воспевал он земные черты в облике любимой.