73669 (Творчество Улицкой), страница 5

Завершается сборник небольшим рассказом, в котором писательница вновь прибегает к монтажной композиции. Автор вспоминает о маме и своих детских впечатлениях, в которых неизменно присутствует перловый суп, давший название произведению. Каждая из частей могла бы стать законченным рассказом, но писательница предпочла объединить их, и таким образом, значение отдельных эпизодов, дополняя друг друга, меняет угол, под которым понимается целое. Если сопоставить это с рассказами Улицкой на уровне сборников, становится возможным в очередной раз подтвердить предположение о том, что восприятие рассказов меняется за счет их объединения. Истории о пропавших перед праздником нищих, о воровке под видом погорелицы, о смерти соседской дочери не просто воспоминания о несчастьях, затронувших детскую психику и породившую навязчивую неприязнь к перловому супу. Действующая во всех трех эпизодах мама, ее непременное участие, искреннее сочувствие олицетворяют сострадание, единственное возможное сцепление разрушенных связей мира.

В цикле "Первые и последние" впервые, по сравнению с двумя предыдущими сборниками, идея единства рассказов преобладает над его художественным выражением. Это, можно сказать, переходный этап, так как в следующей книге зависимость композиционных связей от авторской концепции восприятия мира выражена ярче и сложнее.

"Люди нашего царя"

В предисловие к рассмотрению циклов из последней книги Улицкой, под названием "Люди нашего царя", вышедшей в 2005 году, стоит привести отзыв одного критика, написавшего, что всё в этой книге “правда. Но специфическая, как в журнале "Мужское здоровье", где у героев нет иной проблемы, кроме сочетания белков и углеводов. У Людмилы Улицкой проблема тоже одна - жизнь сломана зря. Складывается ложное впечатление, что это единственное сочетание ингредиентов. А между тем некоторые становятся знаменитыми писательницам…” ["Комсомольская правда", 2005, 28 июля - 4 августа].

Жизнь не может быть сломана не зря - так, скорее, могла бы сказать писательница. Но когда это происходит, можно ли найти какое-то убедительное объяснение? В ответ - слова Улицкой: “Я полагаю, что за пределами нашего существования есть нечто, что даст осколкам сложиться в картинку и прояснит ее. Определит истину победы и поражения”. [кн. обозр] Складывается впечатление, что ее творчество - своеобразный поиск точек, в которых ищущий иногда может уловить проблеск того запредельного бытия и не понять, а почувствовать его закон.

Книгу предворяет эпиграф из Лескова: “Каких только людей нет у нашего царя! ” - и своеобразное продолжение этой мысли в небольшом предисловии ко всему изданию. Автор говорит о невозможности личности обрести законченность и полноту: “Ужасная догадка: нет никакого "я", есть одни только дорожные картинки, разбитый калейдоскоп, и в каждом осколке то, что ты придумывал, и весь этот случайный мусор и есть "я" ”. [с.7] Если судить по предыдущему творчеству Улицкой, эта мысль совершенно не покажется новой: везде многогранность и неоднозначность. Но здесь речь идет об авторе, который, ощущая свою “осколочность”, “пытается избежать собственной, давно осточертевшей точки зрения, изношенных суждений и мнений”. [с.7] Поэтому рассказчиком и наблюдателем становится Женя, а автор “остается посередине” [с.8], между ней и наблюдаемым. И в этом странном положении смешения, но невовлеченности взору открывается “дивная игра” [с.8], а “маленькие люди нашего царя наблюдают эту картину, задрав голову. Они восхищаются, дерутся, убивают друг друга и целуются. Совершенно не замечая автора, которого почти нет”. [с.8] Здесь одна интересная деталь: все смотрят на картину и не замечают автора, но и сам автор теперь среди наблюдателей, следовательно, допускается наличие еще одного автора, о котором, вероятно, идет речь в эпиграфе.

За подтверждениями, как и опровержениями, следует обратиться к текстам.

В книге четыре отдельных сборника: "Люди нашего царя", "Тайна крови", "Они жили долго…" и "Дорожный ангел". В каждом цикле по-прежнему ощутимы традиционные для Улицкой приемы, но по ходу исследования возможно отметить некоторые новые особенности ее прозы.

Сборник "Люди нашего царя" - это десять произведений, при всей внешней разнородности, художественно очень близких. Взять, например, рассказ "Том", о странной схожести судьбы собаки и человека, о едином для всех живых существ ужасе смерти. Или "Дезертир" - о нежелании терять близких, но невозможности изменить что-либо в их судьбе. Или "Кошка большой красоты" о том, что страдания - это тоже наполнение жизни. Общая мысль о неслучайности и ненапрасности всего, что героями переживается, об особом неведомом смысле.

Здесь усматривается интересное решение для автора и рассказчика. Как уже было сказано в предисловии, Женя - “представитель и посланник”, наблюдающий происходящее, которое передается ее сознанием. Но только в одном произведении всего цикла она действительно рассказчик в привычном понимании: "Путь осла" повествует о событиях от первого лица. В другом рассказе - "Коридорная система" - о Жене говорится в третьем лице, но впечатление такое, что говорит она сама. Происходящее - это ее прошлое, всплывающее во сне в виде отрывочных воспоминаний, и по законам сна героиня видит себя со стороны. Улицкая намеренно избегает местоимения "она", говоря о Жене, и заменяет его словом "дочь" или именем, или опускает подлежащее, например:

“Женя пошла по длинному коридору, спустилась на полпролета к автомату. Вынула из кармана белого халата заготовленную монетку, набрала номер”. [с.35] ; и далее:

Позвонила. Он сразу поднял трубку.

Приезжайте! [с.36]

Еще один отрывок:

“Женя гладила старческую голову отца, его седые блестящие кудри и думала о том, что если доживет, то и у нее будут такие красивые седины, и такие же, как у отца, ясные карие глаза, и руки, как у него - маленькие, с короткими ноготками… Всю жизнь не могла простить, что похожа на него, а не на мать… И сердце сжималось от тоски по матери, которая умерла так давно…” [с.39]

Похоже на несобственно-прямую речь, но если "так" в ней объяснимо, то "которая" нарушает достоверность естественной мысли. Ощущение личного восприятия увеличивается за счет смены времени глаголов, при рассказе о прошлом: “Вторые сутки длится кома, и сделать ничего нельзя. Женя видела, как за два дня до этого мамина лаборантка пришла делать ей анализ крови и ужаснулась, увидев прозрачную каплю. Крови больше не было…”. [с.35]

Есть рассказы, в которых Женя - второстепенный персонаж: "Кошке большой красоты", "Финист Ясный Сокол". А например, в рассказе "Том", о ней лишь вскользь упоминается, этим как бы объясняя, откуда ей может быть известно о происходящем. Ровно половину сборника составляют рассказы, где о Жене нет ни слова, и, несмотря на предложенную авторскую концепцию, они воспринимаются как традиционные рассказы Улицкой. Но объясняется эта непоследовательность тем, что и в предыдущих сборниках писательницы ее вмешательство было сведено к минимуму из-за стремления к объективности, почти лабораторному фиксированию фактов, поэтому изменения не столь ощутимы.

В новых сборниках нет отказа от прежних тем или проблематики, но они расширяются и постепенно приближаются к современности. На новом художественном материале писательница отстаивает прежние, дорогие убеждения, хотя в некоторых заметно смещение акцентов и не заметное ранее болезненное сомнение.

Стоящий первым, своеобразный святочный рассказ "Путь осла" задает тон всему циклу. Неожиданным образом на глазах героев произошло Рождество. Речь не о ежегодном праздновании или обращении к истории (события случились осенью во французской деревушке), а о чуде, которое присутствует в нашей жизни, если только уметь заметить. Герои рассказа собираются вместе в старом доме, где живет Женевьев. Собственно, к ней все и приехали: бывший муж Жан-Пьер с молодой женой Мари и двумя детьми, Марсель, “ее верный и пожизненный поклонник” [с.15], со своей старой подругой Аньес, негритянская певица Эйлин и рассказчица Женя. Объяснение, в чем заключалось чудо, одинаково поразившее всех участников того вечера, возможно, звучит не убедительно. Собравшиеся у камина люди слушали, как Иветт, дочь Жан-Пьера и Мари, исполняла на пианино недавно разученные рождественские песни; к ней присоединились Женевьев и Марсель, и, наконец, Эйлин. А когда запели о святых, в дом зашел сосед-пастух с ягненком на руках. И вдруг Шарль, трехлетний сын Жан-Пьера и Мари, произнес первое в жизни слово: “l’agneau” - ягненок. Радость долгожданного события острее воспринимается из-за совпадения всех атрибутов Рождества: “младенец, Мария и ее старый муж, пастух, эта негритянская колдунья с ногтями жрицы Вуду, со своим божественным голосом, присутствовал агнец, и звезда подала знак…”. [с.24] Женя замечает, что не хватает только осла, но оказалось, дом, где живет Женевьев, давно прозвали "дом Осла". Женя забыла о разговоре с Марселем по пути в деревушку. Он рассказывал ей о старых римских дорогах и указал на разницу с греческими. Если “римляне вырубали свои дороги напрямую, из пункта А в пункт Б, срезая пригорки и спуская попадавшиеся на пути озера”, то “греки пускали через горы осла, и тропу прокладывали вслед его извилистого пути”. [с.13] Из множества трактовок этого иносказания одна прямо прописана в рассказе: Эйлин не впечатлила история о древних дорогах - “к африканцам, даже американским, христианство шло совсем иными путями”. [с.25] Но для Улицкой, чьи герои никогда не определяются культурой или средой, эта мысль явно недостаточна. Путь осла - это долгий и трудный путь жизни человека, который не знает конечной цели, но подгоняемый неведомой силой продолжает терпеливо идти.

Именно так упрямо и терпеливо шла к своему счастью Таня из рассказа "Тело красавицы". Необыкновенно красивая, она убеждена, что всем нужно только ее тело, а по-настоящему никто не любит, то есть не ценит ее душу. Красота тяготит Таню. Самоубийство одноклассника, развод с первым мужем уверяют в том, “что красота вещь совсем напрасная, - никому не приносит счастья”. [с.85] И очень долго Таня живет в одиночестве, пока не встречается Борис, высокий, красивый, но слепой. Наконец она обрела долгожданное счастье, другим не понятное. Но вероятно, и она не осознала, что ждала не того, кто будет любить ее душу, а того, кого она сама полюбит.

Ошибочность цели стала сильнейшим потрясением для Геннадия в рассказе "Великий учитель". Молодой человек из очень простой семьи увлекся изучением немецкого языка и познакомился однажды с Леонидом Сергеевичем, который открыл ему философию Штайнера. Вместе с познаниями в Гене растет восхищение таинственным учителем, о котором много раз упоминал его новый наставник, и в торжественный момент встречи с ужасом обнаруживается, что это ненавистный Купелис, “самый противный из всех соседей, урод, паук! ” [с.51] Геннадий, как древние римляне, движется напролом, не осматриваясь по сторонам. В его представлениях желаемая цель намного дальше, чем в реальности. В финале на похоронах своей бабушки, он узнает, что она “была из последних духовных детей последнего оптинского старца” [c.52], а он и не подозревал, что учитель был так близко. Его путь оказался даже сложнее, чем мог бы стать.

Намекнув во вступлении к книге на наличие невидимого автора картины жизни, Улицкая продолжает развивать мысль о том, что кто-то или что-то всегда регулирует ход событий. В рассказе "Приставная лестница" доведенная до отчаяния жестокостью отца Нина решает убить его. Девочка сбросила пьяного отца с лестницы на улицу, размышляя про себя, что он либо разобьется, либо замерзнет. Но ничего похожего не произошло, потому что его вовремя нашли возвращающиеся с Рождественской службы старухи. Мысль о чьем-то мудром участии в судьбе героев наполняет рассказ светлым, легким настроением, оттого о тягостных реалиях говорится легко, почти шутя. “Отец был чудной, не как у всех, пол-отца ей досталось: он, когда на своей тележке сидел, ростом был с Нинку”. [с.27] “Но мать его все равно любила, все вокруг него бегала, картошку жарила и водкой поила, и прыгала над ним и днем, и ночью, когда спать ложились. Напрыгала Нинке брата Петьку”. [с.27] Или: “А еще через двадцать минут две боговерующие старухи, самогонщица Кротиха и ее подружка Ипатьевна, вошли в заснеженный двор, продолжая волнующую дискуссию - большой ли грех было пойти в эту самую Пименовскую церковь, обновленческую, партийную, или ничего, сойдет за неимением поблизости хорошей, правильной. Все же было Рождество, великий праздник, и ангелы поют на небеси… С небеси падал медленный, крупными хлопьями выделанный снег, и, ложась на землю, светил не хуже электричества”. [с.30] Конечно, веселья в этих словах нет, скорее горькая ирония, но нельзя сказать, что автор кого-то здесь берется осуждать. В жизни разное случается, “а в ту Рождественскую ночь все так хорошо обошлось” [с.31], - завершает рассказ писательница.

Последним в сборнике помещен рассказ "Короткое замыкание", в нем снова использован монтажный прием, характерный для прозы Улицкой. Название обозначает происшествие, вокруг которого объединяются шесть независимых сюжетов. В доме погас свет, и это, на первый взгляд, незначительное событие дает наблюдателю богатую почву для размышлений. Внезапная и полная темнота, заставшая Владимира Петровича в подъезде, вызывает в нем приступ панического страха, что в принципе объяснимо его “всегдашней декабрьской депрессией”. [с.95] Но о причине последней автор предлагает догадываться читателю. Второго героя, точнее героиню, Анжелу “темнота в подъезде нисколько не смутила”, [с.96] и неожиданное стечение обстоятельств дает ей возможность увидеться с любовником. Другая женщина, Шура, темноту использует как предлог, чтоб украсть у соседки из холодильника, - перепутала. Еще один обитатель дома, Борис Иванович, воспринимает отключение электричества как нарушение равномерного и поступательного механизма жизни, и он единственный предпринимает действия по исправлению ситуации. Есть в рассказе еще два персонажа, на которых темнота влияет совершенно противоположно. Галина Андреевна, погруженная в привычный круговорот дел “остановилась с разбегу: не было в жизни у нее такой минуты, чтобы ничего нельзя было делать. Только вот сидеть в вынужденной праздности, в серой темноте, в одиночестве… И навалилось”. [с.101] Перед глазами пробегают кадры последних двадцати двух лет жизни, рождение больной нежизнеспособной дочери и борьба за ее “хлипенькую жизнь”. [с.103] И вопрос, который страшно задавать: "зачем"? Во внезапно случившемся мраке почувствовала, что “жизнь - тьма”. Финал - самоубийство. И наконец, тот, кто даже не заметил отсутствие света, Иван Мстиславович. Одинокий ослепший десять лет назад старик слушает музыку, которая наполняет его жизнь “небесным светом”. …“Это просто нельзя перенести. Какие человеческие трагедии? Все растворяется, осветляется, очищается. Один свет. Только свет. Игра света. Игра ангелов. Господи, благодарю тебя, что ослеп. Ведь мог и оглохнуть… И я не Бетховен, и музыка беззвучная не слышалась бы мне, как ему… ” [с.106] Сравнение двух последних эпизодов не заставляет спешить с выводами. Просветленный старик и женщина, переживающая тяжелейшую трагедию своего ребенка, - не в равных условиях. И сложно сказать, случилось бы то же с Галиной позже, при других обстоятельствах. Короткое замыкание - резкий поворот, сильное потрясение, меняющее наше представление о собственной жизни, и чем выше уровень стремлений, тем острее и болезненнее переживания. В этом тоже приходится признать проявление особой мудрости сложно устроенного мира, в котором автор и исследователь и объект исследований.

"Тайна крови"

Самый маленький, но заслуживающий не меньше внимания цикл "Тайна крови", включает четыре рассказа, в которых автор ищет ответ на вопрос: на чем основывается любовь детей и родителей.