73069 (Жизнь и творчество М.А. Булгакова)

Реферат

на тему: «Жизнь и творчество М.А. Булгакова»

М.А. БУЛГАКОВ

(1891—1940)

Роман «Белая гвардия». «Велик был год и страшен по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй...» — так начинается роман, вводящий нас в апокалипсическое состояние не только общества, но и природы (красный, дрожащий Марс над Городом — знамение великой крови). «И судимы были мертвые по написанному в книгах сообразно с делами своими», эта фраза из Священного писания настраивает на серьезный и строгий лад, ибо все деяния человеческие (а о них пойдет речь в романе), каждый шаг, каждый день, каждый человек вписаны во Вселенную, и ответ придется держать, по Булгакову, не только перед отцами и отечеством, но перед Богом.

На Алексеевском спуске в Киеве живет семья Турбиных. Молодежь — Алексей, Елена, Николка — остались без родителей, «без подсказки», как жить? На самом деле «подсказка» была: прекрасный дом, изразцовая печка, часы, играющие гавот, елка и свечи на Рождество, кровати с блестящими шишечками, бронзовая лампа под абажуром, Толстой и «Капитанская дочка» в шкафу, гитара, кремовые шторы на окнах, ваза с голубыми гортензиями, петух на чайнике, самовар, белая накрахмаленная скатерть даже в будни — те нетленные атрибуты ДОМА со всем его благородством, старомодностью, стабильностью, надежностью, которой ни при каких обстоятельствах, даже военных, даже революционных, нельзя разрушать, потому что это завет новым поколениям Турбиных от родителей. Дом — это не просто вещи, а строй жизни, дух, традиции, включенность в общенациональное бытие, если в нем на Рождество зажигают лампадки перед иконой, если у постели умирающего брата собирается вся семья, если вокруг Дома есть постоянный круг друзей, стремящихся к теплому очагу. Дом Турбиных был построен не «на песке», а на «камне веры» в Россию, православие, царя, культуру (то, что было в семьях Куприных, Буниных, Цветаевых, Зайцевых, Шмелевых — лучших русских фамилий).

Дом и революция стали врагами. Революция вступила в конфликт со старым Домом, чтобы оставить детей без веры, без крыши, без культуры и обездолить. Как поведут себя Турбины, Мышлаевский, Тальберг, Шервинский, Лариосик — все, кто причастен к Дому на Алексеевском спуске? Над Городом нависла серьезная опасность. (Булгаков не называет его Киевом, он — модель всей страны и зеркало раскола.) Где-то далеко, за Днепром, Москва, а в ней — большевики. Украина объявила независимость, провозгласив гетмана, в связи с чем обострились националистические настроения, и рядовые украинцы сразу «разучились говорить по-русски, а гетман запретил формирование добровольной армии из русских офицеров». Петлюра сыграл на мужицких инстинктах собственности и самостийности и пошел войной на Киев (стихия, противостоящая культуре). Русское офицерство оказалось преданным Главным командованием России, присягавшим на верность императору. В Город стекается разнородная шушера, убежавшая от большевиков, и вносит в него разврат: открылись лавки, паштетные, рестораны, ночные притоны. Извозчики таскали седоков из ресторана в ресторан, накокаиненные проститутки предлагали свои услуги, бильярдные игроки водили девок покупать краску для губ и дамские штаны из батиста. За гетманским столом усаживалось до «двухсот масленых проборов», носивших дорогие шубы с бобровыми воротниками и живших в роскошных отелях. И в этом крикливом, судорожном мире разворачивается драма.

Завязкой основного действия можно считать два «явления» в доме Турбиных: ночью пришел замерзший, полумертвый, кишащий вшами Мышлаевский, рассказавший об ужасах окопной жизни на подступах к Городу и предательстве штаба. В ту же ночь объявился и муж Елены, Тальберг, чтобы, переодевшись, трусливо покинуть жену и Дом, предать честь русского офицера и сбежать в салон-вагоне на Дон через Румынию и Крым к Деникину. «О чертова кукла, лишенная малейшего понятия о чести!., и это офицер русской военной академии, — думал Алексей Турбин, мучился и воспаленными глазами вычитал в книге: «...Святая Русь — страна деревянная, нищая и... опасная, а русскому человеку честь — только лишнее бремя».

Слово честь, вспыхнув впервые в разговоре Турбина с Еленой, становится ключевым, движет сюжет и вырастает в главную проблему романа. Отношение героев к России, конкретные поступки разделят их на два лагеря. Мы чувствуем в пульсирующем ритме романа растущее напряжение: Петлюра уже окружил прекрасный Город. Молодежь Турбиных приняла решение идти в штаб к Малышеву и записаться в Добровольческую армию. Но Булгаков устраивает серьезное испытание Алексею Турбину: ему снится вещий сон, который ставит перед героем новую проблему: а что, если и правда большевиков имеет такое же право быть, как и правда защитников престола, отечества, культуры и православия?

И видел Алексей полковника Най-Турса в светозарном шлеме, в кольчуге, с длинным мечом и испытал сладостный трепет от сознания, что увидел рай. Потом появился огромный витязь в кольчуге — вахмистр Жилин, погибший в 1916-м на Виленском направлении. Глаза обоих были «чисты, бездонны, освещены изнутри». Жилин и рассказал Алексею, что апостол Петр на его вопрос, «кому приготовлены в раю пять огромных корпусов?» — ответил: «А это для большевиков, с Перекопу которые». И смутилась душа Турбина: «Большевиков? Путаете вы что-то, Жилин, не может этого быть. Не пустят их туда». Нет, ничего не путал Жилин, ибо на его слова, что, мол, большевики в Бога не верят, а потому должны попасть в ад, Господь ответил: «Ну не верят... что ж поделаешь... Один верит, другой не верит, а поступки у всех одинаковые... Все вы у меня, Жилин, одинаковые — в поле брани убиенные». Зачем этот вещий сон в романе? И для выражения авторской позиции, совпадающей с волошинской: «Молюсь за тех и за других», и для возможного пересмотра решения Турбина воевать в белой гвардии. Он понял, что в братоубийственной войне нет правых и виноватых, все несут ответственность за кровь брата.

Михаил Булгаков оправдывает тех, кто был частью единой нации и воевал за идеалы офицерской чести, страстно выступая против разрушения могучего отечества. Именно поэтому Турбины, Мышлаевский, Карась, Шервинский идут в Александровское юнкерское училище, чтобы готовиться к встрече с Петлюрой.

14 декабря 1918 г. Почему именно эту дату выбрал Булгаков? Ради параллели: 1825 и 1918? Но что в них общего? Общее есть: «очаровательные франты», русские офицеры защищали на Сенатской площади честь — одно из высоконравственных понятий. Булгаков напоминает датой еще раз о том, что история — удивительно сложная и непоследовательная вещь: в 1825 г. дворяне-офицеры пошли против царя, голосуя за республику, а в 1918 г. опомнились перед лицом «безотцовства» и страшной анархии. Бог, царь, глава семьи — все объединялось понятием «отец», хранящий на веки вечные Россию.

Как же вели себя 14 декабря герои романа? Они умирали в снегу под напором петлюровских мужичков. «Но честного слова не должен нарушить ни один человек, потому что нельзя будет жить на свете» — так думал самый юный, Николка, выражая позицию тех, кого Булгаков объединил понятием «белая гвардия», кто защитил честь русского офицера и человека и изменил наши представления о тех, кого до недавнего времени зло и уничижительно именовали «белогвардейцами», «контрой».

Булгаков написал не исторический роман, а социально-психологическое полотно с выходом в философскую проблематику: что есть Отечество, Бог, человек, жизнь, подвиг, добро, истина. За драматической кульминацией следует развитие действия, очень важное для сюжета в целом: оправятся ли герои от потрясения; сохранится ли Дом на Алексеевском спуске?

Алексей Турбин, убегавший от петлюровца, получил ранение и, оказавшись в родном доме, долго пребывал в состоянии пограничном, в галлюцинациях или теряя память. Но не физический недуг «добивал» Алексея, а нравственный: «Неприятно... ох, неприятно... напрасно я застрелил его... Я, конечно, беру вину на себя... я убийца!» (вспомним героев Толстого, тоже берущих вину на себя). Мучило и другое: «Был мир, и вот этот мир убит*. Не о жизни, остался жив, а о мире думает Турбин, ибо турбинская порода всегда несла в себе соборное сознание. Что будет после конца Петлюры? Придут красные... Мысль остается незаконченной.

Дом Турбиных выдержал испытания, посланные революцией, и тому свидетельство — непопранные идеалы Добра и Красоты, Чести и Долга в их душах. Судьба посылает им Лариосика из Житомира, милого, доброго, незащищенного большого младенца, и Дом их становится его Домом. Примет ли он то новое, что называлось бронепоездом «Пролетарий» с истомившимися от ратного труда часовыми? Примет, потому что они тоже братья, они не виноваты. Красный часовой тоже видел в полудреме «непонятного всадника в кольчуге» — Жилина из сна Алексея, для него, односельчанина из деревни Малые Чугуры, интеллигент Турбин в 1916-м перевязывал рану Жилину как брату и через него же, по мысли автора, уже «побратался» с часовым с красного «Пролетария». Все — белые и красные — братья, и в войне все оказались виноваты друг перед другом. И голубоглазый библиотекарь Русаков (в конце романа) как бы от автора произносит слова только что прочитанного Евангелия: «...И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали...»; «Мир становился в душе, и в мире он дошел до слов: ...слезу с очей, и смерти не будет, уже ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло...»

Торжественны последние слова романа, выразившего нестерпимую муку писателя — свидетеля революции и по-своему «отпевшего» всех — и белых и красных.

«Последняя ночь расцвела. Во второй половине ее вся тяжелая синева — занавес Бога, облекающий мир, покрылась звездами. Похоже было, что в неизмеримой высоте за этим синим пологом у царских врат служили всенощную. Над Днепром с грешной и окровавленной и снежной земли поднимался в черную, мрачную высь полночный крест Владимира».

Повесть «Собачье сердце». М. Горький писал в «Несвоевременных мыслях» о вождях, которые проделывают жестокий опыт с русским народом, работая «как химики в лаборатории, с той лишь разницей, что химики пользуются мертвой материей».

Зачем же профессору Преображенскому, герою сатирической повести Булгакова «Собачье сердце», понадобилось вживлять в мозг собаки гипофиз человека? Уловив пародийные начала повести, начинаем рассуждать. Преображенский, верящий в науку и законы эволюции, по идее, не должен покушаться на генетику столь разных представителей живого мира, но он идет на эксперимент и получает маленького, злобного человека по имени Шариков. С точки зрения художественной — это фантастика, но в реальности, оказывается, тоже много фантасмагорического. «Чистопородные» пролетарии «уплотняют» московские дома, выселяют старожилов-интеллигентов, из подъездов исчезли ковровые дорожки, галоши, цветы на площадках, электричество гаснет по два раза в сутки. Начинается царство фантастической разрухи. Преображенский, выведя новую породу человека, хочет воздействовать на Шарикова словом, но безрезультатно. А вот у Швондера — идейного антагониста Преображенского — получилось сразу, и Шариков понял, что он «труженик», потому что не нэпман и не профессор, живущий в семи комнатах и имеющий 40 пар штанов. «Труженик» , потому что у него нет собственности, а работать не нужно — достаточно «взять все да и поделить». Швондер, «выведенный» другим путем новый человек, борется за душу Шарикова, прививая ему нахрапистость, наглость, высокомерие к культуре. Хочу мять цветы — и буду, хочу мочиться мимо унитаза — мое право, хочу сделать политическую карьеру в государстве Швондеров — потесню кого-нибудь и сделаю. Вот плоды революционного «окультуривания» масс. Булгаков солидарен с помощником Преображенского Борменталем: «Вот, доктор, что получается, когда исследователь, вместо того, чтобы идти параллельно с природой, форсирует вопрос и поднимает завесу: на, получай Шарикова и ешь его с кашей».

Безусловно, эпоха революционных преобразований породила Павла Корчагина (Н. Островский. «Как закалялась сталь»), Веньку Малышева (П. Нилин. «Жестокость»), Сашу Дванова (А. Платонов. «Чевенгур»), но нашел себя в ней именно Шариков. Он обустроился, почувствовал себя как дома, вольготно. Симптом духовной катастрофы в Советской России налицо, делает вывод своим произведением писатель.

Роман «Мастер и Маргарита». Двенадцать лет труда (1928—1940), восемь редакций, шесть толстых тетрадей... К современному читателю роман пришел лишь в конце 60-х гг. и сразу привлек к себе внимание необычным сюжетом, острой сатирой и глубоко философской проблематикой.

Мастер живет в Москве 30-х гг. нашего века, пишет книгу о событиях, происшедших в библейские времена, и при этом свободно беседует с Кантом, Достоевским, Гете. Что это — художественная фантастика, соединяющая три мира: реальный, конкретно-исторический, библейский и вечный, — или правда бытия человека и человечества в мироздании? Образы сверхъестественных сил в романе, конечно, фантастичны в том смысле, что писатель, не бывший духовидцем и человеком высокой святости, дающей возможность лицезреть Вечность, рисовал их в своем воображении. Но есть в романе и другая фантастика, служащая целям сатиры, продолжающая гоголевскую и щедринскую традиции в русской литературе и выявляющая абсурдность нашей жизни.