71355 (История костюма и прически), страница 2

2 ХАРАКТЕРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ МУЖСКИХ ВАРВАРСКИХ ПРИЧЕСОК

В конце V века под ударами варваров пала Западная Римская империя (476 г.). Перестало существовать многовековое рабство, которое являлось тормозом на пути дальнейшего развития общества. С падением Рима завершился последний период истории древнего мира, началась

роя средних веков.

С этого времени, в западной и центральной частях Европы, которые теперь занимают Франция, Италия, Германия, Англия, Нидерланды, начинают расселяться германские племена - вандалы, вестготы, остготы, франки, англы и саксы, а так же галлы и бриты. Греки и Рим, считавшие всех их дикарями, дали им общее название - варвары.

Продолжительное время на землях современной Европы делались попытки объединить земельные общины в единое государство. Но все они завершались неудачами. И только к концу века в результате завоевания франками Галлии возникло первое феодальное государство - франков. Во многом этому содействовал выдвинувшийся среди франкских вождей хитрый и жестокий Хлодвиг, а затем энергичный правитель и искусный полководец король Карл, прозванный Великим. Но единое Франкское королевство просуществовало недолго. В 843 году оно распалось на Восточное и Западное, а в Х веке возникли три самостоятельных государства - Италия, Франция и Германия.

Самая простая и естественная форма самоукрашения, по которой различались между собой не только галлы, бриты и германцы, но и их отдельные племена, состояла в способе носить волосы. Полудикие обитатели северной Британии носили волосы совершенно свободно и не знали стрижки, но бороду брили всю, оставляя только усы. Более цивилизованные бритты заимствовали прическу у галлов. Диодор, точнее других описывает, что они применяли искусственные средства, чтобы свои светлы от природы волосы, сделать еще светлее. «Они постоянно смачивают себе голову известковой водой со лба к затылку, от чего волосы, становясь жестче, поднимаются как лошадиная грива и придают галлам вид панов или сатиров. Широкие и густые усы, словно сито, закрывают им рот; впрочем, иные совершенно сбривают бороду, другие только отчасти, знатные же почти всегда бреют бакенбарды».

Тацит определенно говорит о разнообразии причесок у германцев. Его описание своеобразной прически свевов было приведено выше; о хатхах он пишет, что у них, вошло в обычай не стричь волосы и бороды до тех пор, пока не удается убить врага. У всех германцев, по Тациту, потерять волосы считалось позором; а по Клавдиану короткие волосы означали подчиненное положение. Германцы, подобно галлам, натирали волосы особенным мылом, чтобы они казались еще золотистее, чем были от природы. Из-за этого волосы германцев были очень популярны у римлян, которые часто пользовались ими для своих париков.

Мужские прически варварских племен не отличались сложностью.

Покорив народы разных национальностей, они охотно перенимали их прически. Носили полудлинные волосы, свободно падающие на плечи. Они могли быть прямыми или слегка волнистыми. Среди германских племен были распространены только длинные волосы - как признак свободы и воинственности. При этом около висков заплетали по тонкой косичке. На портретах, изображающих варваров, встречаются мужчины с прическами, которые силуэтом напоминают прическу «конский хвост». При этой прическе все волосы со всех сторон зачесывались вверх и туго завязывались на макушке жгутом. При возвышении династии Меровингов (VII в.) мужские прически делались из коротких волос, часто при таких прическах подбривали затылок. Молодые люди предпочитали носить длинные волосы. Со временем длина волос перестала служить знаком различия между свободными гражданами и рабами. Самой распространенной прической были свободно распущенные волосы, доходившие до середины шеи. С IX века эта прическа укоренилась среди всех слоев населения. И только преступников в наказание коротко стригли. В IX веке носили прическу, которая напоминала украинский оселедец. Все волосы, кроме небольшого хохолка на макушке, постоянно сбривали.

Мужчины племени галлов носили большие бороды. Но под влиянием римской культуры появился обычай брить бороду, оставляя, однако, большие усы. Часто оставляли на щеках небольшие клочки волос - подусники.

3 ХАРАКТЕРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ МУЖСКИХ ПРИЧЕСОК РОМАНСКОГО СТИЛЯ

История культуры феодального общества делится на три периода: дороманский (VI - IX вв.) - раннее средневековье, романский (IX - XII - XIII вв.) - зрелое средневековье, и готический (XIII - XIV вв.) - позднее средневековье.

В архитектуре и изобразительном искусстве второй период получил название романского стиля. Этот стиль олицетворял всю суровость, мрачность, аскетизм средневековья. Искусство прочно удерживалось в тисках строжайших церковных догм. Вместо жизнеутверждающего начала античности появились навязанные религией суровость, массивность, единообразие. В живописи и скульптуре преобладают мотивы, прославляющие Христа.

По мере развития и укрепления феодального строя росло могущество церкви и ее влияние на все сферы жизни средневекового общества.

Средневековая мода романского периода - нечто совершенно новое, но в то же время она представляет собой смесь греческих и римских традиций, византийских деталей и «варварских» новинок.

На зависимость искусства этого периода от Рима указывает само его название - «романский». Вырабатывается новый эстетический идеал.

Эстетический идеал. Под глубинным влиянием религии появляется новый принцип эстетики - преобладание духовного начала в человеке, добровольно отрекающегося от земных благ и радостей жизни, человека-аскета.

Идеалом мужской красоты становится рыцарь - бесстрашный и мужественный воин (боец, одетый в грубые одежды).

Мужественность внешнего облика рыцаря-защитника определялась силой, храбростью, ловкостью, физической выносливостью, воинской доблестью, волевым решительным лицом, широкими плечами, сильными стройными ногами.

Таких людей изображают в витражах, делают скульптуры для соборов, их воспевают трубадуры, о них рассказывают в эпических произведениях - таких, как «Тристан и Изольда», «Песнь о Роланде», «Песнь о Нибелунгах».

Формы головных уборов были очень просты. Мужчины надевали небольшие конусообразные шапки либо полукруглые. Головными уборами были и капюшоны, летом - соломенная шляпа.

Следуя античной традиции - короткая стрижка. Волосы подстрижены вокруг головы до мочек ушей, спереди - челка, бороду оставляют только высшие церковные и светские сановники.

Общие силуэты причесок средневековья не отличались особым разнообразием, как у мужчин, так и у женщин. Феодальная знать носила те же прически, что и простой народ. Разницу составляли лишь головные уборы, украшения.

Мужчины знатного происхождения носили полудлинные волосы, подражая изображениям Христа. Особенно эта прическа распространилась после крестовых походов. Другой разновидностью причесок была «пейзанская» стрижка: волосы аккуратно подстригались вокруг головы, завивались крупными прядями длиной до плеч. Густая челка закрывала весь лоб. Волосы крестоносцев по длине напоминали женские, так как рыцари давали обед не стричься во время походов.

Все мужчины, достигшие зрелого возраста, отращивали бороду. Форма бороды часто изменялась под воздействием моды. Бороды носили прямые или округлые, крючкообразные или раздвоенные. Завивке бороды уделялось большое внимание. Пряди завивались штопорообразно, а на концах свертывались в кольцо.

Рыцари обязательно отращивали бороду. Бороду разделяли на две или несколько отдельных прядок. Каждая из них могла быть перевита золотой нитью или шнуром, сплетенным из тонких золотых нитей.

Католические священники и монахи выстригали на теменной части волосы в виде небольшого круга (называлось это тонзурой) и прикрывали выстриженную часть маленькой шапочкой.

4 ЭВОЛЮЦИЯ ЖЕНСКОГО КОСТЮМА В ГЕРМАНИИ В XVII ВЕКЕ

В Германии жалобы на вторжение французских обычаев и мод начали раздаваться уже с 20—х годов XVII столетия и становились все громче, примешиваясь к никогда не прекращавшимся жалобам на постоянно возраставшее щегольство и расточительность, против которых систематически продолжали появляться все более строгие ограничительные законы и уставы об одежде.

Впрочем, по причине обширности страны и раздробления ее на несколько отдельных государств, французские обычаи и моды не везде появлялись одновременно и в равной степени. За исключением дюссельдорфского и пфальцского дворов, где они прижились еще раньше — в первом при Вильгельме XIV и его сыне (приблизительно с 1580 г.), а во втором при Фридрихе III (около 1590 г.) — до середины 20-х годов они встретили мало понимания и при дворах и в высших классах. При венском дворе они утвердились не ранее второй половины столетия, а в больших имперских и торговых городах, таких как Гамбург, Любек, Бремен, Аугсбург, Нюрнберг, Франкфурт и Страсбург, они встретили такое упорное сопротивление, что едва смогли поколебать его к концу века.

С середины 20-х годов французская манера одеваться начала необыкновенно быстро распространяться в Германии. Принятая большинством немецких дворов, а, следовательно, и ближайшими к ним кругами и вообще высшим обществом, она привлекла к себе и многочисленных щеголей и щеголих из других общественных слоев.

Тот, кто не хотел казаться отсталым и смешным, должен был одеваться и держать себя по-модному. Мода была теперь у всех на устах. Это стало как бы общей темой рассуждений как у приверженцев модного и современного, таки у противников и порицателей того и другого. А последних было немало, притом не только в средних, но и в высших сословиях. Партия противников нововведений не довольствовалась одними устными жалобами на губительное, по ее мнению, увлечение модами. В ее среде были люди, поставившие себе задачей систематически устно и печатно бороться увлечением и остановить его.

Женщины не уступали мужчинам в щегольстве и модничанье и тоже не избегли насмешек и порицаний за свою суетность. В 1615 г. в Страсбурге была напечатана проповедь на тему «Женщины — силки, расставляемые дьяволом», в которой ее автор, Георг Фридрих Мессершмит, предпринимает попытку «обнаружить суетность женщин в их внешних действиях и поступках» и с этой целью рассказывает о средствах, употребляемых женщинами для того, чтобы казаться красивее, и об их модном туалете. Он пишет: « И вот входит госпожа Венера в красивом головном уборе, с накладными грудями, в маске и шляпе, украшенной медальонами или золотыми монетами; на руках у нее браслеты, на пальцах бриллиантовые кольца, на шее цепочки, в продырявленных ушах серьги, в одной руке букет гвоздик, а в другой роз...» И далее: «Но что сказать о ее шейном уборе? Сколько видел я таких, которые носят воротники, похожие, скорее, на тележное колесо! Я не понимаю, как могут они в таком воротнике креститься. И хотя воротник вещь не особо важная, но для него приходится расширять двери, иначе он не пройдет в них. Такие воротники меняются каждый месяц, и эти перемены стоят каждый раз дороже, чем иное новое платье. Я знаю одну особу, которая заплатила за такой воротник пятьдесят крон - довольно, кажется, для одного раза. Теперь спрашивается: не есть ли это глупость, которая заставляет людей воображать, что они тем красивее, чем больше на них надето таких раздушенных накладок и подкладок?»

Кроме щегольства, много жалоб и порицаний также вызывало не менее быстро распространявшееся подражание иностранным, преимущественно французским, обычаям и манерам, особенно усилившееся после окончании Тридцатилетней войны, когда прекратилось, потеряв под собой почву, бывшее прежде в моде солдатское бахвальство. Особенно резкими выступлениями против этой страсти к офранцуживанию отличился Иоахим Рехель (1618—1669 гг.). «Теперь,— говорит он,— каждое второе слово должно быть французское, французские должны быть рот и борода, французские нравы и обычаи, французского покроя камзолы и кафтаны. Все, что ни изобретет в Париже благородный портняжный цех, хотя бы и нечто очень бессмысленное,— все перенимается немцами. Если бы какой-нибудь француз вздумал носить шпоры на шляпе, башмаки на руках, сапоги на голове, вместо пуговиц бубенцы, немцы тотчас же взяли бы с него пример. Кому могло бы прийти в голову носить при бархатном кафтане толстые холщовые панталоны, кроме дурака и француза? Если бы сам Гераклит увидел всю эту чепуху, он, с позволения сказать, поджал бы себе от смеха живот.