71114 (Творчество Шекспира), страница 2

Шекспир обращался с историческими фак­тами свободно. В основу пьес брал не столько факты, сколько сложив­шееся представление об этих фактах, об исто­рических событиях и деятелях. Шекспир был верен истории в том. Он точен, когда речь идет о тенденциях времени, о том, куда и как двигалась в ту пору английская история. Особенной правды и выразительности Шекспир достигает в типах прошлого, в изображении характеров прежнего времени. Это не реставра­ция, а в самом деле — типы прошлого, сохра­нившиеся, однако, от ушедших веков до шек­спировской эпохи. В русле эпохи, движимой идеей исторического времени, когда возрожден был старый мир и на фоне его осознано Новое время, равно как за океаном открыт Новый Свет, Шекспир воплотил в исторических сю­жетах и ситуациях, и особенно в характерах, природу ушедших времен. Это художественный историзм. Время у Шекс­пира слу­жит ответом на основные исторические и социальные вопросы. В шекспировских хро­никах феодалам-оппозиционерам так и гово­рят, что упраздняет их не воля короля, а вре­мя. И сами они, сопротивляясь централизую­щей власти, сознают, что пытаются остановить историю.

Шекспир охватил всю страну, целую на­цию, народ в историческом движении. Взгляд Шекспира обладал огромной протяженностью в пространстве и во времени. Тысячелетние итоги подводил Шекспир в своих хрониках, наб­людая и показывая становление английской государственности. Шекспировская сила про­является в способности передать и «время» как эпоху, формирующую «современников», и масштаб исторических времен.

В самом начале хроники «Генрих IV » гово­рится, что англичанам надлежит исполнить долг, который тяготеет над ними уже четырнад­цать веков. Затем король сообщает, что «две­надцать месяцев прошло», как им решено исполнить этот долг. И наконец, он переходит к постановлениям государственного совета, при­нятым «вчера». Так, в живой и непосредствен­ной связи, как нечто близкое и ощутимое, постигается история. Персонажи, а вместе с ними Шекспир и его зрители чувствовали себя участниками процесса, растянувшегося чуть ли не на полторы тысячи лет: века пережива­ются так же реально, как и то, что было «вчера».

В самой первой хронике Шекспира образ патриархальной жизни, мирного и непритя­зательного существования противостоит «прид­ворной суете», возникает как манящее, желан­ное прибежище от разыгравшейся стихии кро­вавых честолюбий, прибежище желанное, но недостижимое. Чувство исторического хода вре­мени обнаруживается в поворотах собы­тий и личных судеб, обнаруживается в самом начале творческого пути драматурга. И тут же в живой форме проявляется потребность рав­новесия, и можно уловить ее социальный про­образ и реальную почву.

С циклом хроник в творчестве Шекспира перемежается серия комедий — все десять шекспировских «веселых комедий» были созда­ны в первый период его драматургической деятельности. Контраст в социальной, нравст­венной и эмоциональной атмосфере этих групп произведений очевиден: «дни кровавые» в хро­никах и «дни веселые» в комедиях — «Комедия ошибок» (1592), «Сон в летнюю ночь» (1595), «Много шума из ничего» (1598), «Как вам это понравится» (1599).

Шекспировские хроники и комедии — само­стоятельные сферы драматургического твор­чества, учитывающие разные задачи театрального зрелища и особенность жанров, однако не изолированные, а связанные между собой. «Веселые комедии» соотносятся с насыщенными драматизмом хрониками, но не потому, что способны служить комической разрядкой дра­матического напряжения и не в функции ком­ментария, возбуждающего доброе состояние Духа.

Ранние трагедии содержат мотивы, предсказывающие трагизм «Гамлета» и «Короля Лира». Деятельное участие брата Лоренцо в судьбе Ромео и Джульетты, побуждаемое и ос­вященное ренессансным гуманизмом, заверша­ется не торжеством его гуманного замысла, а гибелью героев. Обстоятельства оказываются сильнее вдохновенных усилий и благих наме­рений. Стечение событий, помешавшее их ис­полнению, не смягчает трагизма ситуации, не освобождает деятельного гуманиста от чувства личной вины и указывает на трагическое несоот­ветствие идеальных представлений гуманистов своевольной действительности.

Среди пьес Шекспира особую группу состав­ляют четыре «античные» драмы — «Юлий Це­зарь» (1599), «Антоний и Клеопатра» (1606), «Кориолан» (1607), «Тимон Афинский» (1608).

«Юлий Цезарь» — пьеса «рубежа веков», пе­реходное явление в творчестве Шекспира. Она следует за девятью хрониками из английской истории, за незавершенным циклом националь­ных хроник, расширяя исторический горизонт шекспировской драматургии. Она предшествует великим трагедиям и представляет собой «тра­гедию-хронику», смешанный и переходный жанр. Она концентрирует внимание на политической истории переломной эпохи и трагической судьбе ее великих деятелей, обнажая объективную основу движения исторического времени, не­преклонность исторического процесса и реаль­ные следствия субъективных устремлений и воли.

Как и в других своих пьесах, развертывая действие в чужих странах и в иные времена, Шекспир изображает и современную ему Анг­лию. Однако Древний Рим в «Юлии Цезаре» — не псевдоним Лондона, он сохраняет и нацио­нальные, и исторические черты. в «Юлии Цезаре» очевидны политический и гражданский климат и характеры политических деятелей Древнего Рима. В «Юлии Цезаре» действие связано с городом, с городскими проблемами, и драма эта является собственно «городской», с бархатистых лужаек под «деревом зеленым» действие раз и навсегда переносится на городской камень. Та же город­ская атмосфера в «Кориолане», а в собственно британской трагедии «Король Лир» в душевном состоянии персонажей проявляется та же «ка­менная» жестокость.

Шекспир передает специфическое и парадок­сальное состояние: когда всесторонний про­гресс, расширение горизонтов сокращают в представлении человека Вселенную, мир ста­новится узок и мал. Городская толпа в «Юлии Цезаре» выступает как грозная сила, такая сила исторического движения, какой не было в хрониках из истории Англии. Шекспир глубоко сочувствует городской бедноте, осо­бенно если она оказывается во власти ловких демагогов, как в трагедии «Кориолан», он отда­ет справедливость требованиям городской мас­сы, готов понять ее крайнее отчаяние и озлоб­ление, когда она исполняется решимости идти на бунт.

И вне античных драм шекспировский тра­гизм, как все, Шекспиру присущее, отличается масштабностью. Современный подход на основе историзма видит в шекспировских пьесах тра­гизм в развитии больших процессов, раскры­вающихся через характеры и их борьбу.Ход большого времени или даже разных времен, друг на друга наслаивающихся и стал­кивающихся между собой,— такова ведущая линия шекспировских трагедий.

На решающем этапе своего творчества Шекспир поднялся до трагизма, который сопутствовал Возрождению.

Каждая из шекспировских трагедий — траге­дия «своего времени», произошедшая из про­тиворечий магистрального хода истории в эпоху Возрождения. Открытие Нового Света и — утрата иллюзий о каких-то землях обетованных

Важно указание шекспировского современника на то, что Гам­летов сделалось «полным-полно» лет за десять до появления шекспировской трагедии: форми­ровался тип, увековеченный Шекспиром. Иск­лючительность, «одиночество» Гамлета, стало быть, условны. Гамлет сам не вполне понимает то, что «помнится» в нем. Отсюда — «загадоч­ность» его состояния, его реплик, парадоксов.

Новые убеждения в сознании Гам­лета и всех других трагических героев Шекспи­ра существуют не в «чистом виде», а в разных связях и сплетениях с убеждениями традицион­ными. Героические характеры в шекспировских трагедиях представляют собой сложный сплав, созданный влиянием разных сил — полупат­риархальной среды и ее крушением, переход­ного времени с его бурным брожением, вызы­вающим духовный взлет, и буржуазного раз­вития, служившего и основой перемен, и причи­ной кризиса.

В «Короле Лире» (1605) материал трагедии представляет собой клубок исторических на­пластований. Люди в ней боятся ведьм — и ровно ничего на свете не боятся, они еще верят звездам — и ничему вообще не верят. Человек чувствует себя и двуногим животным, и власте­лином собственной судьбы. Время вызрело, конфликты определились». И это не только конфликт между двумя поколениями, это распад многовековых эпох. Масштаб происходящего: история не в смысле— далекое прошлое, похожее на современность, а история сама по себе как процесс: уходит одно, наступает другое.

Спор с дочерью из-за свиты — король хочет оставить за собой свиту как оболочку, где сохра­нился бы его мир, уменьшившийся, но все же тот самый мир. Мир доблести Лира — это мир грубой доблести, зверского молодечества.

Шекспир показывает, и как цепко держатся люди за «свое время», и как их уносит вместе с ним. Время овеществлено в людях Ключевые слова этой трагедии — корень,кровь, семя, род и особенно природа. Словами этими, в которых сплетены время и место — история, насыщен шекспировский текст. За словами — понятия, за понятиями — взгляд на вещи, уклад жизни, тот самый, что обветшал и трещит по швам под напором перемен.

Разграничение людей в трагедии происходит по тому, как они понимают природу, в чем ищут ее — в себе или над собой. Как ни велико самомнение Лира, он все же считает себя лишь частичкой природы, между тем Эдмунд куда более дерзок в своей гордыне, но и он в себе видит средоточие природы.

Шекспир, который живописал старину, пат­риархальность настолько заинтересованно, что его подозревали даже в «аристократическом» пристрастии к прошлому, в «Короле Лире» этого пристрастия почти не обнаруживает. Скорее, напротив, резкими штрихами дает понять, что прежнее время вполне состарилось и свое отжило. Прошлое уходит. Шекспир показывает это опре­деленно и лаконично. А вот за наступлением новых времен он следит подробно и с разных сторон.Шекспир создает предельное трагическое на­пряжение или даже трагическое равновесие сил.

Нельзя выводить из Шекспира некую однолинейную «идею», но у Шекспира есть своя особая муд­рость. Он высказывает ее в «Короле Лире» кратко, в сущности одной фразой: «Зрелость — это все».

Шекспир занят анализом и человека, и об­щества — в отдельности, в опосредованных и прямых связях. Он анализирует чувственную и духовную природу человека, взаимодействие и борение чувств, душевные состояния в их дви­жении и переходах, развитие аффектов, их мо­билизующую и разрушительную силу. Он со­средоточивает анализ на переломных состоя­ниях сознания, на причинах духовного кризиса, причинах внешних и внутренних, субъективных и объективных, поверхностных и глубинных. Он выявляет стимулы и логику поведения чело­века в его непосредственных и опосредованных связях с обществом. Такие всеохватность, пси­хологическая и социальная проницательность, точность и содержательность анализа свойст­венны в английской литературе Возрождения только Шекспиру, его трагедиям — вершине не одной лишь английской, но и всей европейской ренессансной литературы.

В «Отелло» (1604) не обнажена, напротив, как бы подчеркнуто отстранена зависимость трагического сознания героя и его гибели от социальной среды. Отелло своими усилиями возвысился, но и своими же руками губит свою доблесть, славу, любовь и жизнь, губит не одного себя, но и Дездемону — воплощение ренессансного идеала женственности, возвы­шенной, одухотворенной и реально-земной. В этом особенность характера главного героя и сюжета трагедии . До поры устремления Отелло и Яго не стал­кивались, но наступил момент — и столкнове­ние стало неизбежным. Это не столкновение нового со старым,— оба, и Отелло, и Яго, не­сут в себе, конечно в разной пропорции и в разных формах, и черты старого, оба подняты Возрождением, но каждый на свой лад: один — выражает его идеи и отчасти прилагает их к широкой жизненной практике, другой — ис­пользует ренессансные нормы с энергией и амо­рализмом, развязанным в ходе наступления нового на трансцендентальную этику Средневековья.

Яго освободился не только от предрассудков он преодолел всяческие внутренние препоны, Поразительная гибкость характера достигается в нем полным пренебрежением к общественным нормам. Это не та свобода ума, когда человек, понимая относительность нравственных уста­новлений, сознает их исторический смысл, и если берет на себя ответственность быть судьей своих поступков, то опирается на разум, не злоупотребляя им. Для Яго свобода — это свобода произвола, преследующая личную вы­году.

Цельность, непосредственность и благород­ство характера — принципиальная черта Отел­ло, она выделена Шекспиром как отличительная для человека, отвечающая гуманистическому идеалу. Вопрос о значении сверхъестественных сил в шекспировской драме, в развитии ее сюжетов и характеров, в концепции трагического про­должает занимать шекспироведов, особенно в связи с проблемой реализма творчества Шек­спира.

В последней трагедии Шекспира, в «Тимоне Афинском» (1608), напротив, подчеркнута связь трагедии героя с нравственным состояни­ем общественной среды, а нравственного кри­зиса с влиянием материальных общественных сил. Если переход от первого ко второму периоду представляется резким, но объяснимо законо­мерным, то Шекспир последнего периода выгля­дит неузнаваемым. Переход здесь не является даже столь контрастным, как различие между оптимизмом хроник, комедий, с одной стороны, и мрачностью трагедий — с другой. На пос­леднем этапе Шекспир становится как бы вообще другим драматургом, хотя продолжает развивать те же темы. Развитие тех же мотивов, однако в совершенно ином ключе подчеркивает принципиальность перемен. Общее впечатление от последних пьес Шек­спира, разделяемое многими критиками, тако­во, что это шекспировские ситуации, изобра­женные вроде бы не Шекспиром, а драматургом другой школы, хотя никаких сомнений в шек­спировском авторстве нет: пьесы вошли в шекспировский «канон», а «Буря», заключившая шекспировский путь, открывает собрание 1623 г. Сам Шекспир значительно переменился и не только в границах своей собственной эволюции, но и на фоне уже совершенно другой литера­турной эпохи.

Это Шекспир — старший современник Донна и Вебстера, молодого и принципиально нового поколения в литературе. Поколение, которое признавало свой долг перед шекспировским временем, перед Шекспиром и которое вместе с тем определенно относило Шекспира к прош­лому. Шекспир со своей стороны делает попытку двигаться в ногу с новым этапом Характерной особенностью поздних произве­дений Шекспира было все усугубляющееся «анатомирование» человеческой психики, чело­веческих отношений. В пьесах Шекспира чис­ло упоминаний о России и русских растет пропорционально учащению взаимоотношений между Англией и Русью, взаимоотношений, по­ставленных на государственную основу именно в шекспировские времена.

«Буря» как бы возвращает в более традицион­ную шекспировскую обстановку, в круг типич­но шекспировских персонажей и в то же время содержит отчетливый мотив «прощания». По сюжету пьеса явилась непосредственным откли­ком на событие, составившее злобу дня, когда крупная английская экспедиция потерпела кру­шение у берегов Америки, близ Бермудских островов, которые Шекспир и сделал местом действия «Бури».