70438 (Массовая и элитарная культура в США: проблема соотношения), страница 2

Единственная проблема, связанная с использованием данного ресурса, обусловлена теми переменами, которые произошли в стремительно изменяющемся американском обществе. В настоящее время актуальна концепция постиндустриального общества, наиболее ярким образчиком которого является как раз таки американское общество. Именно с позиции данной концепции хотелось бы рассмотреть соотношение элитарной и массовой культур.

Массовая и элитарная культура и их соотношение в американском обществе

Проблема массовой культуры является одной из основополагающих в различных вариантах концепции «постиндустриального общества», начиная с 1973 года, когда Д. Белл ввел это понятие в научный оборот. Трактуя позитивно “массовое общество”, его экономику, политику, социальные и культурные институты, автор утверждал, что под влиянием средств массовой коммуникации, массового производства и потребления, а также массовой культуры в современном обществе происходит процесс становления экономической, социальной, политической и культурной гомогенности. “Омассовление” при этом получило новое значение и стало пониматься, как процесс усреднения культуры, при котором ценности, бывшие лишь достоянием элиты, стали доступными массам. Белл считал, что для новой формы цивилизационной организации будет характерно не только обновление индустриальное и политическое, но и культурное, что выразится в стандартизации, урбанизации и конструировании нового стиля мышления с его рационализмом и индивидуализмом, а возможно и в засилье конформизма[19].

В концепции постиндустриального общества Беллом были выделены в качестве базисного феномена знание и информация, что определило и ведущие векторы содержательной трансформации индустриализма – ведущее значение интеллектуальных технологий, качественно новый способ организации технологической сферы, профессиональная дифференциация, реорганизация культуры, формирование индустрии знания. Автором отстаивалось положение о том, что экономическая деятельность в постиндустриальном обществе смещается от производства товаров к предоставлению услуг, которые постепенно формируют основную долю занятости, причем, чем более развитой является экономика, тем больше занятость и производство должны быть сосредоточены именно в этой сфере. Показательно, что Белл представил оптимистический вариант доктрины «массового общества», где масса - однородная, преобладающая часть населения, удовлетворенная своим положением и отказавшаяся от борьбы, поскольку «определенный образ жизни, права, нормы и ценности, стремления, привилегии, культура - все то, что когда-то составляло исключительное достояние высших классов, - распространяется теперь на всех» [20]. Д. Белл считал, что массовая культура деидеологизирована и что благодаря ней в США складывается единая система идей, образов и развлечений, что подтверждается широкой сетью развлекательных тематических парков, созданных специально для развлечения широкой публики, массы.

Характерно, что в рамках и европейского варианта постиндустриализма, представляющего радикальное направление развития постиндустриального общества[21], и американского, либерального[22], постиндустриальное общество рассматривалось как детерминированное не столько экономическими, сколько социальными и культурными факторами, формирующими особый стиль мировосприятия и мышления, свободный от идеологической интерпретации и задаваемых извне пределов творческой активности. В этом обществе социально-политическая сфера центрируется не на производственно-техническом прогрессе, а на человеке и “качестве жизни потребителя”. Исследователи значительное внимание уделяли проблемам развития массовой культуры, которая трактовалась ими как образование, создающее определенную социальную и культурную гомогенность, где стандартизация и унификация выступают в качестве признаков демократизации и равенства возможностей.

В рамках этих концепций была высказана новационная идея о том, что значение массовой культуры в постиндустриальном обществе определяется ее способностью выступать в качестве своеобразного фактора гармонизации социальных отношений, мощного механизма идентификации и адаптации. Действительно, массовая культура – это не столько эстетический, сколько социальный феномен, способствующий установлению контакта человека с миром, подтверждающий его причастность к определенной общности, нивелирующий у него ощущение одиночества. Более того, именно через массовую культуру, ее символы и знаки индивид имеет возможность открыть часть себя, адекватно себя оценить и верно идентифицировать.

Но иным становится уровень потребляемой культуры: массовая продолжает существовать как уникальный механизм, обладающий компенсаторной и рекреативной активностью, удовлетворяя нужды значительной части общества, однако, она перестает быть единственной культурой, удерживающей монополию на массовое сознание. Элитарная же культура теряет свое значение классово чуждой и недоступной массам, но, наоборот, начинает выполнять роль культурного образца и занимает в иерархии ценностей достойное ее место. Именно этот феномен обозначается как индивидуализацию личности и демассификацию культуры[23].

В то же время ещё один исследователь, Кастельс, рассматривая в различных аспектах постиндустриальное общество и его культуру, отмечает, что многие явления социальной, экономической и культурной жизни, которые теоретиками информационного общества были обозначены как окончательно сложившиеся или даже доминирующие, на самом деле выступают как только формирующиеся. Так, анализируя социальную структуру общества, автор отмечает, что процессы ее трансформации определяются не только количественным ростом управленческих, профессиональных и технических страт, представляющих собой ядро новой структуры. Эти явления, по мнению исследователя, сопровождаются ростом неквалифицированных занятий в сфере услуг на нижних ступенях социальной лестницы.

Причем, по абсолютной численности эти рабочие места могут составлять существенную долю постиндустриального социального организма, образуя вместе с расширяющейся интеллектуальной и управленческой элитой поляризирующуюся социальную структуру. Именно эти слои представляют потенциальных потребителей продукции массовой культуры: в ее традиционных формах – преимущественно, низшими слоями неквалифицированных работников, средним классом и элитой – в новых формах, связанных, в частности, с новыми информационными технологиями.

Однако практика показывает, что этот потенциал не всегда обеспечивает новые структуры социальной коммуникации. В новой информационной культуре, точно так же, как и в любом социальном организме, в том числе, и в том, где была рождена массовая культура, выделяются собственные страты, становящиеся потенциальными производителями и потребителями либо массовой, либо элитарной продукции.

Кастельс предлагает гипотезу, согласно которой пространство информационных потоков состоит из персональных микросетей, образованных элитой, откуда посредством глобального множества взаимодействий в пространстве потоков ее интересы передаются в функциональные макросети.

Элита информационного общества отнюдь не виртуальна – ее пространства, где сконцентрированы доминирующие функции и откуда возможны мобильные перемещения к иным культурным комплексам искусства и развлечений, тщательно изолированы. Они венчают вершину более низких “социопространственных иерархий”, каждая из которых подобным же образом стремится к изоляции от общества путем “последовательной иерархической сегрегации”. Пространством пребывания элиты, имеющей открытый доступ к информации, становится глобальное цифровое пространство, и именно этот факт определяет культурную универсальность этой субкультуры, нацеленной на “унификацию символического окружения”, гомогенизацию стиля жизни, нивелирование культурных границ. Кастельс рассматривает те методы, которыми узкий круг корпоративной элиты добивается гомогенности посредством пребывания в универсальных, изолированных пространствах “международных отелей, убранство которых, от дизайна комнат до цвета полотенц, должно создавать ощущение принадлежности к внутреннему кругу и абстрагирования от окружающего мира, а потому повсюду делается одинаковым”, “комнат отдыха для VIP (“очень важных персон”) в аэропортах, предназначенных для поддержания дистанции между собой и обществом на магистралях пространства потоков”; а также в системе обслуживания поездок, услугах секретарей, взаимных приглашениях и приемах гостей, где соблюдаются одинаковые ритуалы. Универсальными становятся формы жизни: “регулярное пользование тренажерными залами, джоггинг; обязательная диета - лососина-гриль и зеленый салат, заменяемые в Японии национальными аналогами - удоном и сашими; стены цвета «светлой замши», создающие в интерьере атмосферу уюта; вездесущие компьютеры с жидкокристаллическими мониторами; сочетание деловых костюмов и спортивной одежды; стиль «унисекс» в одежде и т.п.”[24]. Таким образом, мы можем наблюдать картину стратификации общества на классы на принципиально, качественно ином основании.

Возможное решение проблемы соотношения массовой и элитарной культур в США

В итальянской газете “Cinema Nuovo” было опубликовано замечательное ретроспективное суждение: «Сегодня мы должны исходить из того обстоятельства, что в американском обществе массовая культура превратилась в отличительный знак времени. Остались в прошлом те времена, когда социолог Эдгар Морен пытался узаконить массовую культуру, установить её специфические черты, говорил о ней, как о «третьей культуре», не подчинённой другим («высокой» и «народной»), но ещё не господствующей. Однако это было вчера. Менее чем за 20 лет сеть массовой культуры покрыла собой всё пространство существования американской культуры, поставив нас перед новым историческим феноменом, к которому мы не были готовы. Речь идёт не о борьбе внутри культуры, но о её трансформации в массовую культуру, единственную и господствующую» [25]

Исходя из всего вышесказанного и данного суждения, которое, на мой взгляд, наиболее верно отражает доминирующие процессы в рамках культуры, в частности американской, можно сделать следующий вывод: несмотря на наметившуюся тенденцию сближения и интеграции массовой и элитарной культур в культурологическом аспекте, актуальной остаётся проблема соотношения двух культур в аспекте социологическом. Между классами США до сих пор заметна и сильна антиномия, основанная именно на культурных различиях. Общая проблема сочетания двух глобальных тенденций в современной культурной жизни Соединённых Штатов – интеграция, связанная в первую очередь с массовой культурой, рассчитанной на всех и охватывающей всё население страны, и дифференциация, всё большая разноплановость культурных операций разных классов – требует своего разрешения.

Некоторые специалисты[26] предполагают сплав двух культур в США на базе религии и восточных традиций, основываясь в своём утверждении на следующих фактах. Массовая культура всегда пестововала свою специфическую религиозность, которая гораздо лучше вписывается в восточную, нежели западную традицию. Это та религия, которая, как пишет доктор Судзуки, «позволяет избежать банальности мирской жизни». Популярное искусство никогда не отходило от общего архаического источника нашей культуры. Оно было резервуаром мифологических образов и представлений. Причём освоение сакральной зоны массовой культурой происходило неосознанно, даже вынужденно. Иерархия культуры последовательно выдавливала на обочину всё, что не поддавалось рациональному анализу. В результате «неразъяснённым» остатком стали распоряжаться массы. Они и сохранили пережитки мифологического мировоззрения до настоящего времени. А соседство с индейскими «дикарями» своеобразно отразилось на всём строе американской культуры. И как следствие она, больше, чем все другие западные культуры, оказалась восприимчивой к архаическим влияниям. На нескольких веков индейцы служили американцам живым примером альтернативного мышления. Индейская культура оказалась если не мостом, то бродом, по которому Запад может перебраться поближе к Азии, где то же мистическое мировосприятие хранили традиционные религии Востока. Особенно знаменателен тот факт, что культура индейцев оказала своё влияние как на представителей элитарной культуры[27], так и на массовую культуру, среди приверженцев которой всё более популярными становится суши-бары, зелёный чай и восточные религии. Всё это даёт автору гипотезы основание сделать вывод о возможном синтезе двух противостоящих культур на базе религии и культуры гармоничного, вечно медитирующего Востока.[28]

Эвристичность и даже некоторая смелость такой теории всё же не может умалить значение других гипотез, одна из которых говорит о возможности частичного синтеза массовой и элитарной культур в США, плодотворное их сочетание, которое снизит общественный накал, не допуская в то же время полного растворения двух культур друг в друге, давая возможность не только самовыражения, но и нахождения своей аудитории для любого класса и культурного сообщества.

О. Тоффлер, сторонник данной теории, подчёркивая важность и позитивность настоящих процессов в культуре Соединённых Штатов, писал: «Сегодня культура – принадлежность многих людей, она стал повседневным занятием. Быть может, в этом процессе демократизации было что-то утрачено, некое ощущение величия и томительности истинного искусства. Но зато в нашем обществе мы освободили искусство от узкого отношения, подобного культу. Мы превратили его из культа – в культуру». И только пройдя через стадию массовой культуры, общество, в частности американское, сможет достигнуть культуры масс, что, пожалуй, и является идеальным решением этой непростой проблемы соотношения и противостояния двух культур, когда людей перестанут делить на «творцов и мещан, тупых, бесцветных, не способных получить доступ в мир высших ценностей» [29]…

Заключение