74228-1 (Романтизм), страница 3

Ко времени революции 1848 Р. как течение в основном ликвидирован, хотя отдельные романтические мотивы продолжают возникать в европейской литературе до последнего времени (символизм, экспрессионизм и др.).

В России, где задачи буржуазной революции оставались неразрешенными до социалистической революции 1917, имелась почва для разнообразных проявлений романтизма (элементы Р. у Достоевского, символистов). В русской буржуазной литературе эпохи 1905— 1917 есть живая стилевая связь с Р., отражающая и внутреннее родство. Творчество Блока развертывается под знаком противоречия между ненавистью «блудного сына» к реальной буржуазной действительности и страхом перед пролетарской революцией, с безнадежными поисками идеала то в потустороннем мире (Прекрасная Дама), то в волюнтаристском искажении действительности (образ «России», образ Христа в «Двенадцати»).

Более живуч оказался Р., органически связанный с иллюзиями мелкобуржуазной демократии и постоянным разочарованием в них. В этом отношении характерно творчество раннего Ромен Роллана, в дальнейшем пришедшего к реалистическому признанию пролетарской революции. Разнообразно мелкобуржуазный Р. развернулся в России в период Октябрьской революции. Принимая революцию, но принимая ее не за то, чем она была, русская мелкобуржуазная интеллигения должна была пройти через длительную полосу противоречия между мечтой и действительностью. Часть романтиков, связанная с кулацкой «демократией», встала во враждебные отношения к пролетарской революции (Клюев), увязла в безнадежной тоске по неосуществившемуся буржуазно-крестьянскому царству (Есенин). Лучшая часть, приняв Октябрь сначала как только последовательно-плебейскую революцию, после многих колебаний и перипетий, сумела затем понять его подлинную природу и перейти на пролетарские позиции, ведущие к соц. реализму (Багрицкий и др.).

VI. СТИЛЬ Р.

Дать общую стилевую характеристику Р. не представляется возможным. Можно однако характеризовать его посредством различения от предшествовавшего ему классицизма и от пришедшего ему на смену (а отчасти и предшествовавшго — реализм середины XVIII в.) буржуазного реализма, а также установить некоторые характерные для Р. тенденции, из коих однако ни одна не покрывает всего Р. и некоторые оказываются взаимно исключающими. Романтизм отталкивается от обеих сторон классицизма — от его подчинения условной традиции (феодально-монархический авторитет) и от его рационализма. Классицизм стремится к созданию канонической безличной красоты, Р. добивается свободного выражения личности. Классицизм строит свои образы рационально-логически, упрощая и обобщая их до предела и выделяя в них их логическую сущность. Романтизм (в широком смысле) стремится не к логически стройному раскрытию образа, а к его наибольшей эмоциональной действенности.

Более специфически романтична «экспрессионистская» тематика, выбор темы по чистому признаку выразительности (поразительности, «сенсационности»), поражающей воображение независимо от качества этого поражения. Такая тематика является развитем и утончением тематики «ужасов». Исходной точкой такой «облагороженной сенсации» можно считать знаменитую «Ленору» Бюргера. К этой же семье принадлежат «Пиковая дама» и многие рассказы Мериме. Этого рода «Р.» ярко расцвел и в советской литературе восстановительного периода, где он питался в значительной мере противопоставлением красочности недавней гражданской войны «советским будням» (Бабель, отчасти Тихонов).

Гораздо более специфически-романтична вытекающая прямо из стремления создать мир, чуждый действительности, тенденция к некоей бесплотной образности. Она выражается или чувственными признаками, отвлеченными от своих объектов, или такими элементами действительности, которые менее всего похожи на обычные, жесткие материальные тела — облаками, волнами, игрой света и т. п. Эта тенденция тесно связана с музыкализацией слова, стремлением разгрузить слово от материального содержания и зарядить его чисто звуковой действенностью. Тенденция эта, сильная в немецкой романтической лирике (где она отчасти нейтрализована ориентировкой на народную песню), достигает своего крайнего выражения у Шелли, например — четвертое действие «Раскованного Прометея», настоящая оргия словесной музыки и бестелесных образов.

Рядом с богатой и разнообразной музыкальной оркестровкой типа Шелли Р. на известных этапах своего развития с большой любовью разрабатывал простую, народного типа, песенность. Это конечно связано с демократическими корнями Р., но конкретно романтическая песня расцветает особенно на третьем реакционном этапе Р. (прежде всего в Германии) в связи с демагогически-«народным» национализмом. При этом освоение народной песни романтиками было очень односторонне: они облюбовали мотивы тоски, резиньяции, пассивности или идиллически примиренческие мотивы. В еще большей степени относится это к романтической сказке, насквозь идиллически примиренческой.

Другая специфически романтическая тенденция, непосредственно связанная с основным противопоставлением идеала действительности, — тенденция к контрастному противопоставлению низкой, уродливой или комической реальности идеальной мечте. На широком развертывании этого приема основана вся поэтика Гофмана, но сюда же относится и такая характерно-романтическая фигура, как Квазимодо в «Соборе Парижской богоматери» Гюго.

Наряду с тенденцией к «музыкализации», к «контрастности» и к выразительной образности Р. свойственна и противоположная тенденция к прямому и громкому выражению чувств словами. Тенденция эта, естественно связанная с эмоциональным самоутверждением личности, восходит к самым ранним фазам преромантизма («Ночи» Юнга, 1742), но не покидает Р. до самого конца. Вырождаясь порой до худшего рода риторики, Р. на этом пути достигал иногда великолепного красноречия, создавая оружие, которое хорошо могло быть использовано в политической поэзии (Гюго, Лермонтов).

Реализму Р. противостоит прежде всего как искусство воображения и выражения искусству познания. Конечно и Р., как всякое искусство, был формой познавательной деятельности, но он был чужд сознательной установке на познание действительности: задачей его было или «выразить» личность поэта или «создать» мир, освобождающий от действительности или дополняющий действительность. Следует отметить, что при всем своем антиреализме романтизм вовсе не был чужд самому смелому использованию образов реальной действительности в своих целях. Однако романтики подчиняли свои реальные образы или контрастному изображению противоречия мечты и действительности (Гофман) или экспрессионистической выразительности (Матьюрин, Жанен) и менее всего заботились о познании конкретной социальной реальности.

Другой чертой Р., против которой боролся реализм, была идеализация героев и героинь и раздувание чувств до гиперболических размеров. И в том и в другом Р. был по существу мало оригинален, являясь лишь последним наследником долгой традиции, общей и рыцарскому роману и «высоким» жанрам классицизма. Но в Р. идеализация героев связана с общей концепцией идеала и с волюнтаристским преображением реальности, а также с поэтикой контрастов.

С нашей точки зрения буржуазный реализм обладает несравненно большей познавательно-художественной ценностью, чем Р. Однако в буржуазном реализме есть обратная сторона: это во-первых — тенденция к объективистскому, безоценочному (т. е. по существу рабски подчиненному) отношению к действительности, во-вторых — тенденция к уплощению, «прозаизации» действительности, к отрицанию героики и т. д. «Реализм»). От обеих этих тенденций Р. (по крайней мере в некоторых своих течениях) свободен. Романтический стиль ярко эмоционален и оценочен. Но надо помнить, что эта оценочность чисто романтична, т. к. по существу словесна и отвлеченна. Любовь же Р. к героике и жизненному богатству не специфично романтична, а принадлежит к древнейшим стремлениям человеческого искусства, убить которое могла только буржуазия. Романтическое наследство никак не может быть отвергнуто, во-первых, потому, что в основе романтизма лежит страстный (хотя и искаженный) протест против капитализма, против «века, враждебного поэзии и искусству», враждебного всем лучшим проявлениям человеческой личности, века, ликвидация которого — наша победоносно разрешаемая задача. Р. утверждал человеческую личность, но в условиях, исключавших возможность ее подлинного утверждения. Восставая против объективной буржуазной действительности, он ей мог противопоставить только субъективное буржуазное же сознание. Но в наше время, когда происходит реальное освобождение и утверждение личности не вопреки, а вследствие создания новой социалистической действительности, тупики и трагедии Р. в прошлом имеют значительную актуальную поучительность.

Во-вторых, Р. был огромным проявлением творческой энергии, направленной на искусство. Великие художники Р. в огромной мере обогатили средства выражения художественной литературы. Особенно много они сделали для лирики, углубив и утвердив стилистическую революцию, начатую Гёте. Критическое освоение достижении Р. — неотъемлемая часть общей борьбы за литературное наследство. Если романтическая теория поэзии и искусства неприемлема для нас, то нельзя не признать, что в области конкретной критики романтизма было сделано чрезвычайно много. Можно даже сказать, что критика в современном понимании термина получила широкое практическое применение только со времени романтизма. Наконец нельзя забывать о величайших заслугах романтизма в области истории литературы, фольклора и т. п. вплоть до языкознания.

VII. Р. В СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

В наше время стоит вопрос о «советской романтике», о том, «нужен ли нам романтизм». Отвечая на этот вопрос, надо прежде всего избежать терминологической путаницы. Если под Р. и «романтикой» понимать Р. в точном историческом смысле, тот Р., который развернулся между Великой французской революцией и первым революционным выступлением пролетариата, то надо сказать, что такого пролетарского (социалистического) Р. не было, нет и не может быть. Неприятие классового угнетения принимает у пролетариата форму не мечты об идеале и не волюнтаристской подмены ее иллюзиями, а материальной борьбы за иную действительность, содержащуюся в потенции уже в капиталистической действительности, но осуществляемую только в практике коммунистической революции. Мировоззрение пролетариата есть «практический материализм», исключающий все виды Р.

Говоря о революционной романтике, у нас часто имеют в виду ранние (до 1900) произведения Горького. Несомненно, что в них есть элементы романтики — фантастичность образов, наклонность к идеализации. Однако героическая романтика Горького — это не иллюзии мелкобуржуазного Р., а бодрая уверенность пролетариата, еще не поднявшегося в своей массе до научно-коммунистического понимания путей революции, но уже стихийно чувствующего все ее возможности.

Революционная романтика в точном смысле слова жива и закономерна в революционной литературе капиталистических стран, где она отражает участие мелкобуржуазных масс в революционном движении и неизжитость мелкобуржуазных настроений в пролетариате. Такая романтика характерна для иных пролетарских писателей из интеллигенции, политически связавших себя с пролетариатом, но еще не настолько органически усвоивших его миросозерцание, чтобы подходить к действительности на реалистическом языке своего искусства. В советской литературе Р. мелкобуржуазного происхождения тоже еще не изжит. В последнее время он вступил в новую фазу волюнтаристского «освоения» тематики будущего общества помимо решения реальных задач сегодняшнего этапа борьбы за социализм. Такой романтизм не может почитаться явлением враждебным. Но говорить о романтике как желательном и нужном элементе советской лититературы, которому суждено будущее, можно только, если слову «романтика» придавать смысл, четко отграниченный от исторического явления, именуемого романтизмом.

Такое понимание слова «романтика» и установилось за последнее время довольно прочно в советской критике. Романтика в этом смысле включает целый ряд черт, отличающих реалистическое по своей природе искусство социализма от буржуазного реализма. Это — любовь к героике, но героике не фантастической, а ставшей не только реальностью, но массовой реальностью. Это — любовь к красочности и богатству жизни и природы, — неотделимое проявление того раскрытия и обогащения социалистической личности, перед которым буржуазно-романтическое пробуждение личности, как свеча перед солнцем. Наконец — это чисто стилистическая тенденция к формам выражения, отличным от внешне-реалистической манеры, которую в отличие от позднего буржуазного реализма социалистический реализм не считает своим неотъемлемым признаком. У некоторых писателей эти черты появляются в таком устойчивом сочетании и настолько определенно окрашивают их творчество, что можно в этом смысле говорить о стиле советской, социалистической романтики как конкретной и полноценной разновидности социалистического реализма. Как яркий пример такого произведения можно назвать «Всадников» Яновского.

Список литературы

Определения современников: Audin J. M. V., Essai sur le romantisme, P., 1822

Stendhal. Racine et Shakespeare, P., 1823—1825 (Qu’est ce que le romantisme? Réponse au manifeste contre le romantisme)

Paris P., Apologie de l’école romantique, P., 1824. Французские определения термина «романтизм» сведены у: Michaut G., Sur le romantisme. Une poignée des définitions, в его сб. «Pages de critique et d’histoire littéraire — XIX-e siècle, P., 1910

Trahard, Le Romantisme défini par le Globe, P., 1925. Немецкие определения имеются в кн.: Ullmann R. u. Gotthard H., Geschichte des Begriffes «Romantisch» in Deutschland. Vom ersten Aufkommen p. Wortes bis ins 3 Jahrzehnt d. 19 Jh., Berlin, 1927. Позднейшие определения. Теоретические труды о романтизме: Schulz F., «Romantik» und «Romantisch» als literarhistorische Terminologien u. Begriffsbildungen, «Deutsche Vierteljahrsschrift f. Literaturwissenschaft», II, 1924

Kaufmann P., Defining Romanticism. A survey and a program, «Modern language notes», XL, 1925, Apr., p. 193—204: Aynard J., Comment définir le romantisme, «Revue de littérature comparée», 1925, IV

Brunetière F., Classiques et Romantiques, в книге «Etudes critiques sur l’histoire de la littérature», sér. 3, P., 1912, p. 291—326

Henley W., A note on Romanticism, в кн. «Views and reviews-art», L., 1902 (автор наряду с Киплингом является одним из крупнейших представителей английского империализма)