4006-1 (Постмодернистский дискурс как объект семиотического анализа)

Постмодернистский дискурс как объект семиотического анализа

Данная статья представляет собой попытку рассмотрения основных компонентов знаковой системы постмодернистского дискурса.

Семиотические аспекты исследования текста традиционно рассматриваются в качестве "классических", фундаментальных вопросов лингвистики (Ч.С.Пирс, Р.Барт, У.Эко и др.). Дело в том, что проблематика восприятия/интерпретации текста конца ХХ века затрагивает круг проблем, связанных с представлением текста как знака.

Знаковая репрезентация, как известно, представляет собой специфическую, присущую только человеку, форму объективизации реального мира, мощное средство его отражательной коммуникативной деятельности. Понимание самого явления знаковой репрезентации, его моделирование, определение знака и его значения зависят от того, как интерпретируется знаковая система языка и какой аспект языка - динамический или статистический, функциональный или структурный берется за основу.

В случае, когда язык рассматривается как некая данность, обозначение предметов и явлений окружающего мира находит свое определение в виде системы субстанциональных знаков. Вследствие этого в лингвистике существуют интерпретации знака, подразумевающие его произвольность (Ж.Лакан, Ж.Деррида, Ю.Кристева и др.). Так, согласно трактовке Ж.Лакана, знак воспринимается как целостное явление, т.е. как "полный знак", и предусматривает все элементы своей структуры, в которой означающее прикреплено к означаемому смыслу, и он представляет собой "наличие, сотворенное из отсутствия" [3; C.65]. Таким образом, сущность знаковой репрезентации состоит в замещении и обобщении вещей.

Определение понятия стиля реализации также основывается на репрезентативной функции языкового знака. При этом знак языка, как реальный эмпирический конструкт системы изложения, многовариантен, и каждый вариант имеет свое поле материализации и свои функциональные показатели.

Стоит отметить, что в современной науке наблюдается тенденция к пересмотру лингвистической природы знака. Среди всех направлений лингвистики в наше время доминирует теоретическая рефлексия, согласно которой все явления языковой реализации рассматриваются как текст, дискурс, повествование. Поэтому, весь комплекс человеческой культуры представляется в виде суммы текстов, т.е. интертекста. Сознание также предстает в виде текста, который можно прочитать по соответствующим правилам грамматики [8; C.93] или, добавим, с помощью расшифровки знаков - символов, кодов. Зарубежными лингвистами разрабатывается новое направление в науке, "более близкое духу Пирса". В этом направлении основной акцент ставится на особой роли процедуры интерпретации, важности прочтения и когнитивных, и коммуникативных знаков, поскольку "любая схематизация реальности является знаковой" (Там же).

Языковые знаки так же, как и внешний мир, постоянно соотносятся с человеческим опытом через объекты окружающего мира, образы данных объектов и вербальные единицы, описывающие их. Целесообразно, чтобы в процессе интерпретации привлекались как вербальные, так и невербальные знаки для прочтения лингвистического, поскольку интерпретация - "это работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении" (Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 1995. C.18). Таким образом, в целях понимания необходимо пользоваться разными знаковыми системами.

Известно высказывание Ч.С.Пирса о том, что люди не могут мыслить без помощи знаков. На наш взгляд, логично и его положение о том, что "всякая мысль есть знак" [9; C.40], поскольку любая мысль является лишь знаком, содержание и значение которого должны быть раскрыты с помощью других мыслей. Но другие мысли - тоже знаки, и они будут истолкованы с помощью иных мыслительных знаков. Следовательно, всякая мысль предполагает ряд предшествовавших ей мыслей. Поскольку мышление представляет собой непрерывный процесс, в нем каждая мысль должна быть проинтерпретирована посредством другой мысли. Таким образом, мысль - это звено в цепи интерпретаций, и только там она имеет значение, а сущность знака заключается в том, что он способен интерпретировать мысль. В свою очередь, и интерпретанта становится знаком. Однако для интерпретатора важен не сам знак, не его конкретное фактическое содержание, а то, что он означает: "Знак, или Репрезентамен, есть Первое, стоящее в таком подлинном триадическом отношении ко Второму, называемому его Объектом, чтобы быть в состоянии так определить некое Третье, называемое его Интерпретантой …" (Там же, с. 200).

Анализ постмодернистских текстов позволяет предположить, что мысль может быть не только интерпретантой, но и дезинтерпретантой в постсовременном дискурсе. В этих текстах понятие знака приобретает иной, более широкий смысл, чем понятие словесного знака. Одним из важных вопросов семиотического анализа постмодернистского дискурса является рассмотрение и выявление кодов, которые существуют для расшифровки всевозможных знаков. Так, в контексте нашего исследования актуален вопрос о том, посредством каких знаков (языковых или неязыковых) выражено время в постмодернистском дискурсе. Ведь, как известно, категория "время" выступает как символ жизни/смерти, как означающее, как культурная реалия, и пр.

В современной лингвистике все более заметен возрастающий интерес к исследованию постмодернистского дискурса, выявления его онтологической сущности, тенденций развития, основных составляющих. В ряду этих вопросов актуально и исследование специфики перевода постмодернистских текстов. Постмодернистский дискурс - это характерный при-знак культуры ушедшего и наступившего столетий. Возможно поэтому отечественные исследователи (напр., Е.А.Покровская) называют постмодернизм "культурной аурой эпохи" и "константой культуры".

Нельзя согласиться с мыслью о том, что принцип репрезентации (представления, или противопоставления реального объекта и его отражения в искусстве и литературе), ранее считавшийся ключевым, теперь утрачивает свое значение в постмодернизме. Хотя некоторые ученые и предрекали кризис репрезентации (Бодрийяр и др.), размывание границ между старой реальностью и текстом только заостряет внимание на противопоставлении знака и окружающего мира. "Представление непредставимого" - так определяет эстетику постмодернизма Ж.Лиотар, который считает, что постмодернизм предполагает не движение повторения, а "процесс анализа, анамнеза, аналогии и анаморфозы, который перерабатывает нечто забытое". Таким образом, постмодернизм - это синтез старого и нового, прошлого и будущего, т.е. знаковая конструкция, или дискурс, который необходимо разгадать. Постмодернистский дискурс можно представить в виде непрерывного процесса конструирования знаков, это своего рода тщательная разработка отдаленного смысла. Каждый знак в дискурсе приобретает новое наполнение, благодаря совместной знаковой работе автора и читателя. Таким образом, используя терминологию Ж.Бодрийяра, постмодернистский дискурс становится материалом для символического (или знакового) обмена между языковыми личностями.

Очевидно, в силу этого постмодернистские тексты достаточно сложны для понимания. А.М.Люксембург и Г.Ф.Рахимкулова называют такие тексты игровыми, поскольку они воспринимаются не сразу, а через игру, предложенную их авторами. Действительно, современные писатели-постмодернисты - Д.Бартельми, С.Беккет, И.Рид, Т.Пинчон, Дж.Барт, М.Павич, В.Пелевин, Б.Акунин и др. - опровергают все традиционные представления о сюжете, характерах и хронологии, о синтаксисе и метафорической системе. Пародируя избитые клише как массовой, так и элитарной культуры, постмодернистские тексты балансируют на зыбкой грани реальности и иллюзии.

Постмодернистский дискурс не раз был объектом для анализа с различных позиций (И.Ильин, С.Исаев, Л.В.Зубова, А.М.Люксембург, Г.Ф.Рахимкулова, Е.А.Покровская, F.Jameson, U.Eco, I.Hassan, W.Welsch, R.Alter, B.Stonehill, P.Waugh и др.), но исследован крайне недостаточно. На наш взгляд, особенно актуально сейчас, в начале XXI века, многостороннее, комплексное изучение постмодернистского дискурса: с позиций семиотической лингвистики, герменевтики, культурологии, антропологии, философии. Целесообразно рассматривать постмодернистские тексты как синтез особых языковых и культурных знаков, своеобразных кодов, реализующихся в процессе межкультурной, общечеловеческой коммуникации.

Сложный художественный текст, к которым мы относим тексты упомянутых современных постмодернистских писателей, насыщен множественностью смыслов. Для выявления этих смыслов необходимо, чтобы языковая личность читателя интегрировалась в метасистему текста, созданного другой языковой личностью - автором. Этот творческий процесс называется лингвоинтерпретацией, и в ней и возникает многоуровневая парадигма "текст-интертекст-метатекст". Данная триада и представляет специфику постмодернистского дискурса.

Согласно структурно-семиотической концепции, дискурс понимается как семиотический процесс, реализующийся в различных видах речевых практик [8; C.76]. Вследствие этого в постмодернистском дискурсе особую значимость, на наш взгляд, приобретает его знаковая сущность - лингвокультурные коды, наполненные особым конституентным смыслом и требующие специальной расшифровки. Не случайно среди основных принципов постмодернизма Л.В.Зубова выделяет "двойное и множественное кодирование, предоставляющее разные возможности понимания для разных субъектов восприятия, устранение авторского "я", интертекстуальность, смешение стилей, установку на эпатаж" [7; C. 9].

Отличительной чертой и основным творческим принципом постмодернизма является радикальный плюрализм стилей и художественных моделей и, что особенно важно, языков культуры. Характерным художественным приемом постмодернизма считается пастиш - своеобразная форма самопародии и самоиронии, при помощи которой писатель намеренно растворяет свое сознание в иронической игре цитат и аллюзий.

Особенность постмодернистского дискурса заключается также в многочисленных художественных приемах. Так, языковая личность автора проявляется в особой манере языковой игры, авторской импровизации по поводу известных сюжетов и образов в уже "готовой" культуре мира. Примером постмодернистского дискурса в кинематографии 2000 года можно считать художественный фильм "Тень вампира", посвященный съемкам культового фильма "Носферату" режиссером Ф.Мурнау в 1922 г., где реальность и вымысел настолько стерты, что их невозможно отличить в ходе развития сюжета. В данном случае происходит "конфликт между двумя текстами за обладание большей подлинностью" [11; c. 308], где одним текстом, "внутренним", можно считать "Носферату", а другим, "внешним", - "Тень вампира" режиссера Ж.-К.Шлима.

Случаем текстового плюрализма можно считать прием, использованный Б.Акуниным (Г.Чхартишвили) в "Чайке" - возможном продолжении одноименной пьесы А.П.Чехова. В акунинской "Чайке" наблюдается небывалое нагромождение текстовых интерпретаций: одна и та же сцена в пьесе проигрывается 8 раз в разных вариантах - дублях. Данный игровой прием, несомненно, является особенностью постмодернистского дискурса, где читатель/зритель вправе выбрать понравившийся ему вариант. Постмодернизму свойственна субъективность, комбинация факта и вымысла, значимость продуктивных возможностей воображения, именно поэтому постмодернизм называют своеобразным "генератором метафор и языковых игр".

Другой, не менее важной, чертой техники постмодернистского дискурса является отклонение от существующих правил. По этому поводу И.Хассан отмечал: "Постмодернизм, с одной стороны, по своей сути губителен для формы и анархичен своим культурным духом" [2; p.193]. Форма постмодернистского дискурса - это дискретность и эклектичность. Писатель и теоретик постмодернизма Д.Бартельми отмечал по этому поводу: "фрагменты - это единственная форма, которой я доверяю" (Barthelme D. 60 Stories. N.Y. 1968. p. 160). В этом, по его мнению, есть свой плюс, поскольку "вдумчивый (гипертекстуальный) читатель имеет возможность читать беспорядочно, комбинируя на свое усмотрение текст так, чтобы прийти к неожиданным результатам" (Там же). Р.Барт также считал, что "интерпретировать текст вовсе не значит наделить его неким конкретным смыслом (относительно правомерным или относительно произвольным), но, напротив, понять его как воплощенную множественность" (Р. Барт. S/Z. М. 1994. C.14-15).