2787-1 (Деятели искусства о назначении своего творчества), страница 2

На сюжет "Аполлон и Марсий" в XVII веке писали картины Иоганн Лисс, Хусепе Рибера, Лука Джордано, Гверчино и другие.

В отличие от Тициана, их композиции более лаконичны и строятся на противопоставлении карающего бога Аполлона и страдающего сатира Марсия, нет в них и такой сложной, многообразной тициановской символики. В отличие от Тициана, эти художники стараются прежде всего обратить внимание зрителя на страдания Марсия. Но у каждого большого мастера композиция, а значит и смысл произведения несколько отличаются друг от друга.

У немецкого художника Иоганна Лисса Марсий изображён привязанным к дереву, но не вниз головой — как у Тициана. Его страдальческое лицо повёрнуто к зрителю. У ног Аполлона мы видим снятую с сатира Марсия шкуру — символ его освобождения от низкого животного начала. Его уже очеловеченное лицо выражает страдание от мук, которые продолжает причинять ему символизирующий само искусство Аполлон. Поэтому Аполлон показан явно с большой долей иронии. Дюжий, мускулистый, лишённый какого-либо изящества мужчина напоминает скорее немецкого мясника, чем утончённого бога искусства. Он изображён со спины, художник больше всего уделяет внимание его могучей мускулатуре.

Страдания Марсия — это те муки, которые неизбежно сопутствуют художественному творчеству, способствующему возвышению души.

На картине великого испанского художника Хусепе Риберы сатир Марсий привязан к дереву верх ногами и, распростершись на земле, запрокинув голову, корчится и вопит от боли. Златокудрый, с утончёнными чертами лица, красавец бог Аполлон, хладнокровно наблюдая страдания Марсия, сдирает звериную шкуру с мохнатых ног сатира. Это символ его мучительного освобождения от низменной животной природы. Символично и расположение музыкальных инструментов на этой картине. Сиринга, инструмент сатира, подвешена на дереве у его звериных ног, а скрипка Аполлона — символ возвышенного, благородного искусства, лежит у самой головы Марсия. Тело сатира вместе с музыкальными инструментами составляет одну диагональную линию, что указывает, в каком направлении должно меняться искусство Марсия по мере его духовного очищения: от низменного, пошлого к благородному, возвышающему души людей.

Итак, в обеих рассмотренных картинах говорится о неизбежности нравственных и творческих страданий для большого художника.

Насколько трудно осуществлять призвание художника-творца, выразил и Рембрандт в своей картине "Похищение Ганимеда". Творчество Рембрандта очень личностное. Е. И. Ротенберг в книге "Западноевропейская живопись 17 века" отмечает, что личность самого художника "…становится одним из главных объектов его искусства в самом прямом её воплощении — в беспримерных по многочисленности живописных и графических автопортретах Рембрандта, которых насчитывается около ста, и в ином, трансформированном виде, когда облик автора, угадываемый в действующих лицах его сюжетных полотен, вводит в их образное решение свою определённую ноту или когда в самом замысле картины мы улавливаем особый, личный момент, ибо в него вложен собственный жизненный и душевный опыт художника. Но индивидуальность Рембрандта постоянно ощущается зрителем также и в повышенной творческой активности мастера-созидателя, который не останавливается перед смелым перетолкованием общепринятых тематических концепций…".

Похожие на Рембрандта персонажи есть, например, в картинах "Избиение святого Стефана" из Лионского музея изящных искусств (в ней 4 персонажа похожи на Рембрандта), "Возведение креста" из Мюнхенской пинакотеки. И в рассматриваемой нами картине лицо Ганимеда похоже на лицо Рембрандта. Вопреки содержанию мифа Ганимед изображён не юношей, а младенцем. Младенец — символ души. Связь картины с мифом о Ганимеде лишь в изображении вознесения в небеса, к божественному. В этой картине орёл "олицетворяет духовное начало в человеке, которое в состоянии взмыть к небесам" 3. В христианской символике некоторые из значений орла — дух, вознесение, вдохновение, духовное усилие. Рембрандт осознавал своё высокое творческое призвание: дар живописца, данный ему Богом, направить на служение высоким, божественным идеалам. Об этом свидетельствует молния, изображённая на картине, — символ духовного озарения и непосредственного присутствия Бога. Вишня в руках младенца (символ райского плода) означает, что душа должна вознестись к христианским идеалам. Но человек, в силу своей телесной природы, привычками, образом жизни, привязан к земному, мирскому. И Рембрандт показывает, как страшно и трудно душе человека, в том числе и душе художника, совершать духовные усилия, отрываться от приземлённого, обыденного, чтобы вознестись духом к высокому и вдохновенно исполнять своё божественное призвание.

Изобразив возносимого орлом младенца похожим на себя, Рембрандт показал муки творческого призвания. И трудность осуществлять это призвание он изобразил в иронической, шутливой форме: младенец (душа) плачет и писает со страху.

Теперь приведём свидетельства других деятелей искусства о "муках творчества" и о том, как они проявляются.

Именно о том, что художник в творчестве обнажает себя до сокровенных глубин души, словно снимая с себя свою кожу, читаем у Есенина:

Быть поэтом — это значит то же,

Если правды жизни не нарушить,

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души.

А в другом стихотворении Есенин говорит о себе:

Засосал меня песенный плен.

Осуждён я на каторге чувств

Вертеть жернова поэм.

Есть и другие проявления "мук творчества". Прежде всего это неудовлетворённость сделанным, когда результат оказывается, по мнению самого художника, ниже того художественного образа, который был создан воображением.

Поэты, например, жалуются порой на то, что не находят в языке слов для точного выражения переполняющих их душу чувств. Об этом А. А. Фет написал дивное стихотворение:

Как мошки зарёю,

Крылатые звуки толпятся;

С любимой мечтою

Не хочется сердцу расстаться.

Но цвет вдохновенья

Печален средь буднишних терний;

Былое стремленье

Далёко, как отблеск вечерний.

Но память былого

Всё крадется в сердце тревожно…

О, если б без слова

Сказаться душой было можно!

Даже гениальному Шаляпину не всегда удавалось воплотить образ в том виде, как он его представлял. Вот что он пишет в книге "Маска и душа" (глава 18): "Роль Мефистофеля как будто считается одной из моих лучших ролей. Я пел её сорок лет подряд во всех театрах мира. Она, таким образом, в некотором смысле освящена традицией в том виде, в каком я её представляю. Я должен сделать признание, что Мефистофель — одна из самых горьких неудовлетворённостей всей моей артистической карьеры. В своей душе я ношу образ Мефистофеля, который мне так и не удалось воплотить. В сравнении с этим мечтаемым образом — тот, который я создаю, для меня не больше, чем зубная боль".

Всегда имевший успех у современников Рубенс тоже иногда был недоволен результатами своего труда. 28 октября 1608 года он пишет из Рима Аннибале Кьеппио: "Моя римская работа (три большие картины в Кьеза Нуова) закончена, и, если я не ошибаюсь, это наименее удачное из всего, что я когда-нибудь сделал".

Микеланджело постоянно преследовали творческие муки другого характера. Завистники и конкуренты плели интриги, мешавшие его творчеству, распускали о нём гнусные слухи; заказчики передумывали и меняли свой заказ, обычно упрощая его; и мастеру, потратившему много сил, времени и средств на поиски и приобретение мраморных глыб, оборудование очередной мастерской, приходилось бросать уже начатую работу. Поэтому до нас дошло так много его незавершённых произведений. А сколько огорчений испытал он, когда по чьей-то вине разрушались или сознательно уничтожались уже законченные работы! Вот почему 24 октября 1542 года Микеланджело писал Луиджи дель Риччо: "Живопись и скульптура, труд и верность меня погубили; и так продолжается всё хуже и хуже. Было бы для меня лучше, если бы я с ранних лет научился делать серные спички — я не испытал бы стольких страданий!" 4

Вообще ради искусства Микеланджело жертвовал всем в своей жизни, ради него он был готов вынести любые муки и лишения. Создавая плафон Сикстинской капеллы, он долгое время работал, запрокинув голову и смотря на потолок, так что потом несколько месяцев не мог читать иначе, как держа текст над головой. Весь погружённый в творчество, Микеланджело любил одиночество, вел аскетический образ жизни, мало спал, часто работал по ночам.

Словом, творчество художника (живописца, скульптора, поэта, писателя и т. д.), связанное с созданием не временных поделок, а великих творений, требует от мастера полной самоотдачи, огромного напряжения духовных и физических сил, самоограничения, а порой и самопожертвования; оно приносит творцу не только творческие восторги, но и страдания. В этом глубинная сущность художественного творчества 5.

То, как художники решают для себя вопрос о смысле и значении своей деятельности, о назначении искусства, очень ярко отражено в картинах Вермеера Дельфтского, Рембрандта, Веласкеса, Остаде, Гойи и др., на которых изображён художник за работой, то есть изображён непосредственно сам процесс художественного творчества.

Обратимся к картине Вермеера "Аллегория живописи" из Венского художественно-исторического музея. В этой картине Вермеер прославляет, возвеличивает труд художника. Высокопоставленные лица, знать часто относились к художникам высокомерно, пренебрежительно, приравнивая их к ремесленникам. Вермеер же изображает живописца в парадной одежде и в торжественной обстановке, соответствующей скорее священнодействию, чем обыденному ремеслу. Помещение, в котором он творит, не похоже на неряшливую мастерскую ремесленника: пол выложен мраморной плиткой, на потолке роскошная люстра, за спиной мастера красивый тяжёлый занавес в виде тканого ковра. Занавес подчёркивает театральность, аллегоричность изображаемой сцены. Всё помещение залито ярким, ликующим светом дня, а свет — символ духовного единения с Богом, познания божественных истин, символ нравственности.

Художник сидит спиной к зрителю, лица его не видно — это говорит о том, что перед нами обобщённый образ художника. Его "лицо" — это его искусство, его творения, через них он являет себя людям.

Маска на столе — символ преображения, которое происходит с предметами и явлениями окружающего мира при создании мастером художественного образа, выражающего авторский замысел. На картине мы видим, как простая девушка волей художника преображается на холсте в музу истории с венком славы на голове.

Фолиант, стоящий на столе, по мнению некоторых учёных, — трактат о живописи (есть даже гипотеза, что картина иллюстрирует фрагмент трактата Леонардо да Винчи о живописи). Это также подчёркивает, что смысл картины — размышления об искусстве живописи.

Словом, Вермеер изобразил труд художника как благородное, возвышенное действо, в процессе которого мастер, исходя из реальной действительности, своим искусством воссоздаёт её в преображённом виде; при этом, постигая божественные законы бытия, несёт обществу свет божественной нравственности. И художник — не грубый ремесленник, а жрец высокого, и искусство его — это слава отечества: недаром на стене перед ним карта Голландии, а на холсте нарисован только венок славы.

Объясняя смысл картины Вермеера, я опирался в основном на подробный и великолепный разбор её в книге "Искусство и истина" Ганса Зедльмайра — один из редких примеров обоснованного смыслового анализа в искусствоведческой работе.

Вглядимся теперь в знаменитую картину Рубенса "Меркурий и Аргус" из Дрезденской галереи. Меркурий послан Зевсом убить Аргуса, неусыпного стража нимфы Ио, превращённой в белую корову. Аргус, охраняя Ио, выполняет злую волю Геры. Он здесь — воплощение зла. Рассматривая картину Рубенса, мы видим, что Меркурий сначала усыпил Аргуса игрой на флейте. Он только что кончил игру и осторожно вынимает из ножен меч, чтобы отрубить голову усыплённому злодею.

Тем самым Рубенс искусство (в данном случае музыку) приравнял к боевому оружию — мечу. В этом и есть сокровенный смысл, идея данной картины: искусство, подобно боевому оружию, участвует в борьбе со злом, и в этом заключается, по мнению Рубенса, одна из задач искусства.

О назначении искусства и картина В. М. Васнецова "Баян". Стоит лишь посмотреть, как вдохновенно поёт о боевых подвигах русских витязей старый седой гусляр, видимо, свидетель и участник славных походов, как глубоко действуют на боевую дружину звуки его песен, чтобы стало ясно, что В.М. Васнецова при создании этой картины вдохновляло убеждение, что у искусства высокое гражданское патриотическое служение. Глядя на эту картину, так и вспоминаются стихи М. Ю. Лермонтова:

Бывало, мерный звук твоих могучих слов

Воспламенял бойца для битвы;

Он нужен был толпе как чаша для пиров,

Как фимиам в часы молитвы.

Теперь вспомним, как поэты и писатели размышляли о назначении искусства, своего творчества.

Для А. С. Пушкина творчество поэта — прежде всего отражение нравственности народа, его веры, социальных настроений и чаяний. Поэтому он ещё в 1817 году сказал о себе: "И неподкупный голос мой был эхо русского народа…" С эхом сравнивает он всеобъемлющее творчество поэта и в стихотворении "Эхо" (1831 г.). С другой стороны, поэтическое творчество для А. С. Пушкина — это данное поэту самим Богом поручение: "Глаголом жги сердца людей", — поручение вести их, воспитывая, к вершинам нравственности, при этом совершенствуя прежде всего себя самого. Поэт с честью выполнил свой долг и с полным правом написал о себе:

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал,