141071 ("Массовый человек" в постиндустриальную эпоху), страница 2

Современная ему политическая ситуация вызывает серьезные опасения у Ортеги-и-Гассета, он указывает на то, что торжество гипердемократии - это время, когда масса тиранически навязывает свои желания обществу. Масса - это посредственность; значит, в политике она - гегемония посредственности. Для того чтобы принимать решения, необходимо обладать двумя качествами, которых лишен "массовый человек": нужно обладать свободой и ответственностью. "У большинства людей нет собственного мнения, нужно, чтобы оно происходило извне под давлением, а для этого необходимо, чтобы властью обладало духовное начало".

Раньше массы, как правило, не решали, а присоединялись к решению меньшинства, сейчас решают именно массы, у власти представители масс, они столь всесильны, что свели на нет любую возможность оппозиции. Таким образом, по мнению Ортеги-и-Гассета, именно демократия и всеобщие свободы, явившиеся завоеванием конца XIX - начала ХХ вв., а также отсутствие меньшинства, которое осуществляло бы разумную и дальновидную политику, стали первым шагом к диктатуре масс.

"Массовый человек", как правило, руководствуется не перспективой, а злобой дня, масса плывет по течению, "массовый человек" не созидает. Поэтому массе необходимо следовать чему-то высшему, исходящему от меньшинства. Действуя сама по себе, масса способна только к одному способу воздействия - к расправе, когда торжествуют массы, торжествует насилие. Философ прямо указывает в своей работе на то, что фашизм - доктрина именно "массового человека", а орудием для установления жестокой диктатуры масс является государство.

"Массовый человек" гордится государством, ибо ему известно, что именно оно обеспечивает ему удобную и выгодную жизнь. Масса не воспринимает государство как продукт усилий меньшинства и господства ценностей цивилизации, она видит в государстве безликую силу, которая очень похожа на силу толпы, и считает его своим. "Массовый человек" привык, чтобы все проблемы решало государство, взяв на себя заботы и прибегнув к неограниченной силе. Это вызывает главную опасность - огосударствление всех сторон жизни. "Массовый человек" уверен, что государство - это он. И он всегда попробует использовать давление государственной машины, чтобы уничтожить всякое творческое мышление. Это самый короткий путь к диктатуре.

Глава 2. Перспективы формирования и существования "массового человека" в современном обществе

2.1 Теории "постиндустриального общества"

Начиная с 40-50-х годов ХХ столетия, после появления работ теоретиков Франкфуртской школы, а также после оформления теории индустриализма, сформулированной Р.К.Ф. Ароном в его лекциях в Сорбонне (1956- 1959) и У. Ростоу в книге "Стадии экономического роста. Некоммунистический манифест", объектом изучения западной философии стала "индустрия культуры" как механизм производства массовизированного обезличенного индивида.

Рассматривая историю общества как последовательную смену доиндустриальной, индустриальной и постиндустриальной стадий его развития, теоретики постиндустриализма сопоставляли эти эпохи по таким параметрам:

- основной производственный ресурс (соответственно сырье, энергия, информация);

- тип промышленной деятельности (добыча, изготовление, последовательная обработка);

- характер базовых технологий (трудоемкие, капиталоемкие, наукоемкие).

Эта схема позволила в качестве принципиального отличия постиндустриальной культуры рассматривать переход от взаимодействий человека с природой в доиндустриальном и преобразованной природой в индустриальном обществе к взаимодействию между людьми, где характер межличностных отношений определяется не имитацией действий других людей и не усвоением опыта предыдущих поколений, а комплексным социальным взаимодействием.

В этих теоретических системах наиболее значительное внимание отводилось информации, информационным технологиям и средствам коммуникации. В качестве ведущих признаков нового типа общества его исследователи называли ускорение технического прогресса, уменьшение доли материального производства в совокупном общественном продукте, развитие сектора услуг, повышение качества жизни.

Вместе с этим, как отмечалось еще в технократической утопии Д. Белла "Приход постиндустриального общества. Авантюра в социальном предсказании" (1973), в обществе, где основным фактором социальных трансформаций становится производство и использование информации, существенному обновлению неизбежно подвергается не только экономика, но и человек. Эта "демассифицированная" культура должна отличаться высоким уровнем инновативности и сложности, что напрямую связано с индивидуализацией и дестандартизацией различных сторон политической и экономической жизни.

Д. Белл связывал эти процессы с тем, что в постиндустриальном обществе возникает новый интеллектуальный класс, "представители которого на политическом уровне выступают в качестве консультантов, экспертов или технократов",что приводит в итоге к персонализации культуры.

Концепция постиндустриального общества по Беллу:

- в качестве базисного феномена выступают знание и информация;

- ведущее значение интеллектуальных технологий;

- качественно новый способ организации технологической сферы;

- демонтаж классовой структуры и формирование профессиональной дифференциации;

- реорганизация культурной сферы и ее переориентация на интеллектуальные приоритеты;

- формирование индустрии знания.

Показательно, что Белл представил оптимистический вариант доктрины "массового общества", где масса рассматривалась как преобладающая часть населения, удовлетворенная своим положением и отказавшаяся от борьбы, поскольку "определенный образ жизни, права, нормы и ценности, стремления, привилегии, культура все то, что когда-то составляло исключительное достояние высших классов, распространяется теперь на всех".

Эвристичность предложенной Д. Беллом социальной модели была столь высока, что вызвала появление множества уточняющих и вариативных концепций, расширяющих поле данного социокультурного исследования.

Представление о том, что ведущей тенденцией развития современного общества, перерастающего в общество нового информационного порядка, является интеграция новейших массовых информационных и коммуникационных технологий и существующей социальной системы, лежит и в основе концепций информационного общества, составляющих существенную часть постиндустриальной теории и разработанных Е. Масудой, Дж. Нейсбитом, Дж. Бенингером, Т. Стоуньером, М. Маклюэном, Э. Тоффлером, М. Кастельсом.

Критерием прогресса в таком обществе является возрастание скорости внедрения инноваций, увеличение объема и скорости коммуникации, рост объема полезной информации и ускорение ее обработки за единицу времени в контурах управления за счет автоматизации этой сферы. В новом обществе изменяются типы организационных стилей, характер восприятия реальности, семейные ценности.

Осуществляя последовательное сопоставление индустриального и постиндустриального общества, сравнивая их экономическую основу, особенности аппарата управления, исследуя психологические характеристики индивидов, включенных в процесс производства, Тоффлер, в частности, приходит к выводу о том, что супериндустриальное общество характеризуется не только высоким уровнем инновативности, но и демассификацией и дестандартизацией всех сторон политической и экономической жизни.

Изменение характера труда и межличностных отношений изменяет систему ценностей и ориентации человека на психологические, социальные и этические цели. Изменяется и профессиональная характеристика индивида, прошедшего многоуровневое обучение, обладающего не только мастерством, но и информацией, развитого не только физически, но и духовно.

Как отмечает автор, современный этап развития цивилизации делает "метакультурную индивидуальность", проявляющую способность к отказу от привычных матриц поведения и восприятия и выходу за рамки привычного видения мира, типичным проявлением новой формирующейся информационной культуры. Для человека новой культурной формации мобильность ориентации в рамках стремительно изменяющейся среды и новый способ ее освоения становятся принципиальным моментом, возможно, вопросом его выживания. "В быстро меняющемся мире прошлый опыт реже может служить надежным компасом, необходимы гораздо более быстрое освоение нового, большая реактивность Я, подвижность, умение действовать методом проб и ошибок".

Тоффлер оптимистически оценивает перспективы роста субъекта "Третьей волны". В этой спецификации мышления футуролог видит формирующуюся способность к восприятию огромных массивов информации, пульсирующих и растущих потоков данных, что соотносится с требованиями новой социальной и технологической реальности. Подобная структура информационной сферы, сменившая старую, перегруженную и "изношенную", была изначально определена увеличением объема и скорости обновления информации, необходимой для поддержания устойчивости социальной системы. Для успешной социальной и информационной адаптации в качественно изменившихся условиях субъект новой культуры вынужден постоянно обновлять свою собственную "базу данных".

В таких условиях становится реальностью неизбежный в современной ситуации переход к личности нового типа - информационно-адаптированной, основными характеристиками которой могут быть представлены естественное включение в информационные процессы, способность к адекватному восприятию полученной информации и настроенность на эффективное ее использование в своей деятельности.

В новом обществе под индивидуальные потребительские нужды подлаживается и культура, специфика которой описывается Тоффлером в категориях "приспособления к возрастанию жизненного уровня" и "совершенствования технологий", позволяющих снижение себестоимости "культурных продуктов" даже при условии введения их различных вариантов. "Поскольку удовлетворяется все больше и больше основных нужд покупателей" - отмечает исследователь, - можно твердо предсказать, что экономика будет еще энергичней идти навстречу тонким, разнообразным и глубоко персональным потребностям покупателя, потребностям в красивых, престижных, глубоко индивидуализированных и чувственно приятных для него продуктах".

Таким образом, как считает Тоффлер, уровень потребляемой культуры становится иным: массовая культура продолжает существовать как уникальный механизм, обладающий компенсаторной и рекреативной активностью, удовлетворяя нужды значительной части общества, однако, она перестает быть единственной культурой, удерживающей монополию на массовое сознание. Элитарная же культура теряет свое значение классово чуждой и недоступной массам, но, наоборот, начинает выполнять роль культурного образца и занимает в иерархии ценностей достойное ее место. Именно этот феномен Тоффлер и обозначает как индивидуализацию личности и демассификацию культуры.

2.2 Место и роль "массового человека" в "постиндустриальном обществе"

Сегодня в западном мире стали реальностью социокультурные трансформации, которые отмечались Тоффлером как тенденции в том числе, изменение стиля жизни, "домо-центризм" и "индивидуализм", обусловленные в значительной степени улучшением оснащения европейских домов электронным оборудованием, повышением безопасности жилища и его комфортабельности, "включенностью" в мир при помощи средств массовой коммуникации и посредством подключения к глобальным информационным анклавам через компьютерную Сеть.

Преобразования претерпела и социальная сфера, где значительно повысился уровень востребованности профессий, требующих достаточно высокого образовательного уровня, а также налицо ярко выраженное доминирование индивидуальных форм потребления культуры. Все эти социокультурные трансформации можно рассматривать как признаки рождения иной культуры и формирования такого ее субъекта, который утрачивает качества "массового человека".

Признание унификации в качестве устаревшей установки и утверждение права на отличие проявляется не только в изменении образа жизни и плюрализме в бытовой сфере, но и в многообразии подходов в искусстве и науке, освободившихся от ссылок на авторитеты и реальность. Эти особенности информационной культуры характеризуют ее и как культуру постмодерна. В постмодернизме радикальные изменения западного общества, которые стали очевидными к 60-м годам прошлого столетия, получили оценку не в экономическом аспекте (как в постиндустриальных, а также рассматривающих более узкий технологический ракурс информационных теориях), а в аспекте социокультурном. В частности, взаимообусловленность экономических и социокультурных факторов учитывается в концепции постэкономического общества.

Характерно, что, существуя как самостоятельные теоретические построения, и концепции информационного общества и постмодернистские концепции свой толковательный потенциал обращали на одни и те же экономические, социальные и культурные процессы. Отражением этих процессов стали, с одной стороны, стремительные технологические изменения и отказ от форм индустриального производства, с другой изменения социокультурные, связанные с принципиально иным уровнем проявления субъективности.

Наиболее ярким выражением этих социокультурных трансформаций стали такие процессы, как демассификация и индивидуализация, как трансформация характера потребления и его мотивации, где характерной особенностью обмена начинает выступать не экономический, а символический характер, как замена экономических - постэкономическими ценностями, принципиальной особенностью которых, как отмечали теоретики постмодернизма, является их символическая природа, связанная со статусными аспектами.

Изучая экономические процессы с точки зрения их субъекта, теоретики постмодернизма пришли к выводу, что, в отличие от индустриальной, постиндустриальная экономика провозглашает иной принцип, где вещи артикулируются не в дискурсе потребительной или меновой стоимости, а в дискурсе стоимости знаковой.

Бодрийяр Ж. рассматривал современного человека как активную личность, проявляющую свои особые, индивидуальные качества в процессе потребления, чему способствует, в частности, высокое экономическое развитие, обеспечившее первичные потребности человека.

Иными словами, содержание вещи, степень ее полезности определяется не потребительской стоимостью, достаточно универсальной, но его высокоиндивидуализированной символической ценностью. Вещи в такой системе отношений не могут быть сравнимы друг с другом по признаку эквивалентности, более того, ценность каждой отдельной вещи не является закрепленной, но произвольно устанавливается в рамках индивидуальной системы потребностей.

В подобных обстоятельствах человек становится более свободным в реализации повседневных потребностей, в общении и образовании, в страсти к развлечениям и увеличению свободного времени, в одежде, танцах, даже в новых способах лечения, цель которых освобождение своего "Я".

Исследователи отмечают, что та философия гедонизма, которая была характерной для общества 60-х годов, к 80-90-м годам претерпела существенные изменения. Сегодня успех ассоциируется не с обладанием вещами, а с качеством жизни, а сам гедонизм персонализируется и ориентируется на "любование собственной душой". При этом гедонистическая этика 60-х с ее активным сопротивлением пуританству и отчуждению труда, и безоглядным погружением в "эротически-психопатическую" массовую культуру сменяется умеренными идеалами, осуждением "потребительской всеядности", неприятием урбанизированной и стандартизированной жизни.

"Культ духовности, и спортивного развития заменил собой контркультуру, состояние неподвижности; толерантная и экологическая "простая жизнь" заняла место страсти к обладанию; нетрадиционная медицина, основанная на применении медитации, трав, наблюдение за собственным организмом и своими "биоритмами" указывают на дистанцию, которая отделяет нас от гедонизма в первоначальном его варианте". Эта система ценностей, означавшая преодоление прежней системы материальной, экономической мотивации и формирование постматериальных, постэкономических потребностей, определяемых не внешними, а внутренними побудительными стимулами к деятельности, была названа "постматериалистической" или "постэкономической".

Ее появление было обусловлено рядом причин: во-первых, изменением характера производства, основанного на технологическом прогрессе, что позволило человеку удовлетворять материальные потребности достаточно просто и за счет достаточно непродолжительного рабочего времени. Вследствие этого, само по себе материальное благополучие утрачивает свою значимость, а на первый план выходят такие проблемы, как "необходимость сочетать безопасность и свободу, справедливость и ответственность".

Во-вторых, превращением науки и знания в производительную силу, что, делает очевидной корреляцию между образованием и достатком и повышает социальный статус их носителей. Это, в свою очередь, изменяет отношение человека к информации, в сторону которой смещается потребление, что стимулирует генерацию новых знаний. Благодаря этому потребление превращается в "элемент производства", а отношение человека к самому себе и другим людям влияет наряду с информацией и знанием на экономический прогресс.