75605-1 (Эстонское дело 1949 - 1952 гг.)

"Эстонское дело" 1949 - 1952 гг.

Е.Ю.Зубкова

Несмотря на откровенность обсуждения многих считавшихся ранее запретными тем, история советизации Балтии всё ещё продолжает оставаться "горячей темой" нашей историографии. События полувековой давности, переплетаясь с реалиями дня сегодняшнего, не дают остыть эмоциям, подменяя порой научную дискуссию демонстрацией взаимных исков и претензий. В истории взаимоотношений России и стран Балтии действительно можно найти целый ряд весьма непростых сюжетов, которые способны актуализироваться в современной политике. Но это вовсе не повод делать вид, что таких сюжетов вообще не существует. Особенно применительно к советскому периоду балтийской истории.

С момента включения Литвы, Латвии и Эстонии в состав СССР в 1940 г. и вплоть до распада союзного государства в 1991 г. Балтия оставалась для Москвы своего рода проблемной зоной. Неприятие политики советизации большинством коренного населения, западная ориентация региона, слабое влияние коммунистической идеологии, своеобразие быта и культуры - все эти факторы в той или иной мере сказывались на формировании "балтийской политики" Москвы. В своих основных чертах и принципах эта политика сложилась в первые послевоенные годы, подвергаясь в дальнейшем лишь незначительной коррекции. В её развитии в тот первый послевоенный период можно выделить два этапа: 1) осень 1944 г. - середина 1947 г. и 2) осень 1947 г. - март 1953 г. На первом этапе центральная власть стремилась избегать наиболее жёстких методов обеспечения своего влияния в регионе, используя репрессии главным образом в отношении вооружённой оппозиции. Советизация региона на втором этапе проводилась уже с откровенным акцентом на унификацию и силовые методы. Под каток репрессий - депортаций и чисток - попали тогда как рядовые граждане, так и представители правящей элиты. Составной частью этого процесса стало "эстонское дело".

Контекст

Колебания "балтийской политики" Москвы, как правило, вписывались в контекст общих перемен, происходивших внутри страны и в мире. В случае с республиками Балтии изменения международного климата играли особую роль. В результате международных договорённостей 1945 года Советский Союз приобрёл собственную "зону влияния" в Европе, в которую вошли так называемые страны народной демократии. Однако, получив зону влияния, советское руководство не имело первоначально чёткого представления о механизмах влияния в "подведомственной" зоне. Республики Балтии, которые, с одной стороны, были частью СССР, но с другой стороны, имели тесные связи с европейскими странами, в период становления восточноевропейской политики Москвы сыграли роль буфера, территории, где отрабатывалась модель советизации, отличная от "классического" (довоенного) образца. Процессы советизации республик Балтии в составе СССР и стран Восточной Европы как суверенных государств развивались во многом по сходному сценарию, имели общую динамику и точки перелома. Это позволяет рассматривать отношения между Москвой и республиками Балтии не только как внутреннее дело СССР, но и как составляющую более общего процесса распространения советского влияния в послевоенной Европе.

1947 год в этом смысле стал переломным, подводящим черту под тем периодом восточноевропейской политики Москвы, когда она строилась ещё на относительно либеральных принципах (в её основу была заложена идея многообразия путей перехода к социализму, тактика демократического блока и т.д.) 1. После создания Коминформа (сентябрь 1947 г.) был взят курс на унификацию политических режимов восточноевропейских стран по советскому образцу. Поскольку такой поворот встречал протест со стороны самых разных политических сил, одним из главных механизмов советизации становятся репрессии против недовольных. Сначала чистки коснулись членов некоммунистических партий и других отнесённых к категории "чуждых элементов", затем перекинулись на коммунистов.

В 1949 г. в странах Восточной Европы прошло сразу несколько больших политических процессов, организованных по образу советских показательных процессов 30-х годов. Фигурантами на этих процессах выступали коммунисты, обвинённые в приверженности идеям "национального социализма", недооценке роли и значения СССР, советского опыта социалистического строительства и других подобных "грехах". Нельзя не отметить непосредственную заинтересованность Москвы в развитии этой репрессивной кампании. Но не меньшую роль в её эскалации (а главное, выборе жертв) сыграл "местный" фактор, когда разного рода политические обвинения использовались лишь как повод для сведения личных счётов и средство борьбы за власть. Первые судебные процессы состоялись над Л. Райком в Венгрии и Т.Костовым в Болгарии. В 1950 - 1952 гг. аналогичные процессы были организованы в Чехословакии - над Г.Гусаком, Л.Новомесским, М.Швермовой, Р.Сланским. Эти процессы завершили формирование в странах Восточной Европы политических режимов, которые шли уже безоговорочно в фарватере советской политики.

Одновременно, в Советском Союзе шёл свой процесс "закручивания гаек", составной частью которого стали чистки центральной и региональных элит. Эти чистки призваны были оказать своего рода дисциплинирующее воздействие на номенклатуру, особенно региональных лидеров, которые за время войны успели получить некоторую свободу действий, и могли быть, и не без основания, заподозрены в стремлении к относительной самостоятельности от центра. В то же время в ближайшем окружении Сталина намечались очередные клановые разборки. В роли противоборствующих блоков выступали группа Маленкова - Берия, с одной стороны, и группа Жданова - Кузнецова, с другой. Эти разборки послужили одним из поводов для раскручивания "ленинградского дела" 1949 - 1950 гг.

На региональном уровне самая крупная чистка в среде политической элиты коснулась тогда Эстонии. "Эстонское дело" - понятие условное, речь идет о серии акций 1949 - 1952 гг., в результате которых произошло почти полное обновление руководства республики. В отличие от "ленинградского дела" и репрессивных кампаний в странах Восточной Европы, в Эстонии не было ни крупных процессов, ни расстрельных приговоров. Тем не менее, связь "эстонского дела" с этими событиями очевидна: это были звенья одной цепи, составляющие одной кампании, смыслом которой была странная, на первый взгляд, но вполне укладывающаяся в логику имперского сознания попытка создать построенную на принципах жёсткой иерархии беспрецедентную по масштабам управленческую вертикаль.

"Эстонское дело" - и в этом его специфика - было первым среди послевоенных чисток, в котором одним из главных мотивов обвинения выступал "местный национализм". В советском политическом лексиконе тех лет понятие "национализм" обладало рядом особенностей: во-первых, оно использовалось исключительно в негативном значении (как оппозиция "положительному" интернационализму), а во-вторых, само это понятие являлось аморфным, расплывчатым. Оно то становилось синонимом этнической ограниченности (прежде всего, в вопросах культуры), то приравнивалось к антисоветизму. Используемые вместе с ним определения "буржуазный" или "местный" мало проясняли сущность самого понятия, а скорее квалифицировали степень "опасности" явления и, соответственно, степень вины уличённых в "национализме" лиц. "Местный национализм" имел свои разновидности: он мог быть азербайджанским, украинским, эстонским и т.д. Однако, несмотря на эти определения, в трактовке официальной идеологии "национализм" не был этнической категорией, во всяком случае, не этничность выдвигалась на первый план в качестве его сущностного признака. Ссылки на этнический момент (этническую ограниченность) были не более, чем эвфемизмом, за которым скрывались, на самом деле, специфически понимаемые государственные интересы. Построенная на принципах жёсткой централизации государственная система болезненно реагировала на любые попытки периферии ослабить свою зависимость от центра, даже если эти попытки не выходили за границы культурной автономии.

Для того, чтобы дисциплинировать региональных лидеров, достаточно было "наказать" одного-двух в качестве показательных примеров. В этом смысле выбор балтийского региона, самого "молодого" и всегда вызывавшего у Москвы подозрение в неблагонадёжности, понятен. Остаётся вопрос - почему среди трёх балтийских республик была выделена именно Эстония? Вопрос этот тем более правомерен, что обвинения, выдвинутые против эстонских руководителей, вполне могли бы разделить лидеры Латвии и Литвы. Во всяком случае, Н.Каротамм как первый секретарь ЦК эстонской компартии был не большим "националистом", чем А.Снечкус в Литве или Я.Калнберзин в Латвии. Мы не располагаем пока документами, которые позволили бы однозначно ответить на вопрос о мотивах выбора объекта показательной чистки, но можно попытаться восстановить логику событий, следствием которых стало "эстонское дело".

Предыстория

Ситуация в Эстонии вызывала обеспокоенность московского руководства ещё задолго до начала событий, сложившихся в "эстонское дело". После ликвидации в марте 1947 г. специальных органов представительства ЦК ВКП(б) в прибалтийских республиках - Бюро ЦК ВКП(б) по Литве, Латвии, Эстонии, контроль за положением дел в этих регионах и за поведением местных лидеров со стороны центральной власти несколько ослаб. Инспектора и инспекторские группы, периодически направляемые из Москвы в республики Балтии, почти всегда регистрировали наличие ошибок и даже "извращений" в политике лидеров Латвии, Литвы и Эстонии. Одна из таких инспекторских поездок была организована в Эстонию в январе 1948 года. По её результатам был составлен документ "О недостатках в работе партийных организаций Эстонской ССР", адресованный секретарям ЦК ВКП(б) А.А.Жданову, А.А.Кузнецову, М.А.Суслову, Г.М.Попову.

Отмечая в нескольких строках достижения Эстонии за первые три послевоенных года, документ констатировал: "В деятельности ЦК КП(б) Эстонии имеются крупные недостатки и ошибки, которые замедляют перестройку всей жизни эстонского народа на советский лад". К числу главных ошибок эстонского руководства были отнесены "серьёзные извращения в осуществлении политики партии в деревне", которые сводились к следующему: при проведении земельной реформы части зажиточных крестьян удалось сохранить за собой лучшие земли, местное руководство оказывало покровитель-ство кулакам (например, при распределении государственного сельскохозяйственного кредита), не защищало интересы бедняков и др.

Первый секретарь ЦК компартии Эстонии Н.Г.Каротамм обвинялся в том, что он "по существу запретил газетам вести пропаганду преимуществ колхозного строя", а в республике продолжается "насаждение хуторов" 2.

Проверка ЦК ВКП(б) выявила также "наличие весьма существенных недостатков в руководство промышленностью Эстонской ССР". Руководство Эстонии критиковалось не только за положение дел в промышлен-ном производстве, но и за то, что оно "ну изучает и не учитывает в своей работе политических настроений рабочих". "Вражеские элемен-ты и действующие им на руку головотяпы, - говорилось в докладной записке инспектора ЦК ВКП(б), - создают условия для недовольства рабочих, особенно в отношении русских рабочих, приехавших в Эстонию на работу по вербовке (...) Такое отношение к рабочим, завербованным для работы в Эстонии, ставит их в отчаянное положение. Лишенные поддержки, они распродают всё, что привезли с собой, и в конце концов бегут из Эстонии" 3. Наличие антирусских настроений в различных слоях эстонского общества было признано серьёзным фактором, влияющим на всю общественную атмосферу в республике. ЦК КП(б) Эстонии получил также упрёк в том, что он "допустил полити-ческую беспечность в деле очищения государственного аппарата от враждебных элементов". "Самым опасным является то обстоятельство, - следовал итоговый вывод, - что ЦК КП(б) Эстонии не возглавляет классовую борьбу в республике и не разоблачает конкретных носите-лей буржуазной националистической идеологии, недооценивает дело перевоспитания эстонского народа в духе советского патриотизма" 4.

Хотя обвинений было достаточно, чтобы не только отстранить руководителей Эстонии от занимаемых должностей, но и для более серьёзных санкций, в 1948 году против эстонских лидеров никаких репрессивных мер предпринято не было (эта записка вообще пролежала в отделе ЦК ВКП(б) почти два года и была востребована только в 1950 г.) Возможно, в данном случае сыграла свою роль позиция А.А.Жданова и А.А.Кузнецова, которые "опекали" Эстонию. Второй секретарь ЦК компартии Эстонии Г.Т.Кедров хорошо знал Кузнецова ещё по совместной работе в Ленинграде 5 и пользовался его поддержкой (на пост второго сек-ретаря ЦК КП(б)Э Кедров был назначен также по рекомендации Куз-нецова).

После смерти Жданова и начала "ленинградского дела" судьба Кедрова была практически предрешена. 29 августа 1949 г. Бюро ЦК КП(б) Эстонии, а затем и республиканский пленум освободили Кедрова от должности второго секретаря ЦК. После этого Кедров был вызван в Москву, где в результате короткого разбирательства его дела на Комиссии партийного контроля он был исключён из партии "за политически недостойное поведение в бытность работы в качестве секретаря Ленинградского горкома партии по кадрам" 6. 27 октября пленум ЦК КП(б) Эстонии без обсуждения вывел Кедрова из состава ЦК компартии республики и его Бюро как исключённого из партии. Тогда же, в октябре, Кедров был арестован, а через два года - 21 января 1952 г. по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР осуждён к 25 годам лишения свободы с высылкой в Воркуту 7.

Вполне вероятно, что именно "ленинградское дело" поставило Эстонию в особое положение, определив её в качестве очередного, показательного объекта чисток. Вместе с тем, вряд ли правомерно рассматривать эстонские события только как "след" ленинградских: после устранения Кедрова ни он сам, ни "ленинградское дело" в документах, так или иначе связанных с чисткой эстонского руководства, не упоминались. В "эстонском деле" гораздо более очевиден момент совпадения интересов - центра, стремящегося полностью подчинить своему влиянию регионы, и представителей региональных элит, ведущих борьбу за власть и готовых ради победы в этой борьбе принять правила игры, предложенные Москвой. В этом смысле события в Эстонии подчинялись той же логике развития, как и политические разборки во властных структурах восточноевропейских стран.

Фигуранты

Высшие органы власти трёх балтийских республик были сформированы ещё в 1940 г., а после окончания немецкой оккупации в 1944 г. восстановлены. Вернулись к прежним обязанностям руководители республик - за исключением Эстонии, где "первые лица" Н.Каротамм (первый секретарь ЦК республиканской компартии) и А.Веймер (председатель Совнаркома, а затем Совета Министров) заняли свои посты только в 1944 г. Таким образом, эстонское руководство было как бы самым молодым, однако не этот фактор мог стать причиной более пристального внимания Москвы к Эстонии, а другое обстоятельство: во время оккупации немецкими властями был арестован возглавлявший тогда коммунистическое подполье К.Сяре, первый секретарь ЦК компартии Эстонии, немедленно обвинённый советской стороной в "предательстве" (хотя прямых доказательств для подобных обвинений не было).