Итак, крестьянин удельной Руси был вольный хлебопашец, сидевший на чужой земле по договору с земле­владельцем; его свобода выражалась в крестьянском выходе или отказе, т. е. в праве покинуть один участок и перейти на другой, от одного землевладельца к другому.

Поместное землевладение и зарождение крестьянской зависимости (XV в.)

Переход человека из одного разряда в другой — из крестьян в горожане («посадские люди») или в холопы и обратно, — был очень легок и доступен всем, поэтому общественное устройство в удельное время было очень неопределенно и бесформенно.

Такая неопределенность не могла удержаться при переходе удель­ного быта в государственный. Московские государи раньше всего взялись за переустройство своего «двора». Они на­ложили свою руку на земли своих служилых князей и требовали, чтобы земли эти «не выходили из службы». То же правило было применено ко всем вообще вотчинам: всякий, кто владел землею, был обязан участвовать в защите государства. С каждой вотчины должны были являться ратные люди, «конны и оружны», по первому зову государя. Княжата и бояре, владевшие крупными вотчинами, приводили с собою целые «воинства» своих людей. Мелкие вотчинники выезжали на службу сами «своею головою» или с одним-двумя холопами. Но так как во время тяжелых войн с татарами, литвою и немцами нужна была большая военная сила, то обычной рати не хватало, и московские государи стали усиленно вербовать служилых людей, «собою добрых и дородных» (то есть годных к бою), и селить их на казенных землях, потому что иных средств на содержание воинских людей, кроме земель, тогда не было.

Прежде такие земли давались слугам из частных владений князя, из его «дворца». Теперь «дворцовых» земель уже не хватало и слугам стали давать земли «черные» (то есть податные, государ­ственные). Прежде такие земли, данные слугам,, носили название «служних земель»; теперь они стали называться «поместьями», а их владельцы — «помещиками», «детьми боярскими» и «дворя­нами». В отличие от вотчин, которые были частною наследст­венною собственностью вотчинников, поместья были временным владением. Помещик владел землею, пока мог служить; прекраща­лась служба за нерадением или смертью помещика, — и поместье возвращалось в казну. На государеву службу было «поверстано» множество народа; новым помещикам были розданы земли вблизи границ: в Новгородских пятинах, в Смоленске, в Северском крае, на Оке и, наконец, в центральных областях кругом Москвы.

Развитие поместной системы повело к тому, что большие про­странства занятой крестьянами земли были переданы помещикам и, таким образом, на этих землях создалась зависимость крестьян от землевладельцев. За то, что землевладелец, служил с своей земли государству, крестьяне обязаны были работать на него, пахать его пашню и платить ему оброк. Ни помещику, ни правительству было уже неудобно допускать свободный выход кре­стьян с занятой ими земли, и потому крестьян старались удерживать на местах.

С XV в. начинается разделение крестьянства на «старожильцев», которые издавна жили в вотчине или поместье и платили феодалу ренту, и «пришлых», «окупленных» (выкуплен­ных холопов), освобожденных на время от повинностей. Эти категории крестьян феодалы стремились перевести в разряд «старожильцев».

«Старожильцы» и «пришлые»

Приблизительно с конца XIV до начала XVII в. среди крестьянства центральной окско-волжской Руси идет непре­рывающееся переселенческое движение, сначала односто­роннее — на север за верхнюю Волгу, потом, с половины XVI в., с завоеванием Казани и Астрахани, двусторон­нее — еще на юго-восток по Дону, по средней и нижней Волге. Среди этого движения в составе крестьянства обозна­чились два слоя: сидячий, оседлый — это старожильцы, и перехожий, бродячий — пришлые.

Старожильство означало давность местожительства или принадлежности к обществу, город­скому или сельскому. Но первоначально оно не определя­лось точным числом лет: старожильцами считались и кре­стьяне, сидевшие на своих участках 5 лет, и крестьяне, говорившие про занимаемые ими земли, что их отцы сади­лись на тех землях.

Само по себе старожильство не имело юридического значения в смысле ограничения личной свободы старожильцев; но оно получало такое значение в связи с каким-либо другим обязательством. В обществах черных и дворцовых крестьян такова была круговая порука в уплате податей. Старожильцы образовали в таких обществах основной со­став, на котором держалась их податная исправность; раз­брод старожильцев вел к обременению остававшихся и к недоимкам. Кто уходил, не платил ничего; а кто оставался, тот должен был платить за себя и за ушедших. Насущною нуждою этих обществ было затруд­нить своим старожильцам переход на более льготные земли, особенно церковные. Выход затруднялся и уплатой доволь­но значительного пожилого, которое рассчитывалось по числу лет, прожитых уходившим старожильцем на участке; расчет становился даже невозможным, если во дворе десят­ки лет преемственно жили отец и сын. Поэтому крестьянские миры сами просили у государя права не выпускать из общины «старожильцев» письменных крестьян. Навстречу тягловым нуждам черных и дворцовых обществ шло и правительство, уже в XVI в. начинавшее укреплять людей к состояниям, к тяглу или к службе, чтобы обеспечить себе прочный кон­тингент тяглых и служилых людей. Двусторонние условия привели к тому, что частные и временные меры, обобщаясь, завершились к началу XVII в. общим прикреплением старо­жильцев не только к состоянию, но к месту жительства.

Таким образом государственные и дворцовые крестьяне были прикреплены к земле и образовали замкнутый класс: ни их не выпускали на владельческие земли, ни в их среду не пускали владельческих крестьян, и это обособление является в подмогу круговой поруке для обеспечения подат­ной исправности сельских обществ. Такое прикрепление, разумеется, не имело ничего общего с крепостным правом. Это чисто полицейская мера.

На владельческих землях так же, как и на черных и дворцовых, существовал слой старожильцев, но с иным ха­рактером. Там старожильцы — основные кадры, которые поддерживали тягловую способность сельских общин, несли на своих плечах всю тяжесть круговой поруки; здесь — это наиболее задолжавшие, неоплатные должники.

В ходе переселенческого движения за счет центра заселяются юго-восточные окраины, верхняя Ока, верхнее Подонье, среднее и нижнее Поволжье. Сельское население центра сильно редеет. Остававшиеся на ста­рых местах крестьяне сидят на сокращенных пахотных уча­стках. Одновременно с сокращением крестьянской запашки увеличивается барская пашня, обрабатываемая холопами за недостатком крестьянских рук. Стремясь не допустить сокращения крестьянских хозяйств, помещик образовывал усиленной ссудой (деньги, семена, рабочий скот и т.п.) новых домохозяев из неотделенных членов старых семей, из сыновей, младших братьев и племянников. Так же нуждались в увеличенной ссуде и «пришлые» крестьяне для поднятия новых земель. Ссуда также часто навязывалась крестьянину, чтобы закрепить его на земле. Таким образом, землевладелец обязывал крестьян сидеть у себя, пока не отработает долга. При невозможности выплатить долг, что случалось довольно часто, крестьянин попадал в неоплатные должники, и следовательно ни он, ни члены его семьи не могли уйти от землевладельца, фактически попадали в крепостную зависимость от него. Ссуда создавала отношения, в которых владельческому крестьянину приходилось выбирать между бессрочно-обязанным крестьянством и срочным холопством. Это было не полицейское прикрепление к земле, какое установила круговая порука для государевых черных крестьян, а хозяйственная долговая зависимость от лица, от земле­владельца-кредитора по общему гражданскому праву.

Первые законодательные меры закрепощения крестьян

XV в. в положении русского крестьянства характеризу­ется исследователями как переломный, когда феодалы и го­сударство переходят в наступление на права и свободы крестьян.

Одним из первых проявлений такого наступления, стала статья 57 Судебника 1497 г. Ивана III, которая ограничила право «отказа» крестьян от земли. Статья закрепляла один обязательный общегосударственный срок выхода – неделю до Юрьева дня (26 ноября) и неделю, следующую за этим днем. Первона­чально право это не было стеснено законом; но самое свой­ство поземельных отношений налагало обоюдное ограниче­ние как на это право крестьянина, так и на произвол земле­владельца в отношении к крестьянину: землевладелец, на­пример, не мог согнать крестьянина с земли перед жатвой, как и крестьянин не мог покинуть свой участок, не рассчи­тавшись с хозяином по окончании жатвы.

Предполагается, что с 60-х гг. XV в. начали производить переписи крестьян, обязанных нести тягло. Их записывали вместе с их землями в особые «писцовые книги» и тех, кто попал в книгу, считали прикрепленными к той земле, на которой он был записан. Эти «письменные» крестьяне («старожильцы») уже не выпускались со своих мест; могли переходить с места на место только люди «неписьменные», то есть не записанные в книги («пришлые»), которых, как указано выше, землевладельцы прикрепляли к земле в основном с помощью ссуд. Правом перехода в Юрьев день пользовались те крестьяне, которые не «за­старели» еще за своими землевладельцами.

Так мало-помалу принимались меры к тому, чтобы прикрепить крестьян к местам, сделать из них оседлое податное сословие, обязанное платить государю подати («тянуть тягло»), а на служилых землях еще и работать на зем­левладельца. С развитием поместного землевладения устанавливалась зависимость крестьян­ского населения от помещиков, за которыми крестьяне были записа­ны в писцовых книгах.

Дальнейшее усиление зависимости крестьян от землевладельцев (XVI в.)

Значительное расширение территории Московского госу­дарства, возникновение казачества, последствия опричнины и Ливонской войны стимулировали государство к ограничению права «выхода».

Судебник Ивана IV 1550 г. увеличил «пожилое» и обя­зал крестьян засевать перед уходом озимь, стал регулиро­вать и ускорять переход различных категорий сельского на­селения в разряд старожилых.

Во время опричнины Грозного, вследствие разных причин, крестьяне во множестве своевольно оставляли свои земли и шли на «дикое поле», в казаки, или же на новые земли в завоеванное Грозным Поволжье. Землевладельцы, разумеется, не желали выпускать из-за себя крестьян и всеми мерами задерживали их, прибегая даже к насилию. А так как народ все-таки уходил, и рабочих в центральных областях государства становилось все менее и менее, то землевладельцы стали изыскивать способы, как бы взамен ушедших, добыть на свои земли новых работников. Самым действенным способом было переманить крестьян от соседей, «вывезти» их из-за других владельцев. Крестьянский «вывоз» стал обычным явлением. Пользуясь тем, что законом крестьянский пере­ход не был запрещен, богатые землевладельцы рассылали своих приказчиков, чтобы выкупать крестьян у их господ (заплатив гос­подам за крестьян все их долги) и таким способом «отказывать» крестьян от владельцев и «вывозить» их на свои земли, заманив разными льготными обещаниями. Шла, таким образом, борьба за крестьян, в которой победа оставалась на стороне богатых земле­владельцев. Они имели средства, чтобы добывать себе рабочих людей; мелкие же помещики не имели средств, чтобы их удержать за собою.

Между тем московское правительство именно из мелких помещиков составляло свое главное войско и потому не могло допустить их обеднения и разорения. Оно должно было вмешаться в борьбу за крестьян еще и по той причине, что «перевоз» крестьян вел к бесчисленным ссорам и жалобам; суды были завалены делами о возвращении увезенных и ушедших крестьян и о взыскании убытков от незаконных «вывозов» и «отказов». Вот почему, стали появляться указы о крестьянах.

В 1581 г. начинается новое описание русских земель и временно запрещается (первона­чально, вероятно, в отдельных районах) выход крестьян в Юрьев день («заповедные лета»). В 1592 г. начинается со­ставление новых писцовых книг, которые в дальнейшем рассматривались как офи­циальный документ, прикреплявший крестьян к земле и фе­одалам, как ее собственникам.

Указ 1597 г.

Первым актом, в котором видят указания на прикрепле­ние крестьян к земле, как на общую меру, считают указ 24 ноября 1597 г. Из этого акта следует, что если крестья­нин убежал от землевладельца не раньше 5 лет до 1 сен­тября (тогдашнего нового года) 1597 г. и землевладелец вчинит иск о нем, то по суду и по сыску такого крестьянина должно возвратить назад, к прежнему землевладельцу, «где кто жил», с семьей и имуществом, «с женой и с детьми и со всеми животы». Если же крестьянин убежал раньше пяти лет, а землевладелец тогда же, до 1 сентября 1592 г., не вчинил о нем иска, такого крестьянина не возвращать и исков и челобитий об его сыске не принимать. Больше ни­чего не говорится в царском указе и боярском приговоре 24 ноября. Указ, очевидно, говорит только о беглых крестья­нах, которые покидали своих землевладельцев «не в срок и без отказу», т. е. не в Юрьев день и без законной явки со стороны крестьянина об уходе, соединенной с обоюдным расчетом крестьянина и землевладельца. Этим указом уста­навливалась для иска и возврата беглых временная дав­ность, так сказать, обратная, простиравшаяся только назад, но не ставившая постоянного срока на будущее время. Такая мера принята была с целью прекратить затруднения и беспорядки, возни­кавшие в судопроизводстве вследствие множества и запоз­далости исков о беглых крестьянах. Указ не вносил ничего нового в право, а только регулировал судопроизводство о беглых крестьянах.

Установление пятилетнего срока для возвращения беглых крестьян, записанных в последние писцовые книги 1592 года, подало мысль многим историкам, что за пять лет до указа 1597 г., то есть в 1592 году, состоялся общий закон, запретивший крестьянам переход и отменивший так называемый Юрьев день. Но, несмотря на все поиски, текст этого закона 1592 года не найден, и самое существование его весьма сомнительно (Платонов).

Некоторые историки высказывали мысль, что указ 1597 г. и есть тот самый закон, которым крестьяне впервые были прикреплены к земле, но не прямо, а косвенно: без предварительного запрещения правительство признало незаконными все крестьянские переходы, совершившиеся в последние пять лет до издания этого указа, и дозволило покинувших свои участки крестьян возвращать на них, как беглецов.

После указа 1597 года несколько раз были выдаваемы указы о том, чтобы крупные зем­левладельцы не возили крестьян из-за мелких и чтобы вообще никто не вывозил крестьян к себе в большом количестве. Этими указами надеялись прекратить столкновения из-за крестьянского вывоза и разорения мелких помещиков крупными владельцами. Незаметно, однако, чтобы указы о крестьянах в чем-либо помогли делу: и после них продолжалось крестьянское передвижение, и слышались по-прежнему жалобы помещиков на уход и увоз крестьян. Важно было то, что правительство обратило внимание на положение крестьян и стало законом определять отношения крестьян к зем­левладельцам. Указами о крестьянах в последние годы XVI века московское правительство старалось остановить все еще сильную бродячесть крестьянского населения.

Завершение процесса установления крепостного права (XVII в.)

В XVII в. завершается процесс установления крепостно­го права. Он связан со Смутой начала века и последующим восстановительным периодом 20—50-х гг. Вся история Московского государства в XVII столетии развивается в прямой зависимости от того, что произошло в смутную эпоху. Страшное разорение страны в смуту создало для московского правительства ряд финансовых затруднений, которые обусловливали собой всю его внутреннюю политику, вызвали окончательное прикрепление посадского и сельского населения.

Законодательство начала XVII века было направлено против невыгодных для государства последствий права выхода крестьян:

1. Оно старалось прекратить переход крестьян в нетяглое состояние, в холопство, разрешенный Судебником 1550. Перейдя из крестьян в холопы, крестьянин переставал платить подати, уменьшая этим и без того скудные в Смутное время и после него поступления в казну.

2. Оно пыталось уничтожить игру в крестьян, какую вели крупные землевладельцы, сманивая их с земель казенных крестьянских обществ или мелких землевладельцев (что также уменьшало поступления в казну, и разоряло мелких землевладельцев – основу вооруженных сил страны).

3. По искам землевладельцев оно преследовало незаконные побеги крестьян, нарушавшие право собственности землевладельцев.

Указ 1607 г.

Законодательные меры против беглых крестьян завершились указом 9 марта 1607 г., который впервые попытался вывести крестьянские побеги из области гражданских пра­вонарушений, преследуемых по частному почину потерпев­шего, превратив их в уголовное преступление, в вопрос го­сударственного порядка: розыск и возврат беглых крестьян независимо от исков землевладельцев он возложил на обла­стную администрацию под страхом тяжкой ответственности за неисполнение этой новой для нее обязанности, а за прием беглых, прежде безнаказанный, назначил сверх вознаграж­дения потерпевшему землевладельцу большой штраф в пользу казны по 10 рублей за каждый двор или за одинокого крестьянина, а под­говоривший к побегу сверх денежной пени подвергался еще торговой казни (кнут). Однако и этот указ допустил дав­ность для исков о беглых крестьянах, только удлиненную до 15 лет. Зато он прямо признал личное, а не поземельное прикрепление владельческих крестьян: тем из них, которые за 15 лет до указа записаны в поземельных описях, в пис­цовых книгах 1592—1593 гг., указано «быть за теми, за кем писаны». Однако указ или не удался, или понят был только в смысле запрещения крестьянских побегов и вывозов, а не как отмена законного выхода крестьян. Крестьянские порядные и после того совершались на прежних условиях; самое допущение 15-летней исковой давности для беглых поддерживало за крестьянскими поземельными договорами характер чисто гражданских отношений. Указ был издан, когда разгоралась Смута, несомненно помешавшая его дей­ствию. Он затягивал узел обязательных отношений крестьян к господам, когда колебались все основы государственного порядка, когда тяглые и несвободные классы сбрасывали с плеч свои старые обязательства и еще менее стеснялись новыми.

Сближение крестьянства и холопства

Смутное время пронеслось по стране ураганом, который вымел массы крестьянства из центральных областей государства. Почувствовалась острая нужда в рабочих земледельческих руках, которая заставила землевладельцев обратиться к старинному испытанному средству искать новых рук для сельской работы в холопстве. Они начали сажать своих дворовых людей на пашню, давать им ссуду, обзаводить их дворами, хозяйством и земельными наделами. При этом с холопом заключали особый договор, который подобно крестьянскому назывался ссудной записью. Так, среди холопства возник сельский класс, получивший название задворных людей, по­тому что они селились особыми избами «за двором» земле­владельца. Задворный укреплялся особым способом: он давал на себя ссудную запись, не только селясь за барским двором с воли, но и при переходе за барский двор из дво­рового холопства. Таким образом, задворная запись созда­вала особый вид холопства, служивший переходом от дворо­вой службы на крестьянскую пашню.