HIST_ADY (Развитие исторической науки в республике Адыгея), страница 3

В 1934 году сотрудникам отдела истории, этнографии и музееведения предстояло заниматься разработкой следующих основных "проблем и тем": 1) "Борьба адыгов за национальную независимость. Черкесия как объект военной политики мировых держав в XVIII—XIX столетиях", 2) "феодальный строй адыгов", 3) "Адат у адыгов", 4) "Адыгея в Гражданской войне на Кубани"⁴³. Силами сотрудников отдела, кроме того, завершалось оборудование "Кабинета истории и культурной революции".

К сожалению, архивные документы умалчивают о результатах научно-исследовательской деятельности исторического отдела в этот период, неизвестны и имена исполнителей работ...⁴⁴

Жизнь вносила все новые коррективы в деятельность АНИИ. Уже в июне—июле 1934 года перед коллективом института были поставлены кардинально новые научные задачи, связанные с актуальными проблемами национально-культурного и школьного строительства в Адыгее, с разработкой и подготовкой к внедрению нового алфавита и письменности, составлением учебников для национальной школы и т. п. Это вновь резко изменило как профиль научно-исследовательских работ, так и саму структуру учреждения. Так национальная история и этнография оказывались на периферии научных интересов института.

Нужно признать, что по сравнению с предшествующим периодом, когда усилиями самодеятельных историков и краеведов-энтузиастов адыговедение делало первые, но достаточно уверенные шаги, в 30-е годы местная историческая наука переживала не лучшие времена, пребывая в состоянии своеобразной стагнации.

Помимо обозначенных выше причин, на состоянии и уровне развития исторической, как и других гуманитарных наук, несомненно, сказывалось общее ухудшение общественно-политической обстановки и атмосферы в стране и обществе. Пагубные последствия для науки имели частые и регулярные политические чистки, кампания массовых репрессий, которые не обошли стороной и коллектив АНИИ. Из его рядов были вырваны кадры научных работников, старательно пестовавшихся в 20-е годы в различных вузах страны, но не успевших раскрыть все свои научные и творческие способности. Показательны в этом отношении судьбы М. К. Хуажева, подвижника адыгской культуры и науки, назначенного на должность директора АНИИ, но из-за чисток и гонений не успевшего приступить к своим обязанностям; первого фактического руководителя института И. X. Барона — выпускника Московского института Востоковедения, подававшего большие надежды, погибшего в застенках НКВД, других сотрудников института, ставших жертвами произвола и беззакония. Творческая и научная интеллигенция, в первую очередь, представители общественных и гуманитарных наук, становились частой и уязвимой мишенью для тоталитарного режима. Тема репрессий против научной общеотвенности в Адыгее, большая часть которой была сосредоточена в 30—40-е гг. в стенах ведущего научного учреждения, остается до настоящего времени неисследованной и нераскрытой. Это обстоятельство, кроме прочего, доставляет большие дополнительные трудности при попытке реконструкции объективной и полной картины развития исторической, этнографической и других наук, научной и общественной мысли в Адыгее в указанный период.

Вышеизложенное позволяет объяснить отсутствие в предвоенное десятилетие сколько-нибудь значительных и серьезных научных публикаций и трудов на историческую тематику местных авторов. Можно указать лишь на одну крупную работу но истории Адыгеи, изданную в Майкопе и представлявшую собой коллективный сборник очерков о событиях революционного времени и Гражданской войны в регионе⁴⁵. Определенную работу по выявлению и публикации архивных и иных материалов но той же проблематике и периоду проводили в Адыгее местные ячейки Истпарта — Облистпарт и Майистпарт. В литературе встречаются упоминания об издании сотрудниками Майкопского Истпарта коллективного труда "О революционном прошлом Майкопа"⁴⁶. Однако точная и достоверная информация об участии сотрудников АНИИ, его степени и характере в названных изданиях и публикациях отсутствует.

Из немногих известных работ по истории, исполненных штатными и внештатными сотрудниками института, заслуживает внимания труд И. Г. Кулиша "Очерки по социально-экономической истории Адыгеи до Октябрьской революции и после Октября", выполненный в середине 1930-х гг. Рукопись, объемом в 700 машинописных страниц, по неизвестным причинам, осталась неопубликованной⁴⁷. Не был опубликован и подготовленный И. А. Наврузовым, по договору с АНИИ, "Библиографический указатель дореволюционной литературы о черкесских и абхазских племенах Черкесии и Абхазии". Рукописный труд (18 п. л.) содержал 1795 наименований литературных источников на русском и 134 — на иностранных языках. Работа получила в свое время благожелательные отзывы и положительные рецензии ряда авторитетных ученых страны (Л. И. Лаврова, Е. С. Зевакина)⁴⁸. Возглавляя областной краеведческий музей, И. А. Наврузов некоторое время являлся внештатным сотрудником АНИИ и внес определенный вклад в развитие и становление в Адыгее краеведения, исторической и этнографической наук, источниковедения, музееведения. Труды "неутомимого деятеля адыгской культуры, этнографии и истории",— так в свое время озаглавил свой историко-биографический очерк о И. А. Наврузове хорошо знавший его С. X. Сиюхов, — представлявшие большой научный интерес и ценность, не были введены в научный оборот по указанным выше причинам.

В конце 1930-х годов институтом предпринимались усилия по подготовке к изданию нового обобщающего труда по истории Адыгеи. Соответствующие договоренности по этому поводу были достигнуты со старшими преподавателями МГУ, проф. С. К. Бушуевым⁴⁹. Сведения эти, однако, требуют уточнения. Если подобная работа и проводилась, то, в связи с началом ВОВ и по иным причинам, она оказалась надолго прерванной и возобновлена лишь в 1940—50-е годы после восстановления института и его отделов.

Характерно и, в известном смысле, симптоматично, что областная газета в мае 1937 года, подводя некоторые итоги деятельности АНИИ культурного строительства за время его функционирования, указав на конкретные достижения и успехи сотрудников двух секторов института: языкового строительства и литературы и искусства, ничего не сообщала читателям о результатах научной работы третьего — сектора истории и этнографии⁵⁰. Примечательно, что публикация появилась вскоре после ареста директора института И. X. Барона, в самый разгар политических репрессий в Адыгее и т. н. "адыгейского дела".

9 февраля 1945 года Исполком Адыгейского областного Совета депутатов трудящихся своим решением восстановил "существовавший до оккупации Адыг. НИИ языка, литературы и истории"⁵¹.

Среди важных задач, ставившихся перед учреждением, значились: подготовка национальных научных кадров, "содействие органам просвещения области... в подготовке учебников по истории... для высшей и средней школы", "популяризация и пропаганда научных знаний и новейших достижений передовой советской науки в области истории, археологии и этнографии..."⁵². Временно исполняющим обязанности директора АНИИ был назначен X. А. Пчентлешев. В структуре восстановленного института образован самостоятельный сектор истории, археологии и этнографии. Основное внимание в тот период уделялось изучению истории Великой Отечественной войны⁵³.

В апреле 1946 г. на одном из заседаний Ученого совета института под председательством X. А. Пчентлешева присутствовал в качестве представителя Академии Наук СССР к. и. н. Е. С. Зевакин. В октябре 1946 г. Е. С. Зевакин официально зачисляется в штат института на должность старшего научного сотрудника, и вскоре он возглавил сектор истории⁵⁴. В начале 1948 года младшим научным сотрудником в сектор истории была принята 22-летняя выпускница исторического факультета Краснодарского пединституты Э. Л. Коджесау⁵⁵. До середины 50-х гг. и появления новых сотрудников практически вся деятельность сектора и в целом института по изучению национальной истории, культуры и быта адыгов непрерывно связана с именами и трудами этих двух ученых.

Евгений Сергеевич Зевакин (1901 г. р.) возглавил сектор, будучи уже достаточно известным, признанным в научном мире историком. За его плечами были годы работы в академических учреждениях страны и ряд серьезных исследований и публикаций по политической и социально-экономической истории Причерноморского региона в эпоху средневековья⁵⁶. Близка ему была и тематика, связанная с адыгами Северо-Восточного Причерноморья. Не случайно темой своей докторской диссертации Е. С. Зевакин избрал историю культуры адыгейского народа ("Очерки истории адыгейской культуры")⁵⁷.

Е. С. Зевакин организовал ряд научных экспедиций по Адыгее и Причерноморской Шапсугии. Уже в апреле-мае 1946 г. фольклорно-этнографическая экспедиция АНИИ в составе Т. М. Керашева и Е. С. Зевакина отправляется в Шовгеновский район "для собирания фольклорного материала, выявления ашугов и сказителей и организации стационарных собирателей адыгского фольклора на месте"⁵⁸. Ценный историографический материал был выявлен и зафиксирован Е. С. Зевакиным и Э. Л. Коджесау во время поездки в шапсугские селения летом 1949 года. По материалам Кубано-Шапсугской экспедиции Э. Л. Коджесау под руководством, Е. С. Зевакина была написана работа на тему "Из истории семейно-родственных отношений шапсугов". Она легла в основу кандидатской диссертации "Шапсугская семья в прошлом и настоящем", подготовленной и защищенной Э. Коджесау под научным руководством проф. Косвена в 1954 году. Е. С. Зевакин внес заметный вклад в дело подготовки квалифицированных специалистов-историков и этнографов для Адыгеи и С. Кавказа. Им осуществлялся контроль и методическое руководство научной работой директора Адыгейского краеведческого музея М. 3. Азаматовой "Аул Понежукай (Опыт изучения аула социалистической эпохи)". Диссертация М. 3. Азаматовой получила позитивную оценку и благожелательные отзывы ведущих этнографов страны как первый вполне удачный опыт подобного рода монографического исследования в регионе⁵⁹. Широкий общественный и научный резонанс вызвала и другая работа начинающего адыгского этнографа, прекрасно изданный альбом "Адыгский народный орнамент"⁶⁰. Можно с полным основанием утверждать, что первые женщины-специалисты по этнографии в Адыгее: к. и. н. Э. Л. Коджесау, после возвращения из аспирантуры в 50-е годы возглавившая отдел истории, и к. и. н. М. 3. Азаматова, трудившаяся в нем в 60-е годы, являются ученицами Е. С. Зевакина.

В 40-х — нач. 50-х гг. единственный остепененный сотрудник сектора и института, Е. С. Зевакин регулярно принимал участие в научных сессиях, проводившихся как Академией Наук СССР, так и региональными научными учреждениями. Нередко он присутствовал и выступал с докладами и сообщениями по актуальным проблемам национальной истории и культуры адыгов на сессиях Каб.-Балк. НИИ, с которым у коллектива института наладились особенно тесные научные и дружеские связи. Так, на III научной сессии Каб. НИИ в 1948 году им был прочитан доклад "Культура адыгейского народа социалистической эпохи"⁶¹. Другое его выступление было посвящено источниковедению и историографии Адыгеи и Кабарды в XIII — XVIII вв. На научных сессиях в Нальчике выступали в эти годы и некоторые другие сотрудники АНИИ: Э. Л. Коджесау с докладом "Отмирание и трансформация старых форм и создание новых форм культуры в Адыгее", Ю. К. Намитоков с сообщением "К вопросу о введении в изучение адыгейской топонимики"⁶².

В конце 40-х — нач. 50-х гг. сотрудники сектора истории почти не публиковались в печати. Дело в том, что продолжительное время АНИИ, в отличие от родственных НИИ соседних республик и областей С. Кавказа, относился по своему статусу к научным учреждениям т. н. III-го разряда. Отсюда его слабая материальная база, скудное финансирование, сокращенное штатное расписание, отсутствие собственной издательской базы и печатного органа и т. п. В архиве АНИИ сохранилось немало документов, свидетельствующих об активных и неустанных усилиях руководства улучшить положение института, добиться повышения его статуса до статуса других НИИ региона, создать условия для выпуска собственных "Ученых записок" и сборников работ. Однако обращения и просьбы к вышестоящим государственным инстанциям не находили должного понимания и поддержки. Местные власти все свое внимание, все материальные и финансовые средства сосредоточили на восстановлении разрушенного войной народного хозяйства.

Так в местной исторической науке вновь образовался своеобразный библиографический вакуум. Из немногих опубликованных работ по истории выделяется исторический очерк директора ЛНИИ X. А. Пчентлешева "Адыги до Великой Октябрьской социалистической революции" в юбилейном сборнике, выпущенном к 25-летию автономии Адыгеи⁶³. Очерк носил обобщающий характер и освещал исторический путь, пройденный народом с древнейших времен. Е. С. Зевакиным были подготовлены в 1940—50 гг. небольшие историко-этнографические очерки "Адыгейская автономная область" и "Адыги" для соответствующих глав и томов Большой Советской Энциклопедии и серии "Народы мира", издававшейся Институтом этнографии АН СССР⁶⁴. Достойна упоминания и большая работа в 25 п. л. Е. С. Зевакина "Сборник повествовательных источников по истории Адыгеи и Кабарды XIII—XVIII вв.", планировавшаяся к изданию в конце 40-х гг. в Нальчике, судьба которой не совсем ясна⁶⁵.

"Адыго-черкесское жилище. История. Современное состояние, социалистическая реконструкция" — так должен был называться совместный фундаментальный труд, к написанию которого предполагалось подключить сотрудников Кавказского отдела Академии архитектуры СССР и сектора истории АНИИ, ряд известных специалистов по архитектуре, этнографии, истории. Интересный проект так и не был реализован. Остались невостребованными и материалы по данной проблематике, собранные во время экспедиций 1946—1947 гг. Е. С. Зевакиным и Э. Л. Коджесау.

И все же главной заботой сотрудников сектора с момента восстановления института и до середины 50-х годов была подготовка к изданию нового 2-томнопо обобщающего труда, с рабочим названием "История адыгейского народа". Рукопись первого тома, по сохранившимся институтским отчетам, усилиями, главным образом, Е. С. Зевакина и X. А. Пчентлешева, была завершена еще в 1948 г., однако путь книги к своему читателю оказался весьма долгим и непростым.

Значительный вред развитию общественных наук и прежде всего истории наносили бесчисленные дискуссии, развернувшиеся на "идеологическом и научном фронте" в послевоенные годы. В эпицентре их, наряду с общими вопросами теории и методологии советской исторической науки, оказались и проблемы конкретной истории. На волне патриотического подъема, победной эйфории, царивших в стране, партийные историки и идеологи коронным образом пересматривали и переосмысливали прежнюю концепцию образования Российского многонационального государства, его характер, роль и место в международной политике. Возобладало стремление экстраполировать "изначально присущую" российской государственности и русскому народу освободительную миссию далеко вглубь исторических эпох и географических пространств. Подлежали пересмотру в связи с этим и истории малых народов, обстоятельства вхождения их в Российскую империю. Кардинально менялись отношение к народно-освободительным движениям на окраинах, оценка их социального состава, лидеров и т. п. Столь резкая смена исторических концепций, идеологических и научно-методологических установок на высоком академическом уровне парализующе действовала на свободное развитие научной мысли, исторической науки в национальных республиках и областях. В полной мере губительное воздействие этих процессов и явлений отразилось, разумеется, и на состоянии и развитии исторической науки в маленькой автономной области.

История написания и издания "Очерков по истории Адыгеи" — лишь один, но вполне показательный, пример в подтверждение этого. Рукопись труда многократно рассматривалась, обсуждалась, рекомендовалась к печати и вновь, в который раз, отклонялась с указаниями внести ту или иную корректировку в соответствии с результатами очередной дискуссии "на идеологическом и историческом фронте". В процесс подготовки издания к работе привлекались специалисты по истории, этнографии, культуре, лингвистике извне: Е. И. Крупнов, А. А. Иессен, Б. С. Сейранян, Г. Ф. Турчанинов. В качестве возможного соавтора некоторое время фигурировал и ростовский профессор Я. Н. Раенко. Основной объем работ был выполнен Е. С. Зевакиным и внештатным сотрудником АНИИ С. К. Бушуевым.

На состояние исторической науки в Адыгее непосредственное влияние оказывали дискуссии о Шамиле и национально-освободительном движении на Северном Кавказе в XIX в. Применительно к истории Адыгеи XIX в. от местных авторов требовали "показать, как агент Шамиля в Адыгее наиб Магомет-Амин реакционной политикой мешал сближению адыгов с великим русским народом" и т. п.⁶⁷ Самым непосредственным образом коснулись историков АНИИ и драматические коллизии дискуссий 1948—49 гг. и специальной научной сессии 1950 года в Нальчике, посвященных актуальным вопросам истории кабардинского народа, прежде всего уровню социально-экономического развития кабардинских черкесов, степени развития феодализма, а также характеру и оценкам народно-освободительного движения в Кабарде. Одним из последствий дискуссий стала кампания травли крупнейшего и авторитетнейшего ученого-адыговеда, зав. сектором истории Каб. НИИ проф. Г. А. Кокиева, завершившаяся его арестом и осуждением. Отголоском событий в Нальчике стали очередной пересмотр положений и научной концепции "Очерков истории Адыгеи" и попытки переоценки упоминавшихся исторического очерка X. А. Пчентлешева и энциклопедических статей Е. С. Зевакина⁶⁸. Эти факты создают полное представление о непростых условиях и обстановке, в которых происходил процесс становления исторической науки в Адыгее, об общественно-политических и идеологических коллизиях эпохи, на фоне которых формировались методологические и научно-теоретические основы национальной историографии и был задан алгоритм ее развития на несколько последующих десятилетий.