53834 (Несчастный адмирал), страница 6

Пока в Никарагуа действовали “маринерз”, “национальная гвардия” использовалась в качестве вспомогательной силы. Она не только была сформирована и обучена американцами, но и возглавлялась янки, а все офицерские должности в ней занимали “гринго”. Но перед уходом из Никарагуа американцы стали заменять офицеров из США надежными и проверенными никарагуанцами. И тут судьба еще раз улыбнулась Сомосе. “Гринго” решили сделать его командующим “национальной гвардией”. Сомоса внезапно оказался во главе самой крупной в Никарагуа военной силы.

С 1936 года, когда диктатор Сомоса стал де-юре президентом страны, он принялся перекраивать жизнь в Никарагуа на свой лад.

В стране еще оставалось много недовольных. Их ждали аресты и расстрелы. Сомоса выделил в центре Манагуа, на холме Тискапа, “закрытый район”, отрезанный от остального города широким красивым бульваром. Этот бульвар охраняли как военный объект – проникнуть внутрь через бесчисленные патрули можно было только по спецпропускам.

Внутри бульвара, на холме Тискапа расположились президентский дворец, главное полицейское управление, военная академия с казармами, центральное управление и казармы “национальной гвардии”. Позже там были построены подземная тюрьма и подземная штаб-квартира Сомосы, именовавшаяся в народе “бункером”.

А пока Сомоса переделал в тюрьму восточное крыло президентского дворца. Все камеры в этой тюрьме были сделаны в форме гроба, поставленного на попа: в этих склепах без воздуха и света можно было только стоять. По ночам с холма доносились крики пытаемых. По столице ходили слухи, что Анастасио Сомоса – садист, лично истязающий и убивающий арестованных. Иностранные дипломаты добросовестно передавали эти слухи своим правительствам в специальных донесениях.

Скоро с холма стали доноситься и крики диких зверей: Сомоса разместил в восточном крыле вдобавок к тюрьме личный зверинец. В зверинец он подобрал исключительно хищников – и кормил их мясом своих жертв. Львов для зверинца Сомоса закупил в Южной Африке, тигров – в Индии, гиен – в Эритрее, горных волков – в Чили. Для крокодилов и анаконды во дворце вырыли специальные бассейны.

В Никарагуа стали бесследно пропадать люди – и даже иностранцы. Жесточайшая цензура окончательно задушила и без того не ахти какую культуру. За хранение “не тех” стихотворений Рубена Дарио могли расстрелять или скормить обитателям президентского зверинца. Одновременно существовала правительственная “Премия Рубена Дарио”, присуждавшаяся лучшему национальному поэту. Но почему-то из года в год эту премию получали только те, кто сочинял стихи, прославлявшие лично Сомосу.

Вообще, культуру генерал Анастасио Сомоса терпел только такую, какая была доступна и понятна его уголовному уму. Хуже всего пришлось художникам. Сомоса, со времен своей фальшивомонетной юности, проникся глубоким уважением к людям, способным похоже нарисовать то, что они видят. Даже Гитлера Сомоса особенно зауважал, когда увидел в каком-то журнале акварель фюрера – вполне реалистическую. На этой почве все модернисты и абстракционисты преследовались. А уж когда Сомоса узнал, что кубист Пикассо – коммунист... Так Никарагуа осталась без художников.

Однажды кто-то из родственников жены сказал Сомосе, что танго первоначально было “танцем пролетариев Буэнос-Айреса”. Сомоса тут же запретил исполнение танго по всей стране. Граждане обязаны были сдать все грампластинки с танго – при этом каждого сдававшего штрафовали на 10 кордоб и записывали в список “неустойчивых к коммунистической пропаганде”, после чего разбивали пластинку о голову ее владельца. Нескольких сильно пожилых бабушек, между прочим, таким образом убили. Владельца кинотеатра в Манагуа, опрометчиво показавшего фильм, где танцевали танго, Сомоса приговорил к пожизненному заключению с конфискацией кинотеатра в свою пользу.

Лет через пять Сомоса, впрочем, танго разрешил: кто-то из американских дипломатов объяснил диктатору, что “пролетарий” – это совсем не то же самое, что “коммунист”...

Сомосе вообще всюду мерещились “коммунисты” – и он с ними боролся. Поэзия сюрреализма была запрещена потому, что она – “коммунистическая”. Кожаные куртки авиаторов были запрещены потому, что они – “коммунистические”. Закупленный в США паровоз марки “Ред Стар Лайн” Сомоса запретил выгружать в порту из-за “коммунистического” названия. Тюрьмы были битком набиты “коммунистами”. И это при том, что в Никарагуа не было никаких коммунистов вплоть до 1944 года...

Зато Сомоса любил фашистов. Еще в 1935 году он создал фашистскую организацию “Голубые рубашки”, а став президентом, благословил создание в Никарагуа филиала франкистской партии. С Франко Сомоса вообще тесно сотрудничал – и республиканские власти в Мадриде даже были вынуждены выслать никарагуанских дипломатов из страны. Генеральный консул Никарагуа в Барселоне был арестован за помощь франкистам. Еще Сомосе полюбилась муссолиниевская идея “корпоративного государства” – и по указанию президента никарагуанская газета “Коррео” всю вторую половину 30-х занималась пропагандой фашистского “корпоративного государства”.

Дома у Сомосы висел большой портрет, на котором методом фотомонтажа был изображен Гитлер в обнимку с Анастасио Сомосой. Когда США вступили во Вторую мировую войну, американские дипломаты намекнули Сомосе, что портрет надо снять. Сомоса подчинился – снял портрет со стены гостиной... и перевесил в спальню! В 40-м году вообще выяснилось, что Сомоса предоставил территорию своей страны в качестве базы для уругвайских фашистов, готовивших на деньги Гитлера путч...

Когда президент США Франклин Рузвельт решил намекнуть Сомосе, что жизнь в Никарагуа уж слишком недемократична, Сомоса ответил: “Демократия в моей стране – это дитя, а разве можно давать младенцу всё, что он попросит? Я даю свободу – но в умеренных дозах. Попробуйте дать младенцу горячего пирога с мясом и перцем – и вы его убьете”. Именно тогда Рузвельт и сказал свою знаменитую фразу: “Сомоса, конечно, сукин сын, но это – наш сукин сын!”.

Вообще говоря, в Никарагуа в 1936 году действовала конституция, запрещавшая высокопоставленным военным занимать президентский пост. Но Сомоса конституцию переписал. Потом ее пришлось переписывать еще два раза – Сомоса то продлевать срок президентства, то отменял статью, запрещавшую повторное избрание президентом одного и того же лица...

При Сомосе в конституции было закреплено положение, что в Никарагуа могут действовать только консервативная и либеральная партии. Себя Сомоса считал “либералом”. А консерваторы считались “оппозицией”. Но “оппозиция” эта была тихой, беззубой, запуганной. Формально заседал парламент, проводились выборы. На самом деле все решал один Сомоса. Но среди консерваторов были богатейшие люди страны. Чтобы они помнили, кто в доме хозяин, Сомоса иногда их пугал: выпускал из тюрем пару сотен уголовников – и отправлял их в парламент: побуянить. А однажды, в 1944 году, когда в Манагуа начались массовые демонстрации женщин, требовавших освобождения своих мужей, братьев, отцов и сыновей – политзаключенных (Сомоса тогда немножечко “ослабил гайки”: шел 44-й год, Никарагуа формально находилась в состоянии войны с Германией, США и СССР были союзниками), Сомоса прибег к такому интересному приему: свез со всей страны проституток – и послал их разгонять женскую демонстрацию...

Иногда Сомоса устраивал своеобразные развлечения. Например, в 1947 году он организовал “президентские выборы” и сделал “президентом” 70-летнего тяжело больного, умирающего Леонардо Аргуэльо – человека, которому Сомоса перекрыл дорогу к президентской власти, устроив в 36-м мятеж. Видимо, Сомосой руководил его патологически развитый садомазохистский комплекс.

К изумлению Сомосы, Аргуэльо не захотел быть умирающей марионеткой, прикрытием для диктатуры. Он вник в государственные дела, поразился чудовищным коррупции и беззаконию и сместил с ряда выгодных должностей нескольких родственников Сомосы – тех, чье назначение было неправильно оформлено и кто уж совсем беззастенчиво воровал казенные деньги. Сомоса тут же окружил танками президентский дворец и сместил строптивого старика. Аргуэльо пробыл “президентом” всего 25 дней.

Укрывшийся в посольстве Мексики Аргуэльо был объявлен “умалишенным”. Вскоре Сомосы выпустил его умирать – в Мексику. А сам назначил нового “президента” – Бенхамино Лакайо, собственного дядю. Потом созвал Учредительную ассамблею – и Никарагуа получила нового “президента”, Виктора Мануэля Романа-и-Рейеса. Этот последний сочетал в себе достоинства предыдущих двух: как Аргуэльо, он дышал на ладан (Рейесу было 80 лет), и как Лакайо, был родным дядей Сомосы. На сей раз эксперимент Сомосы блестяще удался – Рейес вскоре умер. Довольный результатом, Сомоса вновь “избрал” в президенты самого себя.\

Иногда Сомоса играл в войну. Например, в 1948 году, когда в соседней Коста-Рике вспыхнула гражданская война между сторонниками законного, но антиамериканского правительства и сторонниками ставленника США Хосе Фигереса, Сомоса послал на помощь Фигересу свою “национальную гвардию”. Коста-Рика была (и есть) демилитаризованной страной, то есть не имеющей регулярной армии. Понятно, что “гвардейцы” Сомосы быстро всех, кого хотели, перевешали и перестреляли и установили в стране такой режим, какой был нужен Вашингтону (наглядный урок всем пацифистам!).

Анастасио Сомосу никак нельзя было назвать “любимым лидером нации”. Несмотря на террор, в Никарагуа регулярно находились люди, достаточно смелые для вооруженной борьбы. В 1937 году бывший генерал армии Сандино Педро Альтамирано начал партизанскую войну в горах Чонталес. Но отряд Альтамирано был разгромлен, тяжело больного и почти ослепшего генерала убили “национальные гвардейцы”. В 1948 году новый партизанский очаг основал другой генерал-сандинист Хуан Грегорио Колиндрес. Но и его постигла неудача. В 1954-м вспыхнуло восстание крестьян Бояко, подавленное Сомосой.

В 1956 году группа молодых поэтов составила заговор. Они намеревались убить Сомосу во время бала в его честь в Леоне, который устраивался “желтыми” просомосовскими профсоюзами, и поднять вооруженное восстание. Основным боевиком должен был стать молодой поэт Ригоберто Лопес Перес. Уже перед началом бала товарищи предупреждают его: с восстанием не получается, операция откладывается. Ригоберто отвечает: уходите, уничтожайте улики, я остаюсь – другого случая может не быть. Он принимает яд, чтобы никого не выдать под пытками, и, танцуя пасодобль, приближается к Сомосе. Выхватывает пистолет. Охрана диктатора вскакивает и тоже выхватывает оружие. Прежде чем нашпигованный пулями Ригоберто Лопес Перес упал на пол, он успел сделать шесть выстрелов и трижды попал в цель. Уже на полу, среди криков, грохота падающей мебели, всеобщей паники, он понял, что Сомоса жив – и выстрелил в седьмой раз. Этот последний выстрел – в пах – оказался смертельным. На вертолете американского ВМФ Сомосу увозят в зону Панамского канала, куда прилетают лучшие хирурги из США, в том числе личный врач президента Эйзенхауэра. Восемь дней они бьются за жизнь Сомосы – но безуспешно. 29 сентября 1956 года Анастасио Сомоса Гарсия умирает.

Место президента тут же занимает сын Анастасио Сомосы – Луис Сомоса Дебайле. Новый президент сразу же назначает командующим “национальной гвардией” своего брата – Анастасио Сомосу Дебайле.

Всех, кого братья Сомоса заподозрили к причастности к убийству, отправили под трибунал. Среди арестованных были и два будущих лидера Сандинистской революции – Карлос Фонсека и Томас Борхе. Но никаких данных против них нет, кроме смутных подозрений. Обоих будущих лидеров сандинистов во время следствия зверски избивают, особенно Борхе – его подозревают больше. Но они молчат. Карлоса Фонсеку выпускают. Борхе в январе 1957 года предстает перед судом трибунала. Трибунал его оправдывает.

С тех пор все как-то пойдет у братьев Сомоса наперекосяк. Уже в 1957-м офицеры элиты “национальной гвардии” – ВВС (у “национальной гвардии” к тому времени будет уже и ВВС) составят заговор против диктатуры. Заговор раскроют. 1 января следующего, 1958 года офицеры будут осуждены судом военного трибунала. Но в том же году в стране возродится партизанское движение – и уже не прекратится до тех пор, пока сандинисты не свергнут диктатуру семейства Сомоса.

Еще Сомоса Гарсия выпустил в оборот денежные купюры с портретом своей дочери Лилиан. Но при Луисе Сомосе с этим купюрами возникает конфуз: “неизвестные негодяи” по всей стране начинают пририсовывать дочке тирана усы и аккуратно писать над портретом “пута” (шлюха). Приходится купюры с портретом заменить на другие – с пейзажем.

В 1963 году братья Луис и Анастасио поругаются – кому быть президентом. В конце концов решат, что никому – и назначат на пост президента марионетку по имени Рене Шик. Этот бедный Рене Шик, вынужденный подчиняться сразу двум Сомосам, за три года постареет лет на двадцать и превратится в законченного неврастеника. Наконец, в августе 1966 года, когда в Никарагуа распространится панический слух, что на севере страны, в горах, появились партизаны во главе с “самим” Че Геварой и легендарным лидером гватемальских герильерос Турсиосом Лимой, Рене Шик получит от братьев Сомоса два взаимоисключающих приказа. Анастасио, психически не очень здоровый, прикажет президенту Шику “объявить войну Кастро и послать самолеты бомбить Кубу” (он не знает, что у ВВС Никарагуа нет самолетов, способных летать так далеко), а Луис, тоже психически не очень здоровый, прикажет послать те же самолеты бомбить партизанские районы Никарагуа и Гватемалы одновременно (ему не приходит в голову, что гватемальцы могут это воспринять как агрессию и начать в ответ бомбить Никарагуа). Бедный Шик, не зная, как выполнить эти два бредовых приказа и боясь возразить безумным братцам, умрет от разрыва сердца.

Луис и Анастасио опять начнут спорить, кто должен стать президентом. Кончится все печально. Однажды, в январе 1967 года, в пять часов утра в спальне Луиса Сомосы раздастся телефонный звонок. Пьяный в дым Анастасио кричит в трубку: