HAI-0667 (НЭП)

Вступление

По справедливому замечанию известного американского политолога З. Бжезинского, для многих советских людей 2е годы «были лучшими годами той эры, начало которой возвестила революция 97 г.» , а господствовавшая в те годы новая экономическая политика (НЭП) стала по этой причине »лаконичным термином для обозначения периода экспериментирования, гибкости и умеренности».

Вместе с тем, именно через нэп, его идейно-теоретические принципы и организационно-практические выводы российский большевизм исчерпал свои реформаторские потенции, а потому и возвращение к ним, предпринятое в начале эпохи горбачевских экономических и политических реформ, вскоре повлекло за собой нарастающую поляризацию советского общества по вопросу о роли и месте КПСС в рыночной системе экономических отношений. Сумеет КПСС, сохранив себя в качестве главенствующей структуры государственной машины управления, «вписаться» в рыночную экономику, и тогда перестройка будет иметь своим результатом своеобразный « рыночный социализм» , сочетающий в себе элементы государственно-монополистического предпринимательства и социального протекционизма. Выполнит она только первую часть этой исторической задачи, и тогда создание рыночного механизма перейдет в руки общественно-политических сил, ориентирующихся на полную приватизацию государственной собственности и ликвидацию «социалистической перспективы» в лице монопольно правящей Коммунистической партии.

Политические и экономические противоречия, которыми ознаменовался период горбачевских реформ, достаточно серьёзный повод для реконструкции исторических обстоятельств становления большевистского реформизма и его ограниченных возможностей, по поводу которых до сих пор сохраняются определенные иллюзии.

Политические решения 2Х съезда РКП(б) запоздали ровно на

столько, насколько мог быть предотвращен Кронштадт, останов лена « антоновщина » и другие массовые антибольшевистские восстания конца 92 начала 92. Не менее трагическим в этом запаздывании было и то, что оно прервало наметившийся было политический компромисс большевиков с революционнодемократи ческими партиями России (социалдемократами и социалреволюционерами) на основе признания неотложности мер по прекраще нию гражданской войны и переходу к мирному восстановлению на родного хозяйства. Лозунги несчастных кронштадцев »вся власть Советам, а не партиям», « отмена продовольственной разверстки и свобода торговли» являлись повторением положе ний основных программных документов партий революционной демократии, с которыми большевики не были согласны, но вынуждены были относиться к ним более или менее терпимо, чтобы не терять союзников в борьбе с белогвардейцами и иностранными интервентами. Кронштадт положил конец этой терпимости, предоставив социалдемократам и социалреволюционерам сомнительную «честь» политического руководства антибольшевистской вооруженной борьбой, на которую многие из них вовсе не претендовали.

Совпадение решений 2Х съезда РКП(б) об отмене продовольст венной разверстки и допущении свободного товарообмена с объективными потребностями развития крестьянского сельского хозяйства не перечеркивает того обстоятельства, что именно коммунисты больше всего упорствовали с отменой продовольственной диктатуры, ибо видели в ней верный способ осуществления своей программы революционного перехода к социалистическим формам производства и распределения. »Для рабочей власти это не до пустимо, и в борьбе против этого мы не остановимся ни перед какими жертвами», говорил Ленин в марте 92 г. по поводу предложений о введении натурального налога и легализации свободной торговли. 2Х съезд РКП(б) словами того же Ленина признал это упорство «ошибочным» и противопоставил ему идею постепенного превращения сельского хозяйства в социалистическое по мере того, как будет создана »материальная база, техника, применение тракторов и машин в массовом масштабе».

Заявляя о готовности употребить власть для удовлетворения экономических интересов многомиллионного крестьянства, РКП(б) продолжала «консервировать» в ее механизме свои преобразовательные замыслы, не скрывая того, что рассматривает «нэп», выражаясь словами известного большевика Ю.Ларина, « как наше поражение, как нашу уступку, но отнюдь не как какое то новое радостное завоевание, как необходимый и неизбежный шаг, но не как повод к пляске и танцам».

Но если для РКП(б) реформизм был допустим лишь настолько, насколько он укреплял ее монополию на власть, то для партий революционной демократии он являлся и целью, и средством политического руководства массами. для социалдемократов и социалреволюционеров социальноэкономическая действительность страны периода окончания гражданской войны уже являлась преддверием социализма, в который лишь оставалось войти при помощи правильных экономических отношений между городом и деревней, предоставления рабочим и крестьянам права свободно распоряжаться плодами своего труда и, разумеется, путем создания Советского демократического государства, правовая основа которого зиждилась бы на единстве социальнополитических устремлений рабочего класса, крестьянства и демократической интеллигенции. Своим поворотом 92го года к реформаторской экономической политике большевики в очередной раз разрывали органическое единство экономической и политической демократии. Впервые они сделали это, как известно, в 97 году, взяв на вооружение эсеровскую аграрную программу социализации земли, с помощью которой смогли удержаться у власти и преградить Учредительному собранию. Блокируя своим новым экономическим курсом политическую демократию, большевики, независимо от их воли, закладывали глубокие противоречия в проводимые ими экономические мероприятия, которые, как и в предыдущий период, были чреваты гражданской войной между народом и Коммунистической партиейгосударством.

Руководству РКП(б) стоило немалого труда убедить рядовых коммунистов в целесообразности нового экономического курса, встретившего на местах определенное противодействие. Несколько уездных парторганизаций усмотрели в оживлении частной торговли и в переговорах с иностранными капиталистами о концес6сиях »капитуляцию перед буржуазией». Практически во всех парторганизациях имели место случаи выхода из РКП(б) »за несогласие с НЭПом». Весьма распространенным было и мнение о тактическом смысле решений 2Х съезда, якобы призванных в первую очередь стабилизировать политическую обстановку в стране; в этой связи совершенно стихийно было пущено в оборот выражение « экономический Брест», намекающее не только на вынужденный характер уступок крестьянству, но и на их скорое аннулирование. Работники Наркомпрода мало считались с разницей между разверсткой и натуральным налогом и ожидали не ранее, чем осенью, вернуться к политике продовольственной диктатуры.

В связи с нарастанием недовольства со стороны «низов»

РКП(б) ее Центральный Комитет решил созвать в мае 92 г. экстренную Всероссийскую партконференцию. В своих выступлениях на конференции В.И. Ленин доказывал неизбежность новой экономической политики, подтвердив, что она вводится не для обмана, а « всерьез и надолго » , возможно, на 5 лет. »Конечно, говорил он, приходится отступать, но надо самым серьезным образом, с точки зрения классовых сил относиться к этому. Усматривать в этом хитрость значит подражать обывателям...». Суть же сложившегося соотношения классовых сил, былотаково, что »или крестьянство должно идти с нами на соглашение, и мы делаем ему экономические уступки, или борьба».

Накануне 2Х Всероссийской партконференции В.И.Ленин еще раз уточнил формулу предпринимаемого «отступления», обозначив ее понятием «госкапитализм». Эта формула вобрала в себя и концессии, и совершающийся через органы кооперации товарообмен с крестьянством, и частную торговлю на комиссионных началах, и аренду мелких государственных предприятий. В написанной в апреле 92 г. брошюре « О продовольственном налоге» он признал, что »еще много нужно и должно пучиться у капиталиста», что » за науку заплатить не жалко, лишь бы учение шло толком». Прочитавший рукопись брошюры Л.Б.Каменев написал В.И.Ленину в своем отзыве, что большинству партработников она покажется « чемто неслыханным, новым, переворачивающим всю практику», поскольку »весь аппарат (Губисполкомы, комиссары и пр. и пр.) привык работать как раз в обратном направлении».

Так оно и происходило: стремление идти на выучку к капиталистам сопровождалось боязнью капитализма, причем не только рядовыми, но и ответственными партработниками. Не исключениемиз правила был и В.И.Ленин. В конце 922 г. Политбюро РКП(б) отклонило по его инициативе чрезвычайно выгодную концессию английского предпринимателя Л.Урката. По сведениям Г.Е.Зиновьева, »Владимир Ильич выступил против этой концессии непотому, что условия Украта были плохи, и потому, что в конце концов он себе сказал, он и мы с ним: лучше бедненькая, серенькая Советская Россия, медленно восстанавливающаяся, но своя, чем быстро восстановившаяся, но пустившая козла в огород, такого козла как Украт».

Боязнью капитализма было проникнуто стремление В.И. Ленина и активно поддерживающих его Л.Д.Троцкого и Л.Б.Красина не допустить демонополизации внешней торговли, несмотря на то, что деятельность Наркомвнешторга была крайне расточительной. По мнению В.И. Ленина, даже частичное открытие границ повлекло бы за собой »беззащитность русской промышленности и переход ксистеме свободной торговли. Против этого мы должны бороться изо всех сил...».

• В конце 92 г. ленинская формула «госкапитализма» обогащается понятием « перевода госпредприятий на так называемый хозяйственный расчет», то есть, по его словам, «в значительной степени на коммерческие, капиталистические основания». Сама постановка вопроса о целесообразности новой формы хозяйствования и управления достаточно решительна: »Надоела, пишет он, лень, разгильдяйство, мелкая спекуляция, воровство, распущенность. Почему не «хозяйственность»? Но при всемрадикализме этой постановки вопроса в ней даже отсутствуетнамек на возможность передачи собственности на средства производства непосредственно коллективам промышленных предприятий, чтобы они были заинтересованы покончить с названными Лениным пороками. Не предусматривала ленинская концепция хозрасчета и возможности заинтересовать рабочих непосредственным участием в прибылях государственных трестов. Лишь в июле 926 г. с таким вопросом обратился в Центральный Комитет партии Л.Б.Каменев, предложив »хотя бы в виде опыта применить новые формы оплаты труда, с тем, чтобы повысить коллективную заинтересованность рабочих масс в социалистическом производстве(участие в прибылях). Однако никаких последствий данная инициатива не имела.

Заявляя о том, что нэп вводится «всерьез и надолго», лидеры большевизма не упускали возможности подчеркнуть, что все это « не навсегда». Недаром в начале 2х годов Политбюро ЦК обращало особое внимание на правовую сторону регулирования частнохозяйственных отношений, чтобы иметь против них наготове соответствующие юридические основания. »Величайшая ошибкадумать, писал В.И.Ленин в марте 922 г., что нэп должен положить конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому». В сентябре 922 г. на Политбюро ЦК РКП(б) специально, например, заслушивался вопрос о досрочном расторжении концессионных соглашений. Было решено иметь в гражданском и уголовном законодательстве такие статьи, «которые в нужный момент обосновали бы прекращение концессии».

При таком политическом подходе к развитию частно хозяйственных отношений трудно было ожидать появления цивилизованных форм государственного и частнокапиталистического предпринимательства. »Какой уж там государственный капитализм ?!» восклицал в своей речи на Всероссийской партконференции Ю.Х. Лутовинов известный деятель профдвижения начала 2х годов. « Нарождается, утверждал он, предпринимательский, нашими собственными руками выхоженный, вынянченный капитализм».

Этим заявлением Ленин по сути признал возможность строительства социализма в одной стране, от которой прежде открещивался, как от немарксистской постановки вопроса. Характерно и то, что в своей оценке развития советской кооперации Ленин не подчеркнул момента предпочтительности одной из двух кооперативных связей вертикальной, основанной на специализации самостоятельных хозяйственных единиц по производству и сбыту какого-то одного или нескольких видов продукции (например, молочная, зерновая, табачная, льняная и т.п. кооперация), или горизонтальной, основанной на концентрации земли и средств производства ранее самостоятельных хозяйственных единиц.

Не подчеркнув этого момента, он не связал своих приемников какими-то теоретическими обязательствами, поэтому И.В. Сталину было в конце 2х не так уж трудно доказать, что принудительная коллективизация есть практическое выполнение ленинского кооперативного плана.

Поворот РКП(б) в сторону нэпа вызвал во всем мире определенные надежды на либерализацию советского режима, которые усиленно подогревались эмигрировавшими из России кадетами, меньшевиками, эсерами. Например, по мнению редакции меньшевистского «Социалистического Вестника», издававшегося в Берлине, «кто сказал А, должен сказать Б. Новую, рациональную на подъем производительных сил рассчитанную экономическую политику нельзя вести государственным аппаратом и методами, приспособленными к экономической утопии и приведшими к экономической катастрофе». На очередь дня в Советской России, по их мнению, выдвинулся вопрос « о демократической ликвидации большевистского периода русской революции».

Подобные настроения проникали и в ряды РКП(б), в смысле ожидания начала реформы советского политического строя. Уже на Всероссийской партконференции известный большевик И.М. Варейкис потребовал у В.И. Ленина ясного ответа на вопрос:

«крестьянство это класс или не класс?» Если, по мнению Варейкиса, »это класс, то класс не обманешь, а раз не обманешь класс, с ним придется заключить соглашение. Стало быть ясно, что если это класс в целом, то с ним нужно не только строить компромисс, но должны быть определенные политические отношения, ибо каждый класс неизбежно выделяет определенные группы, которые будут руководить » . Но, вероятно испугавшись собственной смелости, Варейкис тут же поспешил добавить: »надо поменьше указывать, что крестьянство класс». Для того, чтобы указание В.И. Ленина на невозможность политического соглашения с крестьянством яснее дошло до сознания делегатов партконференции, в ее повестку был срочно поставлен «погромный» доклад К.Радека «О роли социалистов-революционеров и меньшевиков в переживаемый момент». По словам докладчика, политические уступки крестьянству легализуют деятельность меньшевиков и эсеров, которые, « оформляя движение мелкобуржуазных масс, сумеют настолько ослабить Советскую Власть, что она свалится, и тогда придет черед интервенции». В этой связи Радек призвал покончить с « легкомысленным» отношением к Красной Армии, к ВЧК и прекратить всякие разговоры о политических уступках. что касается меньшевиков и эсеров, заключил он, то в отношении к ним »есть только тактика беспощадной войны».

Если учесть, что руководство партий эсеров и меньшевиков неоднократно до этого заявляло о своем отрицательном отношении не только к иностранной военной интервенции, но и к любым другим формам свержения Советской Власти и, если вспомнить при этом, что именно эсерам принадлежал приоритет в разработке экономических принципов нэпа, то в большевистской тактике «беспощадной борьбы» следует всерьез рассматривать только один мотив: боязнь потерять монополию на власть. В этом случае большевикам не приходилось рассчитывать на снисхождение со стороны своих политических соперников, даже из рядов социалистической демократии. Вряд ли наиболее осведомленные из них могли забыть проклятья В.М.Чернова и Ю.О.Мартова, изложенные в их статьях по поводу восстания в Кронштадте, чтобы после этого садиться с ними за стол переговоров об условиях «раздела власти».

Отказ от демократических методов борьбы за политическую власть в государстве, стремление решать этот вопрос преимущественно террором, конечно, мало украшал Коммунистическую партию и свидетельствовал о ее внутренней слабости. Монополия на власть, на средства массовой информации, на образование и т.п. развращала большевиков вседозволенностью и, как магнит, притягивала к РКП(б) карьеристские и прямо уголовные элементы, дискредитирующие ее в глазах населения. Оригинальный метод борьбы с этим злом предложил ЦК РКП(б) в начале мая 92 г. Г.И.Мясников ветеран большевистской партии из числа рабочих-интеллигентов, убийца несостоявшегося императора великого князя Михаила Романова. По его мнению, образовалась глубокая пропасть между рядовыми и «начальствующими» коммунистами, которую нельзя преодолеть, не возрождая демократических принципов организации Советской Власти в их первоначальном виде, как союзов самих трудящихся в городе и в деревне. Наряду с этим следовало »отменить смертную казнь, провозгласить свободу слова и печати, которую не видел в мире ещё никто от монархистов до анархистов включительно».