I (Культурно-бытовой облик учащихся начальной и средней школы XIX начала ХХ веков), страница 12

Шаровары тёмно-синего сукна.

Пальто серого сукна, двубортное, офицерского образца, пуговицы такие же, как на мундире; петлицы на воротнике одинакового с кафтаном сукна, с белой выпушкой и пуговицей.

Шапка – одинакового с полукафтаном сукна по образцу военных кепи, с белыми выпушками вокруг тульи и верхнего края околыша. На околыше над козырьком жестяной посеребренный знак, состоящий из двух лавровых листьев, перекрещивающихся стеблями, между коими помещены прописные заглавные буквы названия города и гимназии или прогимназии с их номером, где таковой есть, например: С.П.Б. I Г. (С.- Петербургская Первая гимназия) или Р.Г. (Ришельевская гимназия), или О. 2 Г. (Одесская Вторая гимназия), или Б.Л.П. (Брест-Литовская прогимназия).

Сверх сего дозволяется носить:

Башлык из верблюжьего сукна без галуна; и шинель серого сукна, по образцу военных, с воротником того же сукна, но без клапанов (петличек)» ².

Д.Засосов и В.Пызин дают такое описание формы для XX века: «Гимназисты носили форменную одежду: синюю фуражку с белым кантом и посеребренным гербом из скрещенных листьев лавра, а между ними номер гимназии, шинель серого сукна со светлыми пуговицами и синими петлицами, черную тужурку, лакированный ремень, на котором светлая пряжка с номером гимназии, брюки черные. В торжественных случаях - мундир из синего сукна, однобортный, с серебряными галунами по воротнику. В нашей гимназии мундир имели только единицы, многие семьи были малосостоятельные. Бедным гимназистам иногда выдавались от Общества всепомоществования недостаточным ученикам деньги на покупку форменной одежды.

Все обмундирование обычно покупалось на вырост, у первоклассника часто шинель волочилась по земле, из рукавов. не было видно пальцев, тужурка доходила чуть не до колен. Но мальчишки росли быстро, года через два шинель уже была до колен. В семьях, как правило, одежда переходила от старшего брата к младшему. Было принято, что родители более состоятельные передавали малоношеное ненужное обмундирование в гимназию для нуждающихся. В общем, как-то устраивались, и мальчики были все одеты по форме. Особых придирок к форме не было, требовалось, чтобы было чисто и не было дыр.

Строго следили за тем, чтобы гимназисты были подстрижены, а в старших классах - со скромными прическами. Если гимназист приходил без ремня или с космами, его отправляли домой» ¹.

Некоторые особые учебные заведения имели и особую форму, как, например, в Университетском Пансионе: «Форма состояла из синего мундира или сюртука с малиновым воротником и золоченым прибором, сходная с формой университетских студентов, от которой отличалась лишь тем, что у них полагались на воротнике мундира две золоченые петлицы, у нас же одна…» ².

В других, особых областях Российской империи была и особая форма. Например, М. Добужинский, будучи школьником, перебывал в трёх гимназиях – Петербургской, Одесского учебного округа и Виленской, и получил возможность сравнить их формы: «Скоро я нарядился в гимназическую форму. Форма гимназистов Одесского округа, к которому принадлежал Кишинев, отличалась от петербургской: в Петербурге носили черные блузы и брюки, тут же ходили во всем сером (как арестанты, мне казалось). Летом же носили парусиновые рубашки и фуражки, а не белые, как в Петербурге» ³. А в Виленской гимназии была другая форма: «Наши черные форменные рубашки с двумя серебряными пуговками на воротнике, после серых кишиневских, казались мне даже нарядными; некоторые франты (хотя быть одетым не по форме запрещалось) носили куртки без пуговиц – на манер «австрийских» – это почему-то допускалось. Появились тогда вероятно впервые и «белоподкладочники», носившие в классе наш парадный синий однобортный мундир, нарочито укороченный и, как в кавалерии, на белой шелковой подкладке, что тоже разрешалось» ¹. В Новочеркасской гимназии, где учился А. Греков, гимназические мундиры были наподобие казачьих чекменей: «В моей памяти как-то не вяжется гимназия без мундира. Эти мундиры из тёмно-синего сукна были у нас тогда обязательны к повседневной носке, стоили они всё же недёшево, и сшить их мог только портной, так что это была довольно сложная история.

Как теперь соображаю, они должны были очень стеснять нас, растущих малышей. Сшитые в талию с плотной кирасообразной грудью на негнущейся холстине с поясом, они застёгивались на середине груди на крючки и со стороны придавали фигуре, конечно, стройность. Но каково было проводить в нём целые часы на уроках, делать в них же и гимнастику, в них выходить всюду из дома, в них же стоять в церкви иногда в духоте. Нет, глупее и стеснительнее этих казачьих мундирчиков вряд ли что можно было придумать для малышей. Но мы, особенно на первых порах, очень гордились ими. Глупые! Мы не понимали, что этот самый мундир накладывал на нас ярмо, печать, которое лишало нас свободы и выдавало с головой при шалости» ². Вообще, в Платовской гимназии гимназисты ходили «в мундирчике с галуном, в штанах с лампасами алого сукна, в фуражке из тёмно-синего сукна с алым околышем и «лаврами» - гимназическим значком» ³.

Внешний облик учащихся, установленный для них начальством, можно дополнить выдержкой из «Правил относительно соблюдения порядка и приличий учениками Новочеркасской гимназии»:

1. Вне дома ученики обязаны быть всегда в одежде установленной формы. Положенные для них чекмени должны быть застёгнуты на все крючки. В летнее время, а именно с 1-го мая по 1-е сентября, дозволяется носить парусинные блузы, белые фуражки из полотна с установленными буквами.

2. Идя в учебное заведение для учебных занятий, а равно и возвращаясь из оного, все ученики обязаны нести ранцы на спине…⁴

При некоторых послаблениях начальства, особенно детям влятельных людей, их форма могла изменяться почти до неузнаваемости, как это случилось во 2-ой одесской гимназии при М. Сукенникове: «…мы все носили куртки, мундиры и шинели обыкновенного образца и шаблонного покроя, а появившаяся отныне среди нас золотая молодежь одевалась весьма изящно и шикарно. Мундиры у них были на шелковой подкладке… всегда новенькие, чистенькие, что называется с иголочки. Брюки они всегда носили узенькие, плотно охватывавшие ноги и нижние части тела, - как это принято у кавалеристов, и обязательно с штрипками, проходившими внизу, между подошвами и каблуками. Гимназические куртки у них были также хорошо и изящно сшитые, по возможности короче и обязательно без полагающихся пуговиц. Очевидно, это требовала мода. Мы, все остальные, носили… длинные блузы, с блестящими белыми пуговицами, простые кушаки и, в большинстве случаев, совсем плохо сшитые мундиры и брюки, а золотая молодежь любила щеголять чистенькой модной одеждой, умела с каким-то особенным шиком носить свою гимназическую форму, и фатовски расстегнутые куртки или мундиры, едва застегнутые на одну-две пуговицы, давали возможность видеть изящные жилетки с цепочками от часов и кучкой брелоков, белые воротнички и даже модные галстучки. Фуражки они носили с маленькими козырьками и большими полями, а на шинели уж обязательно красовался дорогой смушковый воротник…» ¹

Вообще форма могла зависеть и от моды, даже моды в масштабах отдельной гимназии, но такая форма была уже неофициальная, а ношение её наказуемо. Например, так было в гимназии при лицее кн. Безбородко в Нежине: «Кто-то из гимназистов вздумал носить вместо форменной фуражки, войлочную шляпу – так называемый «бриль»… Другим гимназистам показалось это чем-то демократическим, и вот началась мода на брили. По выходе из классов, многие гимназисты появлялись в городе в этих нелепых шляпах. Их преследовало начальство и сажало в карцер» ².

Но случалось и так, что некоторые запрещаемые, неофициальные элементы форменной одежды постепенно узаконивались: «Когда нам дали новую форму – вместо безобразных чёрных пиджаков с синими петлицами, - мундиры с серебряным галуном и с светлыми пуговицами – некоторые стали щеголять превосходно сшитой формой, подбивали полы белым атласом, нося серую шинель с багровою шалью – и вместо форменных кепи синие фуражки с белыми кантами и значком – за что даже сиживали в карцере. В конце концов, фуражкой было оффициально заменено кепи…» ³.

И всё же для школы форменная одежда была настолько характерна, что её учащегося невозможно себе представить без формы. При этом форма помогала контролю над учащимися, она выдавала их (значок на фуражке показывал, из какой именно гимназии ученик) и, по разумению начальства, дисциплинировала учащихся.

5.2. Распорядок дня

Продолжая описание быта учащихся, нужно отметить, что быт школьников зависел, прежде всего, от таких вещей, как распорядок дня. Пожалуй, только у учащихся день был настолько нормирован. Они думали, работали и отдыхали строго по часам и минутам. Учебный день делился на уроки и перерывы между ними – перемены, были и большие перемены. Длительность их в разных учебных заведениях и в различные периоды часто значительно отличалась. Но обычно учеба начиналась в 9 часов, как в начальной школе (о ней пишут Д.Засосов и В.Пызин: «Приходить надо было к 9 часам» ¹), так и в средней: «Явиться надо без четверти 9. В большой зал из классов приводят шеренги учеников, становятся по стенам зала…. Ученик читает «Отче наш»… Потом ученик читает молитву «перед учением» и с 9 часов начинаются в классе уроки…» ².

Что обычно школьники приходили раньше девяти, подтверждает и А. Греков: «Раздевшись в шинельной, собираемся сперва в гимназическом зале, откуда в 8.30, построившись в пары, расходимся по классам. В классе нужно поскорее заткнуть кое-какие прорехи в знаниях. Списываешь, подзубриваешь наскоро, с замиранием сердца ждёшь начала» ³.

А дальше уже шли различия: отличались продолжительность и количество уроков, длительность перемен, время окончания. К началу XX века они более или менее установились и стали примерно такими, как их описывает Н. Щапов: «С осени составлено жёсткое расписание уроков на весь год, отпечатано, роздано по рукам. В день 6 уроков с 9 до 4 часов дня. Большой перерыв с 12 до часу дня, полчаса на завтрак, полчаса на прогулку для живущих воспитанников. По субботам только три урока, а с 12 часов – репетиции для неуспевающих учеников; учителя назначают на них двоечников: «в субботку на работку»…» ⁴. В гимназиях, где учились Д. Засосов и В. Пызин, был несколько другой, но похожий распорядок дня: «Занятия начинались в 9 часов. Урок продолжался 50 минут. Между уроками перемены: первая - 5 минут, вторая - 10, третья - 30, четвертая - 5 минут. Начиная с пятого класса, каждый день было 5 уроков… Ровно в 9 раздавался звонок, к этому времени все гимназисты были уже в классах. В классы шли учителя с журналами. Все вставали. Перед первым уроком дежурный читал молитву. Через 50 минут раздавался звонок на первую перемену. Все выходили в залы, в классе дежурный открывал окно. Во вторую перемену младшие классы спускались в гимнастический зал, где были приготовлены столы, а на них кружки с горячим сладким чаем… В 12 часов, в большую перемену, чай пили старшие классы.

…После четвертого урока была последняя перемена в 5 минут. В большую перемену некоторые выбегали во дворик поиграть в мяч или снежки. Близко живущие бегали завтракать домой. Наконец кончались занятия, по классам читались молитвы. Младшие классы в парах под надзором педагога спускались в шинельную. Но на последнем, крутом марше лестницы пары расстраивались, все неслись вниз, кто побойчее, сидя на ранцах, съезжали по ступенькам» ⁵.

В начальной школе занятий было поменьше: «Около 11 перерыв на полчаса, после чего занимались еще часа два» ⁶, по уставу 1828 года в уездных училищах «учение бывает ежедневно, за исключением воскресных и других положенных в табели праздничных дней» ¹. Кроме того: «Всякий урок должен продолжаться полтора часа, и на каждый день назначается по четыре урока, кроме среды и субботы, в сии дни после обеда учения не бывает. По субботам после обеденного времени желающие могут быть обучаемы церковному пению по нотам» ².

Но ещё более нормированный порядок дня имели, конечно же, пансионеры – учащиеся, живущие в пансионах, на квартирах учителей, в общем, при учебных заведениях. Так, учившийся в Университетском благородном пансионе М. Дмитриев описывает царивший там порядок таким образом: «Вставали мы по звонку в шестом часу; умывшись и одевшись, в шесть часов мы шли в репетиции, учили и повторяли уроки. В 7 часов по звонку шли, комната за комнатой, всегда в одном определенном порядке, в столовую пить чай с тремя сухарями, а по середам и пятницам - сбитень с половиной небольшого белого хлеба.

При начале читалась одним из полуотличных утренняя молитва, после которой все садились. Во время же чая один из отличных по очереди читал на налое, стоящем посредине, нравоучительную книгу, изданную при Новикове, но которой название я не помню. В девять часов шли в классы, которые продолжались до двенадцати.

Обедали мы в 12 часов все в одной зале, где было, кажется, девять или более столов, по числу комнат. Для отличных был круглый стол посредине. Каждая комната обедала за особым столом под председательством своего надзирателя, который разливал горячее. За обедом нам не позволяли разговаривать, а для предупреждения разговоров велено было всякому ходить за стол с книгой и читать между кушаньями…

После обеда, побегавши до двух часов, в два часа мы опять шли в классы, до шести. В шесть часов, вместо чаю, раздавали нам куски белого хлеба. В семь мы шли опять в репетиции, потом в 9-м часу ужинали и слушали вечернюю молитву, а в десятом ложились спать» ³.