53275 (Греческая колонизания: Херсонес), страница 5

Практика приема полисами - колониями дополнительных переселенцев (эпойков) хорошо засвидетельствована как литературной Традицией (Herod., IV, 159; Тhuс., I, 27, 1; Аrist. Роl., V, 2, 10 - 11), так и эпиграфическими памятниками для многих районов колонизации» В последнее время вопрос об эпойкии во второй половине VI в. до н.э. был поставлен и получил в целом положительное решение в отношении ближайшего западного соседа Херсонеса - Ольвии. Относительно территории Боспора, где, как считается, часть населенных пунктов возникла в результате так называемой вторичной колонизации в конце архаического периода, имеется прямое свидетельство Диодора (XX,25), относящееся к концу IV в. до н.э. и тем самым особенно интересное для нас, ибо в какой-то степени перекликается с ситуацией, сложившейся приблизительно в то же время в Херсонесе.

Речь идет о переселении на территорию Боспора тысячи граждан из осажденной Лисимахом Каллатии в конце IV в. до н.э. Боспорский правитель Эвмел, как видно из краткой заметки Диодора. предоставил переселенцам "город для поседения" и, кроме того, "разделил на участки" и передал им земли в местности Псоя, которую локализуют обычно в азиатской части Боспорского государства. Наделение переселенцев землей говорит, как нам кажется, о том, что каллатийцы искали на Боспоре не временного убежища, а постоянного пристанища, что они, таким образом, составили часть греческого населения боспорской хоры, наделенного определенными экономическими правами. Это позволяет видеть в переселенцах из Каллатии именно ту часть населения колоний, которую древние авторы и надписи называют обычно эпойками. Упоминание о переселении каллатийцев мы встречаем в сохранившемся у Диодора подробном рассказе о междоусобной борьбе сыновей Перисада за власть, развернувшейся на Боспоре после смерти Перисада в 310 г. до н.э. (Diod., XX, 22-26). Как полагает С.А. Жебелев, Диодор использовал какой-то местный источник, следовательно, в поле его зрения могли попасть лишь события, связанные с миграцией греческого населения и имевшие отношение к Боспору и, конкретно, к событиям, развернувшимся на Боспоре в конце IV в. до н.э. Между тем, сам факт перемещения значительного числа граждан в Черноморском бассейне в конце IV в. до н.э. не исключает возможности оседания какой-то части переселенцев и в Херсонесе. В данном случае это облегчалось бы общностью происхождения Каллатии и Херсонеса.

Говоря о центрах, откуда могла исходить волна вторичной колонизации Западного Крыма, необходимо сразу же оговорить, что все соображения на этот счет могут иметь лишь сугубо предварительный характер. Следует надеяться, что в будущем картина эта станет более ясной. Сейчас можно ограничиться, по-видимому, лишь самыми общими предположениями. Учитывая то обстоятельство, что экономические и политические связи Херсонеса в IV в. почти не выходили за пределы Черного моря, следует, видимо, искать центр вторичной колонизации в Черноморском бассейне. Нельзя исключать возможности появления новой волны переселенцев из метрополии Херсонеса - Гераклеи, где около середины IV в, до н.э. сложилась обстановка, которая как раз и могла дать повод к массовому выселению. В 364 г. до н.э. в обстановке обострения социальной борьбы в Гераклее установилась тирания Клеарха. Если в первые годы правления можно определенно говорить об изгнании оппозиционно настроенной части аристократии (Justin., ХVI,4), то в конце правления, когда тиран перешел к массовому террору и обстановка в Гераклее стала еще более напряженной (Athen., III, 85; Роlyаеn, II, 30, З; Меmnоn , I, 3), возможно выселение и других слоев населения. [9]

Не исключено выселение части граждан и в период регентства Сатира (352-345 гг. до н.э.), правление которого древние авторы изображают как самую мрачную страницу в истории гераклейской тирании (Justin., ХVI,, 5; Меmnоn , II, 3) Сохранилось свидетельство о том, что часть гераклейских граждан находилась в изгнании в последний период существования тирании (Меmnоn , II, 3), что дает основания предполагать наличие политической эмиграции и на раннем, наиболее драматическом этапе становления гераклейской тирании. Говоря о политических мотивах выселения, нельзя сбрасывать со счетов и возможное действие других факторов. О том, что эти фактору существовали в Гераклее во второй половине ХV в. до н.э. и приводили к образованию значительной массы лишних людей, говорит, по-видимому, факт основания в 301 г. до н.э. Амастрии и выведение туда части граждан Гераклеи (Меmnоn, IV, 10). [9]

Конечно, все сказанное не дает еще оснований для решительных суждений. Окончательное решение вопроса на данном этапе невозможно; мы можем лишь отметить, что в пользу Гераклеи и, возможно, Каллатии, говорит сохранение Херсонесом черт дорийского города во всех сферах политической и культурной жизни.

Если вопрос о центре (или нескольких центрах) вторичной колонизации Западного Крыма не может быть решен положительно, то сам факт вторичной колонизации, т.е. притока дополнительных колонистов вряд ли может вызвать сомнения. Обращение к проблеме формирования гражданской общины Херсонеса заставляет нас особенно внимательно отнестись к той группе источников, которая ввязана с дорийской колонизацией. В этом плане особенно интересные параллели могут дать такие города, как Византий, Фера, Кирена, Сиракузы, колония иссейцев на Черной Керкире. Источники позволяют выявить определенную закономерность социально-политического развития этих колоний, овязанную с приемом дополнительных переселенцев. Введение в состав гражданской общины эпойков становилось, как правило, важным исходным моментом в социальной стратификации населения колоний. Первые колонисты, получавшие экономические преимущества в виде неотчуждаемого "первого" клера из лучших земель в ближайшей округе города, закреплявшие за собой во всей полноте политические права, составляли в дальнейшем привилегированный слой полисной гражданской общины (Arist., Pol., IV, 3, 8). Прибывшие позднее в уже основанный город дополнительные переселенцы образовывали часть гражданства c урезанными политическими и экономическими правами. Последнее, в частности, выражалось в том, что новые поселенцы получали, как правило, участки меньшего размера в более отдаленных и неудобных местах хоры. Имеющиеся в нашем распоряжении источники свидетельствуют о том, что политическое и экономическое неравноправие эпойков часто становилось одной из причин сословной борьбы в колониях, Аристотель отмечает, что для многих полисов принятие синойков и эпойков стало причиной гражданских смут, исход которых зависел от конкретной ситуации и соотношения сил двух противоборствующих групп населения. К многочисленным примерам, которые приводит в этой связи Аристотель (Ро1., V, 2, 10-11), можно добавить сообщение Диодора о борьбе старых и новых колонистов в Фуриях (Diod., ХII, II, I), и, возможно, рассказ Геродота о событиях в Кирене, завершившихся реформой Демонакта (IV, 159-161). [9]

Свидетельства древних авторов и эпиграфических памятников об эпойкии позволяют, таким образом, видеть в ней широкомасштабное явление, составлявшей важное звено в ходе греческой колонизации. Археологические исследования, проводимые на хоре Ольвии, Херсонеса и Боспора, убедительно свидетельствуют о размахе и значении этого процесса в ходе формирования полисов Северного Причерноморья.

Выше уже отмечалось, что подчинение Северо-Западного Крыма стало возможным и необходимым именно в связи с резким увеличением греческого населения Херсонеса за счет прибытия новых поселенцев. Они, надо полагать, и составили ядро греческого населения городов и поселений Северо-Западного Крыма. Все исследователи, обращавшиеся к изучению гражданской присяги Херсонеса, отмечают, что в присяге нашел отражение территориальный рост херсонесского государства. А.И. Тюменев, заостряя эту мысль, рассматривает сам факт появления присяги как следствие приобретения городом внешних владений в Северо-Западном Крыму. Мы вправе теперь, несколько уточняя смысл этого положения, оказать, что присяга [в хронологическом плане] создается вскоре после появления на территории херсонесского государства новой волны греческих поселенцев. Учитывая общегреческую практику, мы вправе предположить, что социально-правовой статус этих новых поселенцев был ниже статуса коренного населения Херсонеса. Имеющиеся в настоящее время источники позволяют говорить о политической и экономической зависимости населенных пунктов Северо-Западного Крыма от Херсонеса. Соотнося это с данными присяги, можно с известной долей вероятности предположить, что в основе событий, предшествовавших созданию присяги, лежала борьба греческих поселенцев Северо-Западного Крыма против власти полиса - гегемона. К этому основному конфликту могли присоединиться и другие осложнения, как это часто бывало в кризисных ситуациях. Внутренние потрясения в херсонесском государстве могли, с одной стороны, спровоцировать активизацию борьбы скифов за овладение землями херсонесской хоры (либо заключение антихерсонесского альянса между скифами и греческим населением хоры). С другой стороны, гражданские смуты и возможная потеря какой-то части земельных владений в Северо-Западном Крыму (отторгнутых либо скифами, либо «отпавшими» гражданами) могли вызвать определенные осложнения и в среде полноправных членов гражданской общины Херсонеса. Таким представляется на основании данных гражданской присяги социально-политический кризис в Херсонесе в конце IV в. до н.э. [9]

Рассмотрев вопрос о гражданской общине Херсонеса, было бы логично приступить к вопросу об управлении этой общиной. Сведения о государственном управлении Херсонеса мы можем почерпнуть в основном из памятников эпиграфики: государственных декретов и почетных надписей, в которых упоминаются некоторые политические институты и магистратуры. Но в большинстве случаев херсонесские надписи представляют за редким исключением лишь одни названия магистратур, без присущих им функций. Поэтому приходится нередко прибегать к существующим сведениям о государственном устройстве других греческих государств.

Народное собрание Херсонеса впервые упоминается в двух декретах III в. до н. э. Однако мы можем предположить, что оно появилось в Херсонесе в более ранний период, не нашедший отражения в источниках. О функциях этого органа государственной власти Херсонеса мы можем судить на основании проксении родосцу Тимагору (IOSРЕ, I ,340) и декрету в честь Сириска (IOSРЕ, I ,344). На основе этих надписей мы можем утверждать, что народное собрание Херсонеса в первый период существования полиса выполняло функцию утверждения решений Совета, но также и обладало законодательной инициативой. В его состав входило все взрослое мужское население Херсонеса в количестве 2000-2500 человек. Народное собрание решало вопросы о даровании прав и привилегий иностранным гражданам, о чествовании своих сограждан и, как мы полагаем, внешнеполитические проблемы.

О херсонесском Совете мы располагаем столь же немногочисленными сведениями, как и о народном собрании. В отличие от аттических декретов, где в преамбулах обычной является формула «постановление народа», в херсонесских декретах подобная формулировка не встречается вообще. Здесь речь идет о постановлениях Совета и народа. Иными словами, члены Совета готовили проекты постановлений, которые затем выносились на рассмотрение народного собрания. Численность Совета составляла 156 человек. Он состоял из 12 эсимнетов и одного секретаря, которые сменялись раз в месяц. Поскольку Херсонес входил в куст мегарской колонизации, то община в нем делилась на филы и сотни, по которым и проходили выборы в Совет. По всей вероятности, в Херсонесе существовали три традиционные дорийские филы: гиппеиды, диманы, памфилы. [6]

В Мегарах и их колониях, в том числе и Херсонесе, должность, аналогичную афинским пританам, занимали эсимнеты. Они являлись активной дежурной частью Совета и избирались сроком на один месяц для ведения текущих дел. В других местах эсимнеты с подобными функциями не встречаются. Согласно имеющимся в наличии эпиграфическим памятникам, из среды эсимнетов избирали проэсимнета (председателя эсимнетов), главу Совета и секретаря Совета и народа. Круг вопросов, обсуждавшихся в Совете, был тот же, что и в народном собрании. Способ избрания и социальный состав Совета неизвестны. В отличие от Мегар, в Херсонесе был только один секретарь.

Кроме народного собрания и Совета в Херсонесе существовали магистратуры. Говоря о финансовом управлении государства, следует назвать казначеев. Для поддержания порядка в городе и на агору избирались агораномы и астиномы. [6]

Нужно отметить, что к числу наименее известных в Херсонесе магистратур относятся военный магистратуры. Должность стратега считалась очень важной, так как в декретах она упоминается наравне с царем и секретарем Совета и Народа. Стратеги выполняли ведущую роль в руководстве государством, выносили предложения о проксениях, устанавливоли дипломатические связи, возглавляли гражданское ополчение. В интересующий нас период о данных существования в Херсонесе должности демиурга не обнаружено.

В Херсонесе существовали и экстаординарные магистратуры, выполнявшие специальные поручения в течение более или менее продолжительного срока. По свидетельству источников в Херсонесе были попечители построек, гимнасиархи и тиасиархи. Предполагается, что в этот период каждый гражданин херсонесского государства мог проявить свою политическую активность и гражданскую позицию (за исключением, разве что, колонистов второго потока, как было рассмотрено выше, так как они обладали лишь экономическими правами). [6]