herz (Герцен А.И.)

Александр Иванович Герцен родился 25 марта (6 апреля по новому стилю) 1812 года в Москве у богатого помещика Ивана Алексеевича Яковлева.

Яковлевы состояли в дальнем родстве с царствующим домом Романовых.
Среди предков Ивана Алексеевича известны бояре, воеводы, а его дед был докладчиком при императрице Екатерине I.

Матерью ребенка была Генриетта-Вильгельмина-Луиза Гааг – дочь мелкого чиновника из Штутгарта (столицы немецкого королевства Вестфалии).Брак их с Иваном Алексеевичем оформлен не был, и сын их – Александр официально числился воспитанником Яковлева под фамилией Герцен(от немецкого слова Herz - «сердце»). Такое положение было не редким в дворянской среде того времени.

Ребенок рос живым, резвым, не мог и пяти минут усидеть на месте, но не редко бросив игрушки, долго и пристально смотрел на один и тот же предмет, как бы обдумывая что-то. С ранних лет он был не только впечатлительным, но и наблюдательным, хорошо помнил виденное.

Мальчику рано открылось, что такое крепостное право, рано зародилась ненависть к рабству и угнетению. Хотя, в доме Яковлева крепостничество проявлялось не в самых грубых и жестоких формах, Саша был свидетелем тяжелой жизни крепостных.

Образованием Александра занимался отец и несколько учителей, из которых Саша больше всего запомнил двоих: француза Бушо и Ивана Евдокимовича Протопопова. Бушо не только учил мальчика языкам, но и рассказывал о революции 1789 года.

Но не один Бушо пробудил у Герцена любовь к свободе, студент-медик Протопопов увидев любознательный ум своего воспитанника заинтересовал его рассказами о русской истории, стал приносить ему запрещенные стихи. Именно Протопопов, преподававший Саше русскую словесность, положил начало развития его литературного дара.

В четырнадцать лет Александр познакомился с сыном дальнего родственника отца Николаем Огаревым. Саша и Коля сошлись в своих вкусах и пристрастиях: оба были без ума от Пушкина и читали Шиллера.

Однажды гуляя на Воробьевых горах, подростки дали клятву перед простиравшейся внизу Москвой, - бороться до конца своей жизни против тирании, против крепостничества, за освобождение народа, за торжество справедливости и добра.

В 1829 году Александр с Николаем поступают на физико-математический факультет Московского университета. В эти годы революционный центр России переместился из Петербурга в Москву, в Московский университет. Вокруг Герцена и Огарева образуется кружок революционно настроенной молодежи, где читаются запрещенные стихи Пушкина и Полежаева, много говорят о французской революции 1789 года, о философии и о многом другом.

В университетские годы Герцен продолжает науч­ную и литературную деятельность. Еще до поступление в университет в журнал «Вестник естественных наук и медицины» появились его статьи «О чуме и причинах, производящих оную...» и «О древнем бальзамировании» — рефераты работы французского врача-эпидемиолога Э. Паризе. За ними последовали статьи «О землетрясени­ях», «0 месте человека в природе», а в 1836 году—инте­ресная, яркая статья о творчестве Гофмана. Подписывается Гер­цен — Искандер (арабский вариант имени Александр). Этот псевдоним он сохранит надолго.

После окончания университета в 1833 году Герцен по настоянию отца начинает службу в Кремлевской экспеди­ция. Никакого интереса к чиновничьей деятельности Александр не проявляет. Как и большинство людей его круга, служба Герцена не обременяла н давала доста­точно времени для самообразования, дружеских встреч и споров.

Герцен в это время все больше думает о литературной деятельности, входит в московские литературные кружки, знакомится с П. Я. Чаадаевым, декабристом М. Ф. Орловым.

Над Герценом и его друзьями сгущались тучи. Цар­ская жандармерия чувствовала, что дух декабризма не умер, что вольнолюбивая московская молодежь думает, спорит, мечтает совсем не в угодном правительству на­правлении. Правда, подобрать ключи к герценовскому кружку долго не удавалось: предателей в нем не было. Только летом 1834 года с помощью провокатора жан­дармам удалось нащупать нити, которые вели к Герце­ну и его кружку. Начались аресты. 9 июля 1834 года аре­стовали Огарева, а 21 июля и Герцеа. Ога­рев был арестован за знакомство с приятелем Соколовского, Соколовский — за то, что сочинил антисамодержавную песню, Герцен — за дружбу с Огаревым.

На допросах Герцен держался стойко и с достоинст­вом, а в камере изучает итальянский язык и читает кни­ги. Здесь он пишет повесть «Легенда» и автобиографи­ческий очерк «Первая встреча», в которых, как и в дру­гих его ранних литературных опытах, чувствуется влия­ние романтизма.

14 марта 1835 года после переговоров между шефом жандармов, министром юстиции и Николаем I. Соколовский - осужден на заключение в Шлиссельбург, Огарев в Пензенскую, а Герцен в Пермскую губернии. После недолгого пребывания в Перми, он был переведен в Вятку. Где в 1838 году женился на своей кузине Наталье Александровне Захарьиной.

В июле 1839 года с Герцена был снят полицейский арест и в начале 1840 года он с женой и маленьким сыном Александром вернулся в Москву. Поселились они на Сивцевом Вражке в доме купленом для них И. А. Яковлевым.

Огарев, Кетчер и многие старые друзья Герцена были В Москве. В доме Герцена и Огарева стал снова небольшой круг друзей.

Однако отец Герцена, не оставивший еще надежды сделать из сына чиновника и обеспечить ему карьеру, выхлопотал, через министра внутренних дел, зачисление сына в канцелярию министерства. Герцену пришлось переехать в Петербург.

Не успел он завести широкого круга знакомых и друзей, как жизнь его в столице была оборвана новой ссылкой. Повод на этот раз был еще более незначительным, чем в первом случае. Герцену было предъявлено обвинение в распространении ложных слухов, порочащих полицию. В июне 1841 года Герцен был вынужден выехать в Новгород, куда был назначен советником Новгородского губернского правления.

Летом 1842 года благодаря хлопотам Огарева Герцену было разрешено вернуться в Москву, где он был находиться под надзором полиции.

Навсегда оставив государственную службу, обеспеченный материально, Герцен в Москве все время - посвящает литературным занятиям, беседам и спорам с друзьями и идейными противниками, становит­ся одной из центральных фигур московской общественной жизни.

Герцен внимательно следит за умонастроениями кре­стьянства, записывает в дневнике о каждом услышан­ном факте протеста крепостных. В то же время он с болью отмечает, что для настоящей, всенародной борьбы сознательность крестьянства в целом еще недостаточна. Видит Герцен и серьезные перемены в интеллигенции, читательской мас­се в 40-е годы. В духовной жизни страны все большую роль начинают играть демократы-разночинцы: семина­ристы, студенты, мелкие чиновники. У этой социальной силы, все более решительно заявлявшей о себе, кумир — Белинский. И статьи самого Герцена пользуются все большим вниманием у тех, кого он два десятилетия спустя назовет молодыми штурманами будущей бури.

Герцен читает в Москве философские трактаты, книги общественно - экономического содержания, знакомится с работами социалистов: Фурье, Прудона, Консидерана, Луи Блана. Не оставляет он и литературных занятий: пишет ряд статей на философские темы, в том числе за­мечательные произведения русского материализма — циклы статей «Дилетантизм в науке», «Письма об изучении природы», ряд фельетонов, остроумных и едких.

Пишет Герцен и художественные произведения. Лите­ратурно-общественная позиция Герцена в 40-е годы была в основном позицией дворянского революционера. Герцен возлагал надежды на передовое дворянство, которое, по его мнению, должно стать адвокатом, защитником инте­ресов крепостного крестьянства. В своей дворянской ре­волюционности Герцен шел дальше декабристов, не питал интереса к характерной для них заговорщической так тике. В его взглядах были демократические тенденции, стремление к беспощадной критике социальных и нрав­ственных норм дворянского общества в целом.

В небольшой повести «Сорока-воровка» Герцен рас­сказывает волнующую, трагическую историю талантливой крепостной актрисы, доведенной до гибели домогательствами и преследованиями барина. В основу довести лег­ла действительная история, случившаяся в крепостном те­атре орловского помещика Каменского и рассказанная Герцену одним из завсегдатаев его вечеров — великим русским актером М. С. Щепкиным.

В повести Герцен показал душевную красоту русского человека, русской женщины и огромную силу нравст­венного протеста против бесчеловечного уклада жизни.

25 марта 1847 года Герцен приезжает в Париж, го­род, с которым связаны его представления о Великой французской буржуазной революции XVIII века и о ре­волюции 1830 года. Герцен приехал во французскую сто­лицу в канун нового революционного взрыва. Народные массы Европы все громче протестуют против вот уже бо­лее чем тридцатилетнего господства Священного союза, против жестоких расправ монархов с народными волне­ниями. .

Свои впечатления от Па­рижа он передает в «Письмах из Avenue Marigny », пе­чатавшихся в «Современнике». Герцен начинает понимать, что главным, решающим в истории являются эко­номические отношения людей.

В «Письмах из Avenue Marigny » Герцен ограничил понятие буржуазии имущими слоями третьего сословия, то есть промышленниками н торговцами. Большинство же современников Герцена не проводило резкой черты между рабочими и капиталистом, понимая их как единый социальный слой, противостоящий дворянству и духовен­ству (первым двум сословиям). Именно выделение бур­жуазии как особой социальной группы делало Герцена самым передовым мыслителем России тех лет. Герцен одним из пер­вых увидел в буржуазии силу, которая становится тор­мозом исторического прогресса.

В конце октября 1847 года Герцен едет в Италию. Он восхищен этой страной, ее народом, природой, памятни­ками искусства Древнего Рима и Возрождения.

Герцены приехали в Италию в конце 1847 года,а уже 12 января началось восстание в Палермо, в революционное движение распространилось вскоре на всю страну. Вихрь революции захватил Герцена. В Риме он вместе с женой и друзьями участвует в ночной демонстрации по случаю начала борьбы против австрийского ига за осво­бождение страны. Герцен вспоминая позднее, что в это время он «жил на площади».В Италии Гер­цен впервые увидел своими глазами борьбу народа за национальное освобождение, сблизился со многими ру­ководителями революционного движения.

При вести о революции во Франции Герцен спешит туда. Герцен приез­жает во французскую столицу, когда над революцией сгущаются тучи. Напуганная размахом борьбы народных масс, буржуазия готовит кровавую расправу с парижски­ми рабочими. Тревогой полны теперь письма Герцена. Он хорошо чувствует нетерпеливую «кровожадную готовность» буржуазной национальной гвардии «начать резню».

Наблюдая буржуазную республику во Франции, Гер­цен все более и более видит в ней черты, напоминающие николаевский. режим в России.

Чтобы избежать ареста и возможной выдачи царскому правительству, он с чужим паспортом уезжает из Франции в Женеву.

«ЗОВУ-^ивых» («колокол») 1

Приехавший из России Огарев хорошо знал, что нуж­но русскому обществу, и подал Герцену мысль об орга­низации периодического издания. «Нам нужно бы изда­вать правильно журнал хоть в две недели, хоть в месяц раз. Мы бы излагали свои взгляды, желания для Рос­сии», — передает слова Огарева Наталья Алексеевна. Так возник знаменитый герценовский «Колокол», одним из сотрудников которого стал Огарев.

Издание «Колокола» диктовалось рядом причин. Во-первых, книжки «Полярной звезды», большие по объему, были не очень удобны для нелегальной транспортировки в Россию. Во-вторых, довольно редко выходившие номера «Полярной звезды» не могли оперативно откликаться на быстро сменявшиеся события в России 60-х годов, а нуж­да в таких откликах была исключительно острой.

1 июля 1857 года вышел первый номер газеты. Эпиграфом к изданию Герцен поставил латинское выраже­ние Vivos voco! (Зову живых!). Он так разъяснял это : «Живые — это те рассеянные по всей России люди мысли, люди добра всех сословий, мужчины и женщины, сту­денты и офицеры, которые краснеют и плачут, думая о крепостном состоянии, о бесправии в суде, о своеволии полиции, которые пламенно хотят гласности, которые с сочувствием читают нас. «Колокол» — их орган, их го­лос».

Центральным вопросом журнала бы­ло освобождение крестьян от крепостной зависимости. Программа «Колокола» гласила: «Освобождение слова от цензуры, освобождение крестьян от помещиков, освобож­дение податного сословия от побоев».

Но не об одном крепостном праве звонил «Колокол». Он писал и о придворных кругах, о бюрократии, о про­изволе и неправосудии в стране, о зверском избиении полицией студентов, об убитых и замученных крепост­ных. «Колокол» призывал не к одному разоблаче­нию, а и к конкретным действиям, к протесту против тво­рящихся в России безобразий не только словом, но и делом.

Материалы, присылаемые в «Колокол», освещали жизнь всех русских губерний и всех слоев общества — от высшего придворного круга до крестьянской избы. Герцен по мере возможности старался использовать все получаемые материалы, помещая их на страницах газеты или включая в отдельные сборники. До сведения рус­ской общественности доводит Герцен материалы о тай­ных заседаниях Государственного совета, комитетов по подготовке реформ и т. д. В газете Герцена появились «Размышления у парадного подъезда» Некрасова с при­мечанием: «Мы очень редко помещаем стихи, но тало­го рода стихотворение нет возможности не поместить».

Материалы Герцену посылали люди из разных сдоев общества. Немало материалов привез с собой из России Огарев. «Колоколу» жаловались, «Колокол» любили, от «Колокола» ждали правды. «Колокол» не просто помещал информацию о русской жизни, а разоблачал, обличал, издевался. Редакторская рука Герцена, его сарказм, ирония чувствовались во всем. К журналу были специальные приложения, название которых говорило само за себя— «Под суд». Публикации в газете Герцена всегда вели к общественному осуждению виновных, а подчас и являлись поводом для возбуждения уголовных дел, хо­тя, конечно, Герцен преследовал - задачи более широкие. Не всегда в «Колоколе» Герцен последователен. Подчас он поддавался либеральным колебаниям, писал письма царю — напечатал 1 ноября 1858 года письмо императ­рице, в котором выражал озабоченность воспитанием на­следника в духе прусской муштры в отрыве от народно­го, национального начала.

Свою издaтельскую деятельность не ограничивает «Полярной звездой» в «Колоколом». В 1859 н 1861 годах выходят два тома «Исторического сборника» с разоблачающим тайны Зимнего дворца «материалом для уголовного следствия... над петербургским периодом на­шей истории». Много сил отдает Герцен раскрытию ис­тории декабристского движения. В 1862—-1663 годах он печатает три тома записок декабристов, в 1868 году—-книгу «14 декабря 1825 и император Николай» и т.д.

В 1858 году Герцен издает радищевское «Путешест­вие из Петербурга в Москву», которое было запрещено в России уже 60 лет, а в 1860 году — сборник своих и огаревских статей «За пять лет».

«Колокол» стал в России силой, с которой приходи­лось считаться даже царю.