ref-15709 (Бургундия в поисках самоидентификации (1363-1477 гг.)), страница 11

Это была, сообщает Шатлен, по своему виду «вещь величественная и полна славы».⁰ И добавляет, что подобного ему не доводилось видеть ни при одном двое. Можно представить себе впечатление бюргера, подававшего прошение, от этой блестящей церемонии.

Основной смысл судебного заседания в присутствии герцога Ла Марш видит в возможности выслушать и подготовить решение всех просьб, обращенных к герцогу, особенно просьб со стороны «бедных и малых, которые могли бы пожаловаться на богатых и великих» ⁰, голос которых в ином случае был не слышен. Но Шатлен испытывает сильные сомнения относительно добрых плодов подобного судопроизводства.⁰ Действительно, задачи данного театрализованного представления в другом. Публичная власть предстает во всем своем великолепии. Герцог путем культурного воздействия старался поднять авторитет своей власти и одинаково упрочить ее во всех землях Бургундской державы.

По мнению Карла Смелого, развлечения также должны были быть облачены в пышные, великолепные формы. Шатлен увидел герцога таким: «Все помыслы свои и поведение свое часть дня уделяя смыслу, занятия свои перемежая смехом и играми, упивался он красноречием, увещевая придворных призывами к добродетели, подобно оратору. Посему и не раз видели его восседающим на своем троне с высокою спинкой, и его придворные перед ним, он же приводил им свои разъяснения, судя по времени и обстоятельствам. И был он всегда, как подобает владыке и господину над всеми ними, одеянием богаче и пышнее всех прочих». Это сознательное искусство жизни, хотя и принимающее застывшие и наивные формы, собственно говоря, выглядит как вполне ренессансное. Называемое Шатленом «высоким великоюбием в сердцах, дабы зримым и явленным быть в вещах особенных»,⁰ оно выступает как характерное свойство ренессансного человека. Карл Смелый представлял собой тип монарха, практически идеального по средневековым канонам, но вместе с тем он проявлял качества присущие человеку нового времени.

Придворная этика не замыкалась в себе, монарх постоянно должен был общаться с подданными, проявлять отеческую заботу о них, как сказали бы сейчас, поддерживать имидж. Естественно, манера общения требовала изменения в соответствии с задачей. Бургундским герцогам и здесь удается найти нужный тон. Хотя механизм управления к тому времени принимает довольно сложные формы, проекция власти в народном сознании образует неизменные и простые конструкции. Политические представления свойственны народным песням и рыцарскому роману. Монархов сводят к определенному числу типов, в большем или меньшем соответствии с тем или иным образцом из рыцарских преданий или песен: благородный и справедливый государь; государь, введенный в заблуждение дурными советами; государь, мститель за честь своего рода; государь, попавший в несчастье и поддерживаемый преданностью своих подданных.⁰

Таким образом, для народа политические вопросы упрощаются и сводятся к различным эпизодам из сказок. Филипп Добрый прекрасно сознавал, какого рода язык был доступен народу. Во время празднеств в Гааге в 1456 г. он с целью произвести впечатление на голландцев, которые иначе могли подумать, что ему не хватает средств, чтобы вступить во владение Утрехтским епископством, велел выставить в покоях замка на всеобщее обозрение посуду стоимостью в тридцать тысяч марок серебром. Помимо этого, из Лилля было доставлено два сундучка, в которых находилось двести тысяч золотых крон.⁰ Было разрешено попробовать их поднять, многие пробовали, но безуспешно.

Данный пример доказывает, что когда было необходимо, изысканные и куртуазные герцоги находили убедительный способ совместить демонстрацию размеров казны с ярмарочным балаганом. Не здесь ли кроется секрет вызывающей бургундской роскоши.

Отношения государя и подданных также носили выражение взаимной преданности, происходящей, по-видимому, из отношений сеньора и вассала. Юный Карл Смелый, тогда еще граф Шароле, узнает, что герцог, его отец, отобрал у него все его доходы и бенефиции. Тогда граф призывает к себе своих слуг, вплоть до последнего поваренка, и в проникновенной речи делится с ними постигшим его несчастьем, высказывая заботу о благополучии всей своей челяди. Пусть те, кто располагает средствами к жизни, остаются при нем, ожидая возврата расположения; те же, кто беден, отныне свободны: пусть уходят, но узнав, что фортуна сменила гнев на милость, пусть возвращаются, места их будут не заняты.⁰

Приведенные случаи дают ответ на вопрос, почему рыцарский идеал отвечал интересом не только аристократии, но и пользовался не меньшей популярностью у неблагородных сословий. Как прекрасный жизненный идеал, рыцарская идея выступает как нечто особенное. Но рыцарская идея стремится быть и эстетическим идеалом: средневековое мышление способно отвести почетное место только такому жизненному идеалу, который наделен благочестием и добродетелью.

Бургундским герцогам удалось добиться определенных результатов, государь выступает как главная ниточка, связывающая различные земли Бургундского государства. Именно герцог выступает централизующим элементом, и поэтому не было преувеличением сообщение Шатлена, что в Брюгге, где скончался Филипп Добрый, горестно было слышать, как весь народ стенал и плакал.⁰

Одним из положений рыцарской этики является куртуазность. И, естественно, что бургундские герцоги, как самые блестящие представители рыцарства, должны были и на этом поприще выглядеть идеально.

Одним из непременных условий куртуазности является проявление уважения к старшим, в том числе по рангу и знатности. Бургундские герцоги в желании следовать идеалу зачастую впадали в крайность. Куртуазный Шатлен заявляет: «Кто унижается перед старшим, тот возвышает и умножает собственную честь, и посему добрые его достоинства преизобильно сияют на его лике».⁰

Соревнование в учтивости было до чрезвычайной степени развито в придворном обиходе. Каждый счел бы для себя невыносимым позором не предоставить старшему по рангу место, которое ему подобало. Бургундские герцоги скурпулезно отдают первенство, естественно только в этикете, своим королевским родственникам во Франции. Иоанн Бесстрашный постоянно подчеркивал почести, которые он оказывает своей невестке Мишели Французской; несмотря на то, что ее положение не давало для этого достаточных оснований, он называет ее Мадам,⁰ неизменно преклоняет перед ней колени, склоняется до земли и старается во всем ей услужить, пусть даже она и пробует от этого отказаться.⁰

Когда Филипп Добрый узнает, что дофин бежит в Брабант из-за ссоры с отцом, он прерывает осаду Девентера⁰ и спешит в Брюссель, чтобы лично приветствовать своего высокого гостя. По мере того, как близится эта встреча, между ними начинается подлинное состязание в том, кто первым из них окажет почести другому. Филипп Добрый в страхе из-за того, что дофин скачет ему навстречу: он мчится во весь опор и шлет одного гонца за другим, умоляя его подождать, оставаясь там, где он находится. Если же принц поскачет ему навстречу, то он клянется тотчас же возвратиться обратно и отправиться так далеко, что дофин нигде не сможет его отыскать, - так как такой поступок будет для герцога стыдом и позором, которым он навечно покроет себя перед всем светом.

Со смиренным отвержением придворного этикета герцог верхом въезжает в Брюссель, быстро спешивается и спешит внутрь. И тут он видит дофина, который, сопровождаемый герцогиней, покинул отведенные ему покои и приближается к нему, распростев объятья. Тотчас же старый герцог обнажил голову, пал на колени, и так поспешил далее. Герцогиня же удерживает дофина, чтобы он не сделал ни шагу навстречу. Безрезультатно пытается дофин справится с герцогом, прилагая напрасные усилия, чтобы заставить его подняться с колен. Оба рыдают от волнения, пишет Шатлен, а с ним все, кто при этом присутствует.⁰

Непроизвольные знаки душевной симпатии на самом деле тщательно формализированы. Граф Шароле, будущий Карл Смелый, упорно отказывается воспользоваться для умывания одной и той же чашей, что и Маргарита Английская.⁰ Именитые особы целый день только и говорят об этом; эпизод доводят до герцога, который предоставляет двум советникам обсудить все «за» и «против».⁰ Феодальное чувство чести все еще настолько

живо, что подобные вещи почитались действительно важными, прекрасными и возвышенными.

Даже при совершении казни строго принимается во внимание честь, которую следует воздавать рангу и званию: эшафот, воздвигнутый для коннетабля Сен-Поля, украшен богатым ковром, на котором вытканы лилии; подушечка, которую ему подкладывают под колени, и повязка, которой ему завязывают глаза, из алого бархата, а палач еще ни разу не казнил осужденного – впрочем, это уже сомнительная привилегия.⁰

Знаки высокого достоинства осужденных сопровождали их во время скорбного шествия. Отправляемый на казнь, Жан Монегю, королевский мажордом, предмет ненависти Иоанна Бесстрашного, восседает высоко в повозке, которая сопровождается двумя трубачами. Он облачен в пышное платье, соответствующее его положению: капюшон, упланд, наполовину белые, наполовину красные панталоны и башмаки с золотыми шпорами – на этих шпорах его обезглавленное тело и остается висеть на виселице.⁰

Вряд ли можно объяснить такое поведение только лицемерием. Здесь можно увидеть и уважение к противнику, смешанное с ненавистью, и признание его благородства и многое другое. Возможно, и не стоит настаивать на утверждении, что нравственные основания еще ощущались в XV в., но что бесспорно, так это ощущение эстетической ценности, которая занимает промежуточное положение между искренними эмоциями – и сухими формулами этикета.

Весь этот феномен в целом Й. Хейзинга со свойственной ему художественностью называет «желанием прекрасной жизни» ⁰. Несомненно, что подобное всеохватывающее приукрашивание жизни, прежде всего, получает распространение при дворе, где для этого можно было найти и место, и время. Но не стоит думать, что неблагородные слои общества не испытывают тяги к прекрасным идеалам жизни.

Говоря об особенностях бургундского двора, невозможно не сказать и о моде. С 1431 по 1477 гг. Бургундия становится образцом и законодательницей придворной моды в Европе.⁰ И вновь широкая натура герцогов проявляет свою силу: костюмы пышные и отличаются вызывающей роскошью и блеском – под стать своим владельцам. Герцог Карл Смелый тратил на гардероб 800 тысяч ливров,⁰ цена небольшой армии.

На портрете Филиппа Доброго дан великолепный образец моды того времени. Герцог облачен в черный бархатный камзол с обильной золотой вышивкой. На шее массивная золотая цепь со звеньями в виде латинской буквы S – символом ордена Золотого Руна. Пальцы рук украшают многочисленные перстни с крупными драгоценными камнями. На герцоге горностаевая накидка, как символ фландрского графа. Мягкий берет из черного бархата подбит соболиным мехом.⁰ В целом костюм герцога производит впечатление своей пышной и несколько мрачной роскошью. В сочетании с пронзительным взглядом герцог должен был производить сильное впечатление на современников. Портрет дает представление о могущественном монархе, полным достоинства и силы.

Другие государи старались подражать Бургундским герцогам. В частности Людовик, герцог Орлеанский, потратил 20000 ливров на жемчуг, чтобы вышить на камзоле слова непристойной песенки.⁰ Необходимо обратить внимание на причины, позволяющие занять моде гораздо большее и почетное место, чем обычно считается. Эмоции, страсти и переживания необходимо было заключить в жесткие рамки общественных форм: таким образом, общественная жизнь обретала порядок. Способы выражения непосредственных душевных движений еще отсутствуют, лишь в эстетическом воплощении может быть достигнута та высокая степень выразительности чувств, которой требует эта эпоха. И тут на помощь приходит мода.

Воздействие черных одежд, которые в случае смерти государя надевали не только придворные, но и советники магистрата, члены ремесленных гильдии и прочие простолюдины, должно было быть еще более сильным по контрасту с повседневной, красочной пестротой средневековой городской жизни. В трауре выражение участия облекалось во впечатляющие формы с удивительным разнообразием. Здесь таились безграничные возможности пышно преувеличить размеры несчастья – в противоположность преувеличенному линованию на неизмеренных придворных празднествах. Воздержимся от детального описания мрачной пышности черных траурных одеяний, броского великолепия погребальных обрядов, которые сопровождали кончину венценосной особы. Мода могла выражать не только эстетические представления. Пышный траур по убитому Иоанну Бесстрашному был задуман с явным расчетом на сильный эффект, в том числе и политического характера. Военный эскорт, в котором выступает Филипп Добрый, чтобы встретить королей Франции и Англии, щеголяет двумя тысячами черных флажков, черными штандартами и знаменами в семь локтей длиной, отороченные черной меховой бахромой; и повсюду вышиты или нанесены краской золотые гербы. Золото на черном должны были символизировать величие дома даже в тяжелые времена. Трон и дорожная карета герцога по этому случаю так же выкрашены в черное.⁰