22636-1 (Нападение фашистской Германии на Польшу и развязывание второй мировой войны), страница 2

28 августа английский посол в Варшаве Кеннард передал Беку ноту английского правительства, в которой последнее настойчиво требовало, чтобы польское правительство ускорило начало непосредственных пере­говоров с Германией. Английское правительство еще раз обещало предоставить Польше “международные гарантии”. В тот же день, 28 августа, Бек направил польским послам в Париже и Лондоне телеграммы, в которых сообщал о согласии польского правительства вести непосредственные переговоры с Германией.

Все эти дипломатические маневры правительств Англии и Франции Гитлер рассматривал как очередной шантаж с их стороны. Как пишет западногерманский историк М. Фрейнд, Гитлер исходил из того, “что Англия и Франция не вмешаются, а ограничатся мор­ской блокадой или экономическими санкциями против Германии”.

Вечером 29 августа Гитлер вручил Гендерсону ответ на английские предложения. Германия в ультиматив­ной форме требовала немедленной передачи ей Гданьска и коридора, Верхней Силезии и присылки в Бер­лин специального польского уполномоченного, облечен­ного чрезвычайными правами. Срок прибытия уполномоченного был назначен на 30 августа. “Остаток Польши,— нагло говорилось в ноте,— едва ли можно будет рассматривать как самостоятельное государство”. Даже такой прожженный мюнхенец, как Гендерсон, охарактеризовал эти германские требования как ультиматум Польше.

Этот ультиматум, требовавший полной капитуля­ции Польши перед фашистской Германией, был вручен Гендерсону 29 августа в 19 час. 15 мин. Английский посол должен был направить его вначале в Лондон, затем с английскими комментариями и советами пере­дать в Варшаву. Польское правительство должно было предоставить своему послу в Берлине чрезвычайные полномочия на ведение переговоров, решавших судьбу Польши, или прислать в Берлин специального уполномоченного. На все эти процедуры правительство фашистской Германии давало 24 часа. Совершенно ясно, что гитлеровцы не хотели получить удовлетво­рительный ответ и предприняли этот шаг, чтобы иметь предлог для развязывания войны против Польши. Пра­вящие круги Англии знали это и, тем не менее, все еще не хотели упустить ни одного шанса для сговора с гит­леровской кликой за счет Польши.

Галифакс, получив этот документ 30 августа, на­правил английскому послу в Варшаву Кеннарду теле­грамму, в которой поручал ему предупредить польское правительство, чтобы оно не отвечало на провокации гитлеровцев на польско-германской границе. В тот же день сразу же после получения в Париже сообщения о германских предложениях Боннэ потребовал от поль­ского посла, чтобы Польша согласилась принять гер­манские предложения.

В ночь с 30 па 31 августа Гендерсон снова посетил Риббентропа для того, чтобы передать ему ответ анг­лийского правительства. Он говорил о согласии англий­ского правительства на ведение германо-польских пере­говоров в ускоренном порядке и о том, что в случае начала таких переговоров правительство Англии “готово оказать воздействие на Варшаву”. Риббентроп отве­тил, что минула уже полночь, а польский уполномо­ченный, который должен был прибыть в течение 24 часов, все еще не прибыл. В связи с этим, заметил гитлеровский министр, английские предложения утратили актуальность. Риббентроп держал себя нагло и отка­зался принять британскую ноту. Затем он скорого­воркой прочел германский ультиматум Польше, со­стоявший из 16 пунктов:

1. “Вольный город Данциг” немедленно возвра­щается Германии.

2. Вопрос о принадлежности польского коридора решается плебисцитом.

Остальные пункты ультиматума касались порядка проведения плебисцита, будущего статута портов Гдыня и Гданьска, а также положения национальных мень­шинств.

Риббентроп отказался дать прочесть Гендерсону, плохо понимавшему по-немецки, этот документ. Он также отказался передать копию ультиматума поль­скому послу. Нет никаких оснований считать, что гит­леровцы всерьез собирались обсуждать с Польшей эти требования. Они были нужны правительству Германии в качестве пропагандистского трюка. Гендерсон сразу же после переговоров с Риббентропом сообщил о не­мецких требованиях к Польше Липскому, признав их приемлемыми, и предложил организовать встречу Рыдз-Смиглы с Герингом. В связи с отсутствием теле­графно-телефонной связи с Варшавой Липский напра­вил советника посольства Любомнрского в Варшаву с сообщением о предложениях, содержавшихся в гер­манском ультиматуме.

Гендерсон ночью сообщил в Лондон свои первые впечатления о германском ультиматуме. Утром 31 ав­густа английский и французский послы в Варшаве, передав польскому правительству германский ульти­матум, потребовали от него положительного ответа. 31 августа в 12 часов правительство Польши сообщило в Лондон о своем согласии на непосредственные пере­говоры с Германией. Бек поручал Липскому немед­ленно связаться с Вейцзекером или Риббентропом и сообщить им об этом. Официальный ответ польское правительство обещало прислать в Берлин в ближайшие часы. Выехать в Берлин Бек категорически отказы­вался. В конце августа 1939 г. он неоднократно заяв­лял, что не желает разделить судьбу Шушнига и Гахи. Только в 18 час. 30 мин. после настойчивых просьб Липский был принят Риббентропом. Беседа продол­жалась несколько минут. Посол передал инструкцию своего правительства. Риббентроп спросил Липского, получил ли он чрезвычайные полномочия своего пра­вительства для ведения переговоров с Германией на предложенных условиях. Лппскпй ответил, что он прибыл как посол, что польское правительство согласно на переговоры с Германией на условиях, переданных ему Англией, и что полномочия на ведение переговоров им скоро будут получены. Риббентроп, грубо оборвав посла, заявил, что он может вести переговоры только с чрезвычайным уполномоченным, а срок прибытия такого уполномоченного из Варшавы истек. На этом он прервал беседу.

31 августа в 21 час по германскому радио было передано официальное коммюнике о последних англо­-германских переговорах. Здесь же приводился текст германского ультиматума Польше (16 пунктов), о ко­торых Риббентроп говорил Гендерсону в ночь с 30 на 31 августа. В этом провокационном сообщении говорилось, что германское правительство в течение двух дней напрасно ждало прибытия польского представи­теля, облеченного чрезвычайными полномочиями; вместо присылки такого представителя Польша ответила моби­лизацией. Гитлеровцы, прикрывая свою агрессию, жа­ловались на провокации и неуступчивость Польши.

В этот момент, когда правительство фашистской Германии лицемерно заявляло о своем стремлении мирно уладить конфликт с Польшей, германские войска уже имели приказ о наступлении. Приказ об отмене на­ступления, отданный Гитлером 25 августа, но успел своевременно дойти до ряда германских частей, и ночь с 25 на 26 августа ознаменовалась крупными конфликтами на германо-польской границе. В районе Каттовиц германские войска захватили железнодорожную станцию и ряд польских населенных пунктов.

Британский посол в Варшаве 26 августа сообщал в Лондон: “Целая серия инцидентов имела место на германской границе. Польский патруль встретил группу немцев в километре от Восточной Пруссии, близ Пелты. Немцы открыли огонь, поляки начали ответный огонь. В результате был убит руководитель, труп которого был возвращен. Немецкие банды пересекли также силезскую границу около Сжигло, дважды у Рыдника и дважды в других местах. Они открывали стрельбу и нападали на таможенные и пограничные посты с пу­леметами и ручными гранатами”.

26 августа главный штаб верховного командования и министерство иностранных дел Германии дали ука­зание об аресте большой группы сотрудников польских консульств в Германии по обвинению в шпионской деятельности. В одном из городов Восточной Пруссии гитлеровцы захватили здание польского консульства. В Гданьске для польских жителей и чиновников были созданы невыносимые условия. Поляки не могли пользоваться Гданьским портом. Гданьскпе власти рекви­зировали склады с товарами польских фирм. Польских железнодорожников арестовывали и избивали. Воору­женные банды СС захватывали здания железнодорож­ных станций. Польским таможенным инспекторам было запрещено выполнять свои обязанности. Была запре­щена также продажа польских газет. Из фашистских отрядов в Гданьске были созданы регулярные части германской армии. Германский линкор “Шлезвиг-Голь-штейн” приблизился к польской укрепленной базе — полуострову Вестерплятте.

Даже польская официальная пресса перестала именовать эти конфликты обычными инцидентами: “ Совер­шенно очевидно, что это заранее подготовленная агрес­сия, совершаемая полувоенными регулярными отря­дами, вооруженными по армейскому образцу... В одном случае действовала регулярная армейская часть”.

Гитлеровская пропаганда получила указание до крайности обострять германо-польские отношения. 27 августа 1939 г. на очередной пресс-конференции в министерстве пропаганды представителям фашистской прессы был сделан упрек за то, что в газетах помещается мало сообщений о военных приготовлениях Польши, о паническом настроении в стране, о внутренних беспорядках, об экономическом хаосе и т. д.

После этой пресс-конференции все немецкие газеты были заполнены аптипольскпмп статьями. Газета “Франкфуртер цайтунг” в статье “Военные приготовле­ния” писала: “Сообщения из пограничных областей и показания польских дезертиров свидетельствуют о том, что Польша готовит нападение на Германию”.

29 августа в газетах “Фелькпшер беобахтер” и “Дейче альгемайне цайтунг” появились статьи о “польском терроре” против немецкого национального меньшинства. Под кричащими заголовками газеты писали о том, что польское правительство больше не в состоянии контро­лировать положение в собственной стране.

Военные приготовления в самой Германии уже нельзя было скрыть. 26 августа были отменены “танненбергские празднества”. 27 августа был отменен съезд фашистской партии в Нюрнберге, назначенный на первые числа сентября 1939 г. С 27 августа военным и военно-морским атташе других держав запрещалось покидать Берлин без специального разрешения. Были закрыты германские аэропорты и запрещены полеты самолетов других стран над территорией Германии.

Как уже отмечалось, к 25 августа было завершено стратегическое сосредоточение и развертывание гер­манских вооруженных сил на польско-германской гра­нице, начатое еще в июне под видом проведения маневров. Гитлеровское командование намеревалось разбить польскую армию путем “молниеносной войны”, в ходе одной кампании, посредством массированного примене­ния мотомеханизированных войск и авиации. Наступле­ние предполагалось начать с севера (Восточная Прус­сия) и юга (Силезия, Словакия) с тем, чтобы исполь­зовать благоприятное начертание польских границ, расчленить, окружить и уничтожить польские войска, расположенные на западе, а затем запять столицу Польши Варшаву и остальную территорию.

Для нападения на Польшу Германия сосредоточила кроме войск ландвера, пограничных частей и словац­кого корпуса 57 дивизий и 2 бригады (в том числе 6 танковых и 8 моторизованных дивизий), насчитываю­щих более 1,5 млн. человек, более 2500 танков и до 2000 боевых самолетов.

Сведения об усиленной подготовке Германии к войне, о мобилизации германских войск были хорошо известны правительствам Польши, Англии, Франции и США.

Но польское правительство, подбадриваемое своими западными союзниками, продолжало благодушество­вать и убеждать народ в отсутствии серьезной угрозы безопасности Польши. Еще 27 августа 1939 г. Бок го­ворил, что “до настоящего времени Гитлер не принял еще решения начать войну... ни в коем случае в бли­жайшее время не произойдет ничего решающего”. Командование польских вооруженных сил продолжало считать, что Германия не нападет на Польшу, а если и может произойти какой-либо конфликт, то только между Гданьском и Польшей. В связи с этим крупная группировка польских войск в последние дни перед войной была введена в гданьский коридор. Только тогда, когда отмобилизованная немецко-фашистская армия стояла уже на польских границах, когда Гданьск фактически был аннексирован гитле­ровской Германией, за двое суток до начала войны польское правительство решило объявить всеобщую мобилизацию. Первым днем мобилизации назначалось 29 августа, 16.00 часов. В этот день заместитель ми­нистра иностранных дел Польши граф Шембек пригласил к себе английского и французского послов и заявил им, что президент дал указание о всеобщей мобилиза­ции. Шембек добавил, что правительство не намерено вводить военного положения.

Здесь с особой яркостью выявилась жалкая роль польского правительства как послушной игрушки импе­риалистических держав. В ответ на заявление графа Шембека английский и французский послы, ссылаясь на ведущиеся англо-германские переговоры, потребо­вали задержать опубликование декрета о мобилизации. Затем послы явились с аналогичным заявлением к Беку. В их присутствии польский министр иностранных дел позвонил начальнику генерального штаба генералу Стахевичу и передал ему требование союзных прави­тельств и свои соображения о необходимости задержать мобилизацию. Генерал Стахевич, а вслед за ним и мар­шал Рыдз-Смиглы приняли требования представителей правительств Англии и Франции. Рыдз-Смиглы отдал приказ отложить начало мобилизации до 11 часов 31 августа. В то время когда происходила беседа Шембека с послами, в Варшаве уже приступили к расклейке манифеста о мобилизации, но затем стали срывать его.

Опоздание со всеобщей мобилизацией имело тяже­лые последствия для Польши. Она и без того непро­стительно запаздывала с мобилизацией. Сейчас же в связи с “советом” своих союзников это опоздание становилось роковым. В итоге германская агрессия застигла Польшу врасплох. Польским резервистам пришлось собираться на призывные пункты уже под ударами немоцко-фашистской авиации. В связи с опозданием мобилизации значительная часть польских воору­женных сил вовсе не смогла принять участия в боях против немецко-фашистских войск.

Для того чтобы создать пропагандистский повод для нападения на Польшу, гитлеровцы осуществили еще одну кровавую провокацию, условно названную ими “Операция Гиммлер”. На совещании в ставке 22 августа 1939 г. Гитлер говорил своим генералам: “Я дам пропагандистский повод для начала войны. Неважно, будет ли он правдоподобным или нет. Побе­дителя потом не будут спрашивать, говорил ли он правду”. Еще в середине августа 1939 г. по личному приказу Гитлера начальник германской контрразведки адмирал Канарис изъял из концентрационных лагерей группу заключенных, знавших польский язык. В ночь с 31 августа на 1 сентября группа эсэсовцев, среди которых находились эти политзаключенные, одетые в польскую военную форму и снабженные польскими воинскими документами и оружием, инсценировала “нападение” на радиостанцию в Глейвице (Верхняя Силезия). В помещении радиостанции перед включен­ным микрофоном было произведено несколько револьверных выстрелов и сделаны выкрики на польском языке. Затем эсэсовцы убили политзаключенных (позже гитлеровцы расстреляли эсэсовцев, прини­мавших участие в этой провокации).

1 сентября во всех германских газетах было опуб­ликовано сенсационное сообщение германского инфор­мационного бюро. “Сегодня, говорилось в нем,— около 8 часов вечера поляки напали и захватили радио­станцию в Глейвице...”. В дополнительном сообщении говорилось, что “пограничные войска вступили в бои с польскими захватчиками.

Это и был тот пропагандистский повод для начала войны, который искал Гитлер и о котором он говорил своим генералам на совещании в ставке 22 августа 1939 г. Однако, не желая давать правительствам Англии и Франции повода для объявления войны Германии, министерство пропаганды еще 31 августа дало указание германской прессе, что 1 сентября 1939 г. в газетах не должно быть опубликовано ни одной заметки, в ко­торой содержалось бы слово война. Гитлеровская про­паганда изображала военные действия против Польши в качестве “ответной” меры германского правитель­ства на польские провокации.

В действительности нападение фашистской Герма­нии на Польшу было произведено согласно тщательно разработанному плану. 31 августа, в то время когда правительство Германии давало заверения о стремле­нии мирно разрешить конфликт с Польшей, войска имели уже приказ о начале наступления. В этот день начальник генерального штаба немецкой армии гене­рал Гальдер записал в своем дневнике: “31.VIII.39. 6-й день мобилизации. 6.30 — Хаузер привез весть о том, что из рейхсканцелярии дан приказ выступить 1.IX...

11.30 — выступления западных держав, по-види­мому, избежать нельзя, несмотря на это, фюрер принял решение наступать...