15272-1 (Социальное изменение в современной эре), страница 2

Вот некоторые вопросы о будущем, которые нужно задать. Насколько хорошо приспособятся Западные общества, в частности Штаты, к относительному ухудшению своего положения? Появятся ли серьезные внутренние кризисы в центре в связи с тем, что старый центр не сможет больше доминировать над старой периферией. Смогут ли богатые существующие экономики сохранить свое благосостояние? Приведут ли напряжения меняющегося мирового баланса сил к социальным и политическим кризисам? Какие типы обществ, которые раньше не были включены в центр, лучше всех приспособятся к глобально измененной обстановке в конце 20 века? Может ли коммунизм быть решением проблем изменения? А капитализм? Возможен ли какой-то третий вариант, если не коммунизм и не капитализм?

Я думаю, с помощью исторического и сравнительного изучения основных институтов и аспектов общества, можно дать приблизительные ответы на эти вопросы. Хотя невозможно и несколько бессмысленно обсуждать каждый из основных типов социального изменения, мне кажется, что заострив внимание на самых важных, можно понять смысл направления будущего изменения и создать собственный вариант того, как будет выглядеть мир в 1-ой половине 20 века.

Эры истории.

Не существует единой теоретической модели, способной включить все формы обществ, также как и нет модели, которая рассматривает все типы социального изменения, которое может произойти. Сказать, что необходимо рассматривать структуры класса, общие и локальные типы взаимодействия, географию, нау ку и технологию, закон - значит предложить ряд важных аспектов структуры, но не значит, что это поможет обнаружить схемы, которые управляют изменением.

Ключ к разумному теоретическому подходу к изучению науки социального изменения - это признание того, что существуют длинные эры в истории, когда главные силы, по сути не меня лись. Можно сконструировать модель, которая принимает во внимание эти силы во время таких эр, потому что такие циклы сменяются постоянно. Эти циклы можно сравнить один с другим, и тогда можно обнаружить некоторые общие причины изменения. Но повторяющиеся циклы ограничены определенными эрами. Внутри любой эры, циклические изменения не одинаковы, и через какое-то время эти временные изменения, собравшись вместе, разрушают модель.

Глава 2 этой книги - рассказывает о социальном изменении в уже прошедшей эре, эре развитых прединдустриальных обществ. Благодаря своей сильно развитой технологии (для того времени) великие цивилизации Европы, Ближнего Востока и Азии могли позволить себе быть сильными государствами, иметь большое население и высоко развитые, сложные культуры. Но из-за того, что население тогда росло гораздо быстрее, чем развивалась технология, общества стали испытывать периодические кризисы перенаселения, голода, болезней и социального хаоса. Не могли они также избежать судьбы, навязанной им географическими ограничеиями.

Близость к кочевникам, зависимость от недолговечных иригационных систем, эндемические заболевания и увеличение населения еще больше учащают катастрофы. Западная Европа, однако, могла преодолеть эти ограничения благодаря нескольким случайным географиическим обстоятельствам. Она была относительно неподвержена нашествиям кочевников после 10 века, не зависела от ирригации и гораздо менее подвержена тропическим эндемическим паразитам, чем остальные главные центры цивилизации. Но это еще не все. Ее уникальная структура класса позволяла независимым городам завоевывать большую независимость, чем города остальной части мира, и это породило систематический рациональный подход к закону, науке и религии. Это также породило тип управления более подходящий к росту торговли и технологии, чем в классических империях Востока. Т. е. Западная Европа выскочила из эры развитых аграрных обществ в новую стадию истории.

Большая часть этой книги - часть, следующая за описанием перехода в новую эру, глава 3 - расскажет о современной эре, эре индустриальных обществ. Эта эра совершенно отличается от предыдущей, потому что технология и наука развиваются гораздо быстрее, чем растет население. В современной эре впервые в истории человечества стал возможен постоянный рост среднего уровня благосостояния населения. Общества стали менее ограни чены географическими обстоятельствами, чем в предыдущие эры. Старые циклы перенаселения и бедствий закончились. Но новые циклы заняли их место и показывают, как они влияют на социаль ное изменение.

Главный элемент в циклах, который доминирует в современной эре, как и можно было ожидать, - это технологическое изменение. Каждый индустриальный цикл свидетельствовал о ранней стадии применения новых технологий к производству, получения больших прибылей и образования новых фирм; но затем рынки пресытились и излишек инвестиций в сейчас развивающихся секторах экономики привели к большим бедствиям, и начался кризис. Каждый раз, однако, безработица, политические бедствия и социальный раскол в индустриальном периоде были только прелюдиями к формированию новых процессов, гораздо более развитых технологий, и началу нового цикла динамической экспансии.

Не только экономика, но и политика в разных странах индустриальной эры совершенно другие, чем в предшествующей, аграрной эре. В то время, как в предшествующей эре политика стран состоит в основном из различных элит, соревнующихся между собой за контроль за главными ресурсами, крестьянами, в современной эре все население стало более активно участвовать в политическом соревновании.

Современные государства, не зависимо от того, демократические они или нет, требуют гораздо большей преданности от своих граждан, чем в аграрных государствах. Они также гораздо больше заинтересованы в общем благосостоянии своих граждан, поддержании не только политической законности, но и экономи ческого производства, которое является основой политической силы.

В то время, как конкуренция между государствами напоминает повторение прошлых бесконечных войн, в современной эре международный конфликт, в действительности, более тесно связан с экономическим и социальным изменением прошлого. Экономика современной эры все больше и больше становится глобальной, и отклонения на разных промышленных стадиях и провоцировали и сами были усилены своими международной сетью.

Промышленные циклы.

Первый промышленный цикл - время текстильной промышленной революции - длился с 1980-х до 1820-х. То, что следующему циклу потребовалось более 10 лет, чтобы развить и восстановить индустриальную экономику, в основном связано с нестабильной политической атмосферой Европы в 1830 гг., и особенно в 1940 гг. Этот следующий цикл - цикл железа и железных дорог, длился до 1870-х гг. Переход к следующему циклу - циклу стали и химической промышленности, был достаточно болезнен, поэтому спровоцировал усиленную империалистическую конкуренцию среди развитых западных сил. Это привело к международному напряжению, а затем к Первой мировой войне. Эта война, в свою очередь, очень осложнила переход к четвертому индустриальному циклу - циклу автомобилей и росту потребления масс. Несмотря на относительно гладкий переход в 1920-1930-х гг., в 1930 наступила Великая Депрессия и произошла Вторая мировая война. Четвертый цикл, только после 1950-х гг. стал приносить пользу большинству людей промышленных стран. Великие трагедии 20 века могут быть объяснены только неудачливым стечением обычных циклических изменений вкупе с международными конфликтами, которые из-за этого произошли. Вопрос состоит в том, произведет ли существенное циклическое изменение, начавшееся в конце 70-х гг. серию новых трагических событий?

Экспансия Запада в современной эре была результатом его технологического и научного преобладания. Но в 20 веке одной из главных тем всеобщего социального изменения было восстание периферии против Западного центра. Некоторые аналитики, в том числе Immanuel Wallerstein, увидели в этом движении начала трансформации от существующей эры к следующей эре - эре мировой социальной системы. Примерно 140 лет назад Карл Маркс заметил, что классовые конфликты любой отдельной эры предвещали природу следующей эры. Появление городов и буржуазии как независимой силы средних веков послужило установлением для капиталистической или современной эры. Маркс понял, что увеличение пролетариата и организованного рабочего класса в современной эре, должно произвести следующую, социалистическую эру. Wallerstein поднял это предсказание на международный уровень, пытаясь показать, что современная эра основана на растущей эксплуатации периферии, и что революционные силы в периферии могут изменить систему.

Существует небольшое сомнение в том, что в будущем у растущей силы новой полупериферии появится достаточный потенциал, чтобы нарушить равновесие существующей мировой системы. С другой стороны, существуют и небольшое доказательство того, что современная эра идет по своему курсу. В то время, как мир вступает в пятый промышленный цикл, повторяются такие же модели загнивания сектора в старых лидирующих отраслях, подъем новых фирм, новые технологически развивающиеся регионы, международные напряжения и давления на правительство, чтобы сгладить переход. Модель, которая используется, чтобы описать эти изменения, кажется действенной сейчас как и всегда. Это означает, что основные причины политической нестабильности остаются, как это было продолжительный период времени, в развитой части мира, а не в периферии.

Может показаться, что подъем больших коммунистической, или лучше, ленинистских стран изменил модель современной эры так сильно, что старая модель больше неприменима. Но дело не в этом. Развитие технологии происходит не из ленинистских обществ, самые сильные из которых в некоторых направлениях более напоминают классические аграрные империи, чем современные общества. Только когда ленинистские общества смогут избавиться от сталинистского режима, который до сих пор существует в Советском Союзе, однако, возможно, в измененном виде, у них появится возможнсть присоединиться к центру современной мировой системы.

При этом не предполагается, что с момента становления современной индустриальной эры не произошло существенных изменений. Напротив, одновременно с изменениями в технологии и науке, которые оказались колоссальными, происходила идеологическая трансформация, предвещавшая совершенно иное будущее.

Основные идеологические течения.

В 19 веке основные идеологические столкновения происходили между буржуазным либерализмом и пережитками более старых, доиндустриальных точек зрения. Но к концу века и, конечно, к началу 20 века ситуация изменилась. Три идеологических течения соревновались между собой: либерализм (ныне - более консервативная и устоявшаяся сила), социализм и корпоратизм. Все три действовали в рамках растущего национализма. К концу 20 века социализм начинает казаться истощившим свои силы, а корпоратизм, под тем или иным видом, вероятно, должен преобладать в следующем веке. В условиях продолжающихся волн индустриального подъема и спада, а также постоянно растущего давления на правительство по смягчению болезней, вызванных этими циклами, корпоративная солидарность все в большей степени будет проявляться как адекватное, удовлетворительное решение. Если это произойдет, будет создана целая система новых политических ограничений, чтобы блокировать дальнейший прогресс и изменения. В некоторой степени это уже произошло в Советском Союзе и в некоторых других ленинистских обществах, это объясняет то, что они придерживаются непривычных, старомодных, доиндустриальных взглядов.

Но невозможно предсказать будущее. В Японии эволюция мягкого корпоратизма, очевидно, помогла обществу в целом осуществить резкий рывок вперед. В большой мере это проистекло из того, что цель всей политической и социальной системы состояла в превращении Японии в высококонкурентную страну на мировом рынке. Могла ли такая форма корпоратизма существовать в стране со своими собственными совершенно независимыми внешней политикой и участием в международной силовой игре? Или это вполне вероятно, как в случае с Японием, когда страна была вынуждена от казаться от главенствующей роли в международной политике под нажимом такой силы, как США? Может ли столь необычное стечение обстоятельств продолжаться долго или лишь иногда повторяться?

Ключевой вопрос будущего заключается в том, может или нет продолжаться технологический и научный прогресс при долгосрочном укреплении государства и национализма. Первоначально поощряемый свободомыслящими, рациональными интеллектуалами и бизнесменами в городах такой прогресс все в большей степени становился предметом государственного финансового вмешательства и манипуляций. Вернутся ли современные государства к старому закону, в соответствии с которым, чем сильнее государство, тем менее вероятно, что оно будет способствовать инновациям? Вот что действительно важно в связи с возможным появлением корпоративного решения социальных и экономических проблем. Возможно, что в довольно далеком будущем такой выход ознаменует конец нынешней эры и приведет к более стагнированной новой эре. Но это еще так нескоро, что невозможно сказать, на что такая новая эра окажется похожа.

Прогнозирование становиться все более невозможным из-за того, что рост технологических знаний делает возможными беспрецендентные по масштабам глобальные катастрофы. Ядерная война или огромные изменения окружающей среды всегда возможны из-за экологического изменения определенного типа, и большинство людей считает, что они гораздо важнее, чем абстрактные записи о будущем изменении, в этой книге подчеркнутые. Однако, даже без таких катастроф остается возможность, что политические лидеры не совсем понимают главные причины социального изменения и прогресса, и поэтому они принимают во внимание узкие и недальновидные картины как экономического изменения, так и международной конкуренции. Поэтому, если бы было большее понимание социального изменения, было бы меньше катастрофических ситуаций опреленного вида.