5231-1 (Международное право, западная этнология и российская реальность), страница 2

В римском праве есть такая формула: Qui prodest? — «Кому выгодно? », основание для расследования: кто заинтересован в данном действии?

Некая часть представителей малочисленных народов — те, кто сидит в уютных офисах, уже пользуется массой профессиональных привилегий и более всех воюет за ратификацию Конвенции — обещает какие-то преимущества своим соотечественникам в северных регионах, и знает, что она сама с гарантией получит от ее ратификации гораздо больше. Еще бы, понадобятся грамотные люди с опытом управленческой работы, а где они? — из старой номенклатуры, других нет. Почему? Да потому, что при подготовке специалистов с высшим образованием старые кадры из коренных жителей боялись конкуренции поколений — как бы молодые не стали умнее их, а то раньше времени на пенсию отправят.

«Верхушка», выступающая за немедленную ратификацию Конвенции от имени всех северян, на самом деле говорит от своего собственного имени. Оленеводам все равно, на чьей земле пасти оленей, и чьих оленей: совхозных или союзных — союза оленеводов мира, создаваемого с видимым усердием. А для тех, кто задействован в политизированных организациях, создается неплохой выбор — поселковая школа или столичный НИИ, сельская администрация или московская квартира с непыльной должностью, черная работа зоотехника в хозяйстве или руководство малым предприятием — закрытым АО, и так далее.

В СССР членов Союза писателей было столько же, сколько нивхов, композиторов — столько же, сколько орочей, космонавтов чуть меньше, чем ороков, а Героев Советского Союза немного меньше, чем чукчей и больше, чем коряков. Оленеводы — профессиональное межэтническое сообщество малочисленных народов — сейчас наверняка численно меньше ученых-кандидатов наук, летного состава авиации, или плавсостава флота. Но у профессиональных сообществ есть общие интересы. У малочисленных этносов, чья социальная структура уже давно размыта и нивелирована под стандарт, общих этнических интересов уже нет — они заменены совсем другими. У надэтнической северной бюрократии эти интересы есть, и они обозначены явственно — владеть и управлять, и желательно на основе международного правового документа.

Вспомним историю: когда в 1731 году на Камчатке восстали ительмены, то их социальный лидер Федор Харчин-ительмен уже с русским именем и уже говорящий по-русски, так разговаривал с казаками: «Вы зачем пришли? Я теперь камчатский комиссар! Я сам буду ясак собирать, а вам на нашей земле делать нечего?». Видите, дело было двести с лишним лет назад, а он уже не эрым — он уже комиссар, глава администрации, и его управление состоит в том чтобы лично с соотечественников и соседей ясак «драть», как выражались позже герои романа Валентина Пикуля «Богатство». Не знаю, как в других странах, подписавших Конвенцию, но у нас — прислушайтесь: лидеры северян давно рассуждают вслух примерно так же.

С точки зрения науки…

Швейцария, где размещается штаб-квартира МОТ — это страна надежных банков и качественных часов. Гуманитарные науки, в частности, этнология, похожая на нашу этнографию, там не имеют большого распространения. Из окон высотных зданий Женевы или Лозанны не видны ни Южная Африка, ни Индонезия, ни Гренландия, ни Чукотка. Может быть, поэтому все проблемы коренных народов, столь разные в разных странах, мыслятся в Конвенции столь одинаково. Авторы и эксперты Конвенции окончили престижные европейские и американские университеты, но их знакомство с коренными народами, похоже, ограничивается книгой классика французской этнографии Клода Леви-Стросса «Печальные тропики», рассказывающей об индейцах Бразилии. Но и в этой книге речь идет о тридцатых годах…

Наши этнографы-североведы знают российские реалии лучше своих зарубежных коллег. У них на виду столичная и региональная северная элита, но многие поддерживают ее в отношении к Конвенции о коренных народах — то ли наивно верят в решение проблем, то ли предпочитают не осложнять отношений с представителями изучаемых этносов, а многие откровенно зарабатывают себе политический капитал на заигрывании с северянами. Это просто непрофессионально. Предметом внимания должны быть не те, кто на виду, а или те, кто не на виду — жители дальних сел, люди, плохо знающие русский язык, или все представители народа от пастухов и охотников до писателей и депутатов. Нельзя оценивать современное положение коренных жителей без всестороннего анализа его причин. Нельзя основываться в разработке правовых актов и рекомендаций только на основании устных запросов какой-то части населения и выступлений «лидеров»: нам надо то-то и то-то, закрепите наши требования в законе или Конвенции. То, что в политическом сознании коренных жителей произошли сдвиги, то, как национальная элита озвучивает свои требования — это тоже предмет, достойный изучения, показывающий, что сегодняшние коренные жители — уже совсем не те, какими они видят себя и какими их нам преподносят номенклатурные выдвиженцы. Еще ремарка: у ученых не должно быть и не может быть личной заинтересованности в ратификации Конвенции — она на них не распространяется. Правда, может быть, какой-нибудь местный кадр и попытается запретить кому-то писать о Севере — знаете, предпосылки уже были…

На что похожа Россия — на Китай или на Парагвай?

Что же делать нам, россиянам? Разобраться, к чему реально подошло коренное население со своей этнодемографией, состоянием традиционного хозяйства и степенью его автономности, своей социальной структурой — занятость, образование, профессиональный состав — и определением того, в чем нуждается регион и его население в целом, и в чем — коренные жители как относительно замкнутая группа. Такие вопросы эффективнее всего решаются на региональном уровне — во-первых, для того регионы и имеют федеральный суверенитет, которого они добивались в первую очередь с национальными проблемами, во-вторых, специфика региона виднее изнутри. У эвенков, живущих в двенадцати областях и краях, повсюду разные проблемы — их не уравняет никакой правовой документ.

В минувшие десятилетия в Советском Союзе, в Китае, и в Парагвае положение дел с правами и демократией было примерно одинаковым. Но Россия все же больше похожа на Китай, чем на Парагвай — ну хотя бы тем, что она очень большая, правда?

Так вот, в Китае, где, как и в России, живут нанайцы, эвенки и их родственники-солоны, буряты, другие малочисленные монголоязычные народы, их проблемы решаются на уровне провинций или автономных районов, и эти народы имеют возможность сохранять свой образ жизни, хозяйство и культуру. Цивилизованное решение проблем может быть найдено и внутри государства. В то же время шумиха вокруг международных документов может быть совсем не цивилизованной — по крайней мере, в отдельно взятых государствах.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://zaimka.ru/